13 июня (1 июня по старому стилю) 1894 года в Санкт-Петербурге родился Владимир Владимирович Чарнолуский, советский этнограф, исследователь быта и культуры коренных жителей Лапландии — лопарей или саамов.

Иван Шилов ИА REGNUM

Имя этого человека мало что говорит большинству современных людей, к наукам вообще все как-то поостыли, к гуманитарным наукам в особенности, а к этнографии и подавно. Прошлое человечества, его история, понимается грубо и бессвязно, прежде хоть даты люди помнили, кто кого победил, имена всяких полководцев запоминали, интерес тлел хотя бы на уровне таких поверхностных знаний. Что же касается жизнеописательной истории народа, а тем паче малых народов, населяющих нашу страну, то об этом в лубочном стиле поведать могут лишь краеведческие музеи, если кто забредет туда скоротать время, посмотреть на экспонаты, может быть, даже послушать некоторую версию появления этих экспонатов. Министерствам культуры и образования тоже до всего этого дела особого нет. Да и вообще все, что не приносит денег, причем, желательно, быстро и много, внимания заслуживает малого или вообще никакого. Скучно. Многие культурные и образованные чиновники и слова такого — «этнография» поди не слыхали и, скорее всего, не выговорят с первой попытки.

Саамы-скольты Кольского полуострова. Гравюра по фотографии 1871 года

Но в 1920−30-е годы этнография стала интересна советской власти, ее пытались сделать служанкой идеологии, государственной национальной политики в свете идей развития наций ради их окончательного счастливого сближения методом выравнивания их культурного и социального путей развития. Этнографию как отрасль исторических наук, требовалось озадачить проблематикой исторического материализма. Страна на тот момент была бедной, нищей даже, особенно в регионах, но этнографические экспедиции снаряжала, иногда совмещая их с геологоразведочными и прочими научными изысканиями. Нет худа без добра, и добросовестности исследователей хватало на то, чтобы исполнять свою работу качественно, понимая, что и в эпохи до победы исторического материализма без давления на науку идеологии в том или ином смысле никогда не обходилось никакое предприятие. Примером тому может служить рассказ из книги Владимира Чарнолуского «В краю летучего камня», где приводится история попытки решения проблем лопарей и окультуривания кочевников еще прежней властью:

«О народе саами ученые сказали так. Наши лопари ведут нищенский, кочевой образ жизни; они безграмотны все до одного; правительство должно помочь народу саами. И правительство решило помочь малому народу — кочевникам. Приехал какой-то столичный священнослужитель. В руках пакет. И становому приказано ехать «по лопарям». А батюшка остался ждать возвращения мужиков. И вот батюшка живет в погосте. Ждет, когда вернутся саамы из своих оленьих стад. А саамы ждут, когда у батюшки лопнет терпение и он уедет в соседние погосты и там будет говорить о вере, о спасении души. Этих разговоров саамы пуще всего избегали — боялись хуже исповеди.

Но батюшка оставался неумолимым, он упрямо сидит и ждет. Уже давно грызут его вши, он то и дело почесывается, он потерял свой важный, столичный вид, он закоптел, руки загрубели и почернели, он провонял кислой рыбой, волосы, давно не мытые, свалялись в паклю. Наконец он не вытерпел. То ли батюшка в тот день переспал, или не с той ноги встал, или зло его взяло, или вообще в его правилах было произносить устрашающие проповеди, но только ту проповедь саамские старушки-вековушки до сих пор не могут вспоминать без дрожи и выражения ужаса в глазах. Свою проповедь батюшка начал добрыми словами, он улыбался; приветливо блестели его белые зубы, когда он произносил свои малопонятные слова. Старушки сидели против проповедника, смотрели ему прямо в рот, кланялись и приговаривали: «Так, так, батюшка». Девки забились глубже в углы и скоро заснули. Что дальше, то больше батюшка расходился, а потом так раскричался, что голос его гремел уже, как гром, а зубы сверкали, как клыки у старшего черта в преисподней. Девушки проснулись. Грудные младенцы заплакали. «Дети восплакали», — хвастал он уже дома, в столице. Ничего не замечая, батюшка грозил адом кромешным, огнем и железными тисками тем, кто будет верить старым, лопарским богам. Тут-то старушки испугались. Одна за другой начали они выползать из вежи домой. А батюшка, словно в ярости, продолжал кричать, что он сам, собственными руками, разложит посреди улицы костер и живьем изжарит всех богомерзких идолопоклонников. Эти угрозы он произносил уже почти перед пустым домом, так как даже девки убежали. Утром проповедник уехал».

Саамская семья. 1900

Владимир Чарнолуский с детства был увлечен рассказами о путешествиях и путешественниках, его героями, по собственному признанию, были полярники — Руаль Амундсен, Фритьоф Нансен, Кнуд Расмуссен. Север его манил к себе, но не сразу он туда попал. Сперва ему пришлось поучаствовал в Империалистической войне добровольцем в качестве санитара, в конце ее был демобилизован и поступил согласно своей мечте в Петроградский Географический институт, по окончании которого принял участие в Лопарской экспедиции Русского географического общества и трижды участвовал в Кольской экспедиции Академии наук СССР. На упряжках, пешком, на лодках, он посетил многие погосты, выслушивая и запечатлевая пером сказания, эпосы саамов, таинственного и плохо изученного народа Севера, записывал мельчайшие приметы быта, научился понимать особенность мышления кочевников. Исследовал и описал способы ориентировки кочевников в тундре, сезонные различия экономики, быта и промысла. Принимал участие в организации оленеводческого хозяйства, стараясь понять насколько способны лопари приспосабливаться к новым, быстро меняющимся условиям.

Подобная работа требовала не только самоотверженности, но и чуткости к людям, доброты и участливости, ведь не только важно найти рассказчика, сказителя, но в первую очередь вызвать в нем доверие, которое непросто заслужить у людей, живущих замкнуто и не привыкших доверяться, открываться чужакам. «Разговорить» их, чтобы они доверили тебе свое сакральное, может только человек, которого признают если и не совсем своим, но по меньшей мере и не чужаком, лезущим в душу. Судя по тому объему уникального материала, который собрал Владимир Чарнолуский, это доверие ему было оказано. Вскоре экспедиции сворачивают, но он не перестает собирать материалы, публикует научные работы, посвященные жизни лопарей. Однако советскую власть все меньше интересуют фольклор и прочие «сказки», от народов требуется лояльность власти. И вот, заподозрив саамов в симпатиях к Финляндии, даже почуяв с их стороны заговор и желание создать собственное государство, власть начинает искать повсюду крайних. Начались репрессии. В 1938 году Чарнолуский был арестован и осуждён по 58-й статье, оказавшись также в числе этих крайних.

Вышка охраны лагеря. СССР

После отбывания срока работал, кем придется. И лишь выйдя на пенсию, в конце 1950 — начале 1960-х годов вновь смог вернуться к научной деятельности. В эти годы вышли несколько его научных работ, представляющих несомненный интерес, о той жизни, которую уже не вернешь. В его записках, книгах много наблюдений не только этнографического характера. Там обнаружится беспристрастный, описательный взгляд на то, как жила страна в те непростые годы, как строила свою новую жизнь, какие непростительные ошибки совершала.