Мастер Бертрам из Миндена. Христос перед Пилатом. около 1390

Сегодня, 26 апреля, вспоминаем в Великую пятницу Страсти Господни. Утро после ареста Христа началось с совещания архиереев, придумывавших, как предать Его смерти. Всю ночь Иисуса допрашивали, отыскивали лжесвидетелей «преступлений» и, наконец, «связав Его, отвели и предали Его Понтию Пилату, правителю». Иуда, до которого наконец дошло, что все идет к казни Христа, что никакого честного суда, который ему, по всей видимости, обещали, не предполагается, «раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам. И, бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился».

По поводу этого эпизода на проповедях, да и за чаркой чая в теплой трапезной принято умничать, заявлять, что раскаяние Иуды не было «подлинным», что случись нам всем оказаться на месте Иуды, то не давиться надо идти, а прямиком в монастырь — грех замаливать. Люди холодные и самодовольные так рассуждают, не способные, как правило, ни на острые переживания, ни на отчаянные поступки. Иуда, как мы знаем, последние часы, предшествующие развернувшимся событиям, пребывал в смятении разума и чувств. Причины, побудившие его совершить предательство, были, конечно, банальными и приземленными, но не настолько все же приземленные, чем у тех наших верующих, которые отыскали в религии для себя жизненную нишу, где им, по их мнению, «все понятно». Иуда был рисковый малый, «поставил на кон» свою жизнь, доверившись Христу, но, начиная понимать, что успешной политической карьерой тут не пахнет, а скорее будут неизбежные репрессии, решил подстраховаться. Раскаяние его было, конечно, сильным, но столь же сильным стало и отчаяние. Он не простил себя сам. И сам себя осудил.

Жозе Феррас де Алмейда Жуниор. Раскаяние Иуды. 1880

Подобрав с пола брошенные Иудой деньги, архиереи «сказали: непозволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови. Сделав же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников». Щепетильные какие. Предать смерти — посовещались. Куда деньги за предательство пристроить — тоже посовещались. И, главное, чтобы по закону все было. Евангелист Матфей указывает, что таким образом сбылось пророчество «реченное через пророка Иеремию, который говорит: и взяли тридцать сребреников, цену Оцененного, Которого оценили сыны Израиля, и дали их за землю горшечника, как сказал мне Господь». В книге Иеремии нет такого пророчества, оно встречается у пророка Захарии. Маловероятно, чтобы Матфей тут просто ошибся, забыв, чье именно пророчество он вспоминал. Речь идет, судя по всему, об изустных преданиях, возможно, о словах из утраченных письменных источников. Пророчества ведь во многом схематичны, исполнены по законам жанра, проводя читателя или слушателя по явленным образам, как по узнаваемой схеме, дабы они не заблудились в образах. Такие готовые схемы, похожие, а иногда даже почти не отличимые, встречаются у разных пророков (сравните, к примеру, Откровение Иоанна и книгу Даниила — местами почти одно и то же).

Почему было указано, что купленная земля — это именно «земля горшечника», а не просто любая земля? Предположим следующее. Горшечник, как всякий мастеровой, нуждается в крепкой сырьевой базе. Сырьем же для его ремесла служит глина, и наверняк, цеха горшечников выкупали участки с перспективными пластами красной чистой глины, а по выбирании пласта земля становилась им уже не нужна, и они продавали ее по «бросовой цене». Одним словом, духовенство не оплошало и пристроило деньги за предательство на дела милосердия, приобретя самый дешевый клочок земли за не свои даже деньги.

Иисуса привели к Пилату. В разговоре с Пилатом больше всего заслуживают внимания два эпизода. Первый, где Пилат испугался, услышав, что Христос Себя называет Сыном Божиим. Второй — про «власть свыше», которая, по словам Иисуса, Пилату была дана. Версий тут может быть несколько. Возможно, Пилат был суеверен и боялся всего «божественного», указания на такое его крайне тревожили. Косвенно на это может указывать «послание жены», просившей мужа своего не трогать Иисуса — «как сидел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него». Но мы склоняемся к тому, что испуг правителя был все же не настолько иррационален, не столь он был впечатлителен, как его жена. Пилат, как всякий чиновник, боялся политических интриг, заговоров, предательств. Такие прозвища, как «Царь» и «Сын Бога», могли в нем вызвать скорее подозрение, что имеет он дело с особой высоких кровей, нежели суеверный страх.

Николай Ге. «Что есть истина?». Христос и Пилат. 1890

То, что Христос указал на «власть свыше», говорило ему, вероятней всего, не о божественном своем назначении, как принято считать, а вызвало подозрение в том, что Иисус знает, каким подкупом ему должность досталась. «Свыше» — это не выше Рима, конечно. Да и мы не можем подозревать, что Христос всерьез считал Пилата «назначенным» править от Самого Бога. Тебя сюда назначили — вот и вся твоя власть, так примерно это звучало. Впрочем, испуг Пилата длился недолго, и вскоре в нем снова проснулся циник. Как человек, в законах разбирающийся, он не видел в Иисусе преступника. Но как циничный политик взвешивал, откуда ему опасностей прилетит больше. Угроза того, что, откажи он этим фанатикам, в Рим полетят на него доносы, виделась ему очевидной, от Христа же угрозы не исходило, не видел он в нем человека своего круга, от которого можно ожидать интриг. Ну да, «прикольный», так бы подумал Пилат, живи в наше время. Так примерно для себя и постановил, «приколовшись» и руки умыв, дав указание дощечку приколотить с раздражающей начальство иудеев надписью.

По случаю праздника отпустили «известного узника Варавву». Узников на тот момент хватало, Христа распинали не в одиночестве: «Вели с Ним на смерть и двух злодеев… Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал». Эпизод с разбойниками, «раскаявшимся» и нет, тут не имеет предыстории, однако она наверняка была, и на Голгофе продолжился спор о целях и методах борьбы с социальной несправедливостью, который вели узники между собой в темнице в перерывах между допросами. А дальше случилось то, что должно: «Было же около шестого часа дня, и сделалась тьма по всей земле до часа девятого: и померкло солнце, и завеса в храме раздралась по средине. Иисус, возгласив громким голосом, сказал: Отче! в руки Твои предаю дух Мой. И, сие сказав, испустил дух».

Казнь свершилась. Сакральная цель религии здесь заключалась в том, чтобы убить в людях веру, отобрав всякие надежды и вернув их «на место». Действительно, согласно Писанию, всех охватило уныние и отчаяние. Всё бы так и вернулось на круги своя, кабы спустя два дня не произошло то, что религия предусмотреть не могла. Но об этом в воскресенье.