Архангельск: «убитый своими» Роман Куликов

Комсомольский памятник

На набережной Северной Двины в Архангельске стоит памятник Роману Куликову. В 1987 году комсомольские организации области, с подачи нового первого секретаря обкома ВЛКСМ Виктора Губина, провели субботники и перевели деньги за работу на создание этого монумента. Такое широкоохватное мероприятие не могло не вызвать критических комментариев. Я помню, что тогда услышал: «Куликова убили на разведке свои, слишком был активным». То, что убили свои, — как впоследствии оказалось, было верной информацией, которую можно было найти только в литературе с грифом ДСП.

Кто вы, Роман Куликов?

Е. И. Овсянкин, архангельский историк: «Роман Петрович Куликов (1897−1918) активный участник борьбы за советскую власть на Севере. Родился в дер. Уйта Шенкурского уезда (теперь Виноградовский район). Подростком ушел на заработки в Архангельск, где сблизился с большевиками-подпольщиками. Находясь на военной службе в Ревельской военно-морской крепости, вступил в большевистскую организацию, вел революционную пропаганду среди матросов, был арестован. Февральская революция спасла Куликова от военно-полевого суда. В октябре 1917 г. Роман Петрович избран делегатом на II Всероссийский съезд Советов, а затем и членом Всероссийского Центрального исполнительного комитета… В мае 1918 г. на общегородской партийной конференции Куликов избирается секретарем городского комитета партии, зампредседателя Архангельского горсовета; комиссар штаба Беломорского военного округа… Погиб в 1918 г., похоронен в братской могиле на берегу Северной Двины. На одной из медных плит, вмурованных в гранит памятника героям борьбы за Советский Север, надпись: «Убит на разведке в ночь на 18 июля 1918 года член ВЦИК, комиссар Архангельского дивизиона и секретарь Архангельской организации РКП (б) Роман Куликов» (1).

Моряки как двигатель революции в Архангельске

После февраля 1917 года, в отличие от Петербурга, жизнь в провинции снова вошла в глубокую колею. Радикалов было мало, местные большевики радовались сотрудничеству с социалистами — меньшевиками и левыми эсерами. Сказывался спокойный северный характер, сильные патриархальные отношения. Возмутителями спокойствия были только большевики, лично связанные с руководством РКП (б) и не пустившие корни в архангельской политической тусовке. Одним из них был Роман Куликов, 20-летний военный моряк. Площадкой для самореализации он выбрал так называемый Целедфлот: «В марте 1917 г. на флотилии Северного Ледовитого океана были созданы Центральный матросский комитет, Центральный комитет кондукторов и Центральный комитет офицеров. Эти органы вскоре объединились в Центральный комитет флотилии Северного Ледовитого океана (Целедфлот). В Мурманске был образован Центральный комитет Мурманского укрепленного района (Центромур). Слабость местных организаций большевиков на Севере и отсутствие их на флотилии позволили меньшевикам и эсерам получить большинство во всех выборных органах» (2). Но к июлю 1917 года развал власти стал заметен всем, правота большевиков казалась очевидной, в состав Целедфлота вошли их представители — «А. И. Вельможный, Г. К. Сывороткин, И. Ф. Рыбаков, С. С. Глазков, Н. А. Ралин, А. А. Малышев. Это показали и выборы делегатов от флотилии на II Всероссийский съезд Советов: из пяти делегатов четверо были большевиками. К началу Великой Октябрьской революции значительная часть матросов флотилии шла за большевистской партией» (3). Советская история Северного флота почему-то упорно не упоминает Р. Куликова, но он бесспорно являлся одним из главных деятелей, раз Целедфлот избрал его одним из пяти делегатов на II-й съезд Всероссийский Советов, где он вошел во ВЦИК. Напитавшись бескомпромиссностью столицы, делегаты Целедфлота потянули власть на себя, начав с флотилии Северного Ледовитого океана и продолжив архангельскими газетами.

«В связи с октябрьскими событиями Целедфлот, революционизируясь снизу, начинает действовать решительно и смело. … 9 декабря (26 ноября) Целедфлот опубликовывает приказ… о назначении комиссаров в «Штафлот», в «Мортрам», в «Поглавначу», в «Наводоху» и в «Управление порта». Этот приказ вызвал бурю негодования среди верхов морского командования…» (4).

«15 (2) декабря 1917 г. Целедфлот опубликовал в № 159 «Известий» «Обращение к газете «Архангельск» и подобных ей»: «Железный кулак массы висит в воздухе над этими газетами и каждую минуту готов со стихийной силой опуститься и, расшибая, прекратить злые, лживые и обдуманно сбивающие с толку и правильного пути революционный народ клеветы и басни царских слуг». В виду того, что буржуазные газеты «Архангельск» и «Северное утро» не переменили этого направления… Целедфлот 22 (9-го) декабря сам закрыл эти газеты» (5).

Целедфлот будил Ревком и Губисполком

Архангельский губернский ревком, давно избранный и успевший растерять доверие революционных масс, заметил перехват власти Целефлотом и «проснулся»: «9 декабря (26 ноября) состоялось очередное собрание реорганизованного Рев. комитета. Первое, что привлекло его внимание, были «слишком революционные действия» Целедфлота, без ведома Совета взявшего в свои руки управление всеми учреждениями морского ведомства… На заседании комитета 12 декабря (29 ноября) вопрос о действиях Целедфлота разбирался снова. Центральный комитет флота прислал для освещения вопроса в Революционный комитет своих представителей Куликова и Кузнецова» (6).

Романа Петровича отправляли туда, где требовались твердая позиция и убежденность: «Представитель Целедфлота Куликов заявил, что Целедфлот считал себя вправе назначить комиссара в штаб флотилии и что это диктовалось резолюцией Совета и обстоятельствами. Затем Куликов говорит, что после резолюции Совета массы не стали исполнять распоряжений начальства. Между тем необходимо было отправлять тралеры, а выполнить это могли только комиссары. Исп. же Ком. не предпринимал никаких мер. А Революц. комитет старого состава существовал только на бумаге… Эти обстоятельства и вынудили Целедфлот сделать означенный шаг…

Революционный комитет решил: 1) довести до сведения Центрального комитета флотилии Сев. Лед. океана, что ревком является высшим органом в… жизни губернии… «Посылка комиссаров в штаб флотилии признана целесообразной»(7).

Качества революционера и бойца имели и обратную сторону. Радикальная позиция Романа Куликова не позволила ему избраться в состав вновь сформированных в ноябре — декабре 1917 года в результате межпартийных компромиссов губернских Ревкома и Исполкома Рабочих Солдатских и Крестьянских депутатов. Но «излишняя революционность» Целедфлота сделала свое дело. В резолюции будущему составу Губисполкома делегаты пожелали: «собрание находит, что Исп.К.не вполне проявил свою власть, чем объясняются самочинные выступления помимо Совета, и предлагает Исп. К-ту впредь действовать более решительно…» (8).

Стремительный развал экономики и управления превращал революционную демократию и ее органы в пустую говорильню: «Вновь организованный 4 декабря (21 ноября) 1917 года Революционный комитет стал считаться (вернее, сам считал себя) «верховным» органом власти в губернии… По своему составу «Рев.комитет» не был единым. Представительство организаций, весьма противоположных по политическому направлению… не могло создать твердой власти. Значительная часть рабочих отрицательно относилась к деятельности «Революционного комитета». 15 (2 января) 1918 г. в Исполнительный Комитет Арх. Совдепа поступило предложение Целедфлота распустить «Революционный комитет» (9).

Центральная власть требовала от архангельских большевиков избавляться от попутчиков, брать инициативу в свои руки. Казалось бы, наступало время Романа Куликова — время действий, а не разговоров. Он так и говорит на одном из заседаний: «не следует бояться того, что не одинаково с ними мыслят, а нужно ценить работу» (10).

Губернская автономия — санкционированный сепаратизм?

Если в укреплении советской власти на Севере Целедфлот был опорой Москвы, то с отношением моряков к бывшим союзникам-англичанам возникали сложности. Да и в руководстве РКП (б) не имелось на эту проблему единой точки зрения — у Троцкого одна, у Ленина — другая, остальные маневрировали. Боеспособными кораблями на Белом море к 1918 году оставались тральщики, обеспечивавшие проводку конвоев в Архангельск, — все английской постройки, частично с английскими офицерами. Боевое братство сказывалось: моряки выступали за сотрудничество с англичанами, хотя бы экономическое. Настроения подкреплялись катастрофой с продовольствием. Архангельская губерния не могла прокормить себя даже в урожайные годы, а Совнарком требовал регулярно слать столько-то вагонов продовольствия пролетариям Петрограда и Москвы. Губисполком со скрипом, но выполнял разнарядку. Надеяться на продовольствие можно было из внешних источников.

Губернские ломали головы — как сотрудничать с Англией после Брестского мира. Целедфдот предложил провозгласить автономию Архангельской губернии: «26 апреля происходит закрытое заседание Центр. комитета флотилии Сев. Ледовитого океана по вопросу отношения Архангельской губернии к союзникам в связи с тем, что Мурман вошел в соглашение с французами и англичанами. С совещательным голосом присутствовал нач. военморского отдела Викорст, члены Северомора — Славский и Куликов и представители от Губисполкома Тимме и Андрей Попов. В прениях большинство выступающих склонялось к тому, чтобы Архангельскую губернию объявить автономной и тем дать возможность народному комиссариату сложить с себя ответственность за несоблюдение мирного договора с Германией, например выдачи оружия Мурманску, вступившему в соглашение с союзниками. Заседание вынесло следующую резолюцию: 1) Признать принципиально необходимым Архангельскую губернию и Мурманский район выделить в автономную единицу РСФСР, что произвести путем обсуждения на Съезде Советов Архангельского и Мурманского районов, который созвать немедленно в Архангельске, о чем просить Губисполком. 2) Вступить в переговоры с представителями английских властей о формах соглашения, предоставив в то же время демократическим и экономическим организациям договариваться по товарообмену… Эта резолюция была принята 10 гол. против 1, при 7 воздержавшихся, как предварительное мнение Целедфлота, которое должно было подвергнуто обсуждению на совместном заседании Целедфлота, Губисполкома и Исполнительного К-та местного Совдепа» (11).

Решение Целедфлота вряд ли прошло бы без участия Романа Куликова. Позиция флотских большевиков, в том числе его, напоминала что-то среднее между прагматизмом и санкционированным сепаратизмом. С кем согласовывалось решение об автономии губернии в Москве и согласовывалось ли, сегодня установить уже невозможно. В смягченном варианте Целефлот пролоббировал свое решение о возможной автономии Архангельской губернии на совместном заседании с Губисполкомом и Советом профсоюзов:

«27 апреля, по вопросу о взаимоотношениях России с ее бывшими союзниками, в частности с Англией, происходит закрытое соединенное заседание Губисполома, Целефлота, Исполкома Арх. Совдепа, предст. Совета професс. Союзов и предс. Зем-лесного отдела.

В прениях определяются три точки зрения. Первая — фракции соц-дем. (объедин). Они говорят о необходимости завязать торговые отношения с бывш. союзниками… Если для этого потребуется формальное объявление автономии Севера, то ее и нужно объявить.

… точка зрения большевиков говорит о том, что нужно отнестись одинаково ко всем империалистическим государствам. Если в настоящее время наши бывшие союзники отличаются большей тактичностью по отношению к России, то только благодаря угрожающему положению на западе и своему внутреннему политическому состоянию. При первом благоприятном моменте они не замедлят осуществить свои империалистические вожделения на Россию грубой силой. Поэтому, не имея за собой достаточной военной мощи, мы вынуждены прибегать уловкам, используя грызущихся между собой империалистов. Если необходимо будет оградить центральную власть от угроз со стороны Германии на основании мирного договора и если это можно сделать путем объявления автономии, то мы это сделаем.

…точка зрения эсеров… заключает в себе полный контакт с бывш. союзниками, т. е. разрыв Брестского договора с заключением союза снова с бывшими союзниками и возобновление войны с Германией.

Принимается большинством 22-х гол. при 5 против и 6 воздержавшихся резолюция фракции большевиков и левых эсеров, которая находит необходимым:

Большевики не справились с голодом в губернии

Вопрос о голоде в губернии — сохранись советская власть на Севере, и насколько интервенты накормили население, требует изучения. Но на съезде советов в начале июля 1918 года о нем говорили: «Делегаты северных отдаленных мест рассказывали об исключительно тяжелом продовольственном положении населения… Продуктов местного выращивания хватает только до ноября, после чего население в некоторых местах переходит на привозной хлеб, а когда его нет, то питается различными суррогатами вплоть до лесного мха. Охота и рыбный промысел за отсутствием снастей и пороха свелись местами к нулю» (13). Уже после Гражданской войны признавали угрозу голода и официальные советские издания: «Хозяйственное положение губернии было чрезвычайно тяжелое. Скудные запасы продовольствия не могли удовлетворить потребности губернии, и к весне 1918 года население ряда районов голодало. Из скудных продовольственных запасов приходилось также помогать еще больше голодавшему Петрограду. Доставки продовольствия в губернию почти не было… Велись непрерывные разговоры о ввозе из-за границы продовольствия, но толка от этого получилось немного» (14).

Роман Куликов как ледокол парторганизации

Голод становился реальностью, а на съезде упражнялись в красноречии. Большевики медленно и неохотно под давлением Москвы брали ответственность за состояние дел на себя. Причем делали это в рамках революционной демократии — через получение большинства в выборных органах власти. Время военного коммунизма еще не пришло. Мандатная комиссия, по поговорке о важности тех, кто считает, имела в этой ситуации ключевое значение. Фракция большевиков на II губернском съезде советов отправила в ее состав не боящегося конфликтов Куликова: «В 4 час.30 мин. тов. председателя избран т. Сучков, секретарем Олунин (лев. с.-р.). После принятия регламента возникли жаркие прения по вопросу о выборах мандатной комиссии, закончившиеся победой коммунистов и лев.соц.-рев., проведших в комиссию Олунина, Куликова, Волкова, Гольдина и Олем» (15). Задачей было «прокатить» на выборах в Губисполком правых эсеров и меньшевиков: «По вопросу о выборах Исполнительного комитета выступил тов. Мелетин, высказавший мысль, что после того, что правые соц.-рев. и меньшевики рядом контрреволюционных выступлений и сотрудничеством с Калединым, Дутовым, Алексеевым и Семеновым показали, что они враги Советской Власти, им не место быть в числе членов Исполнительного Комитета. Ту же мысль высказали т.т. Куликов (коммун.) и Яковлев (лев. с.-р.)» (16).

Пользуясь Р. Куликовым как ледоколом там, где компромисс не нужен, лидеры архангельской парторганизации РКП (б) задвигали его — когда маячили межпартийные сделки. Один из большевистских лидеров А. Метелев, говоря о них, оправдывался:

«Занять позицию открытой и решительной борьбы с левыми эсерами мы не могли, во-первых, потому что эсеры пока что являлись конституционной парией, и, во-вторых — они все еще тащили за собой большую часть крестьянства и матросов, с чем нельзя было не считаться… Вот по этим основным причинам мы должны были, помимо желания, считаться с этой по существу предательской организацией и часто согласовывать с ними кое-какие вопросы» (17).

Ради левых эсеров Куликова «задвигают»

Так дважды получилось с Романом Петровичем на Втором губернском съезде советов в июле 1918 года. После успеха в мандатной комиссии Романа переизбрали из президиума: «Президиум съезда был составлен на паритетных началах между большевиками и левыми эсерами… Избраны были в президиум съезда: от фракции коммунистов — Метелев, Валентинов, Пластинина, Куликов и Новов, от фракции левых социалистов-революционеров — Андрей Попов, Скорняков, Василий Боговой и Аксенов… На третий день заседания съезда фракции коммунистов и левых эсеров произвели перевыборы своих членов президиума съезда… От фракции коммунистов в президиум вошли: Сучков, Новов, Метелев, Пластинина и Тубанов, от левых эсеров — Аксенов, Гагарин, Мерик и Андрей Попов. Переизбрание президиума было в большей части следствием фракционной борьбы левых эсеров и большевиков» (18). В обновленный президиум Куликова своя фракция не предложила.

Второй раз Куликова «прокатили» по более важному вопросу. С 22 июня 1918 года, в соответствии с приказом наркома М. Кедрова, он являлся комиссаром при главнокомандующем советскими войсками в Архангельске. Москву раздражали мелкопартийные договоренности архангельских советских лидеров. По важным вопросам она, не надеясь на местные кадры, присылала своих уполномоченных. Так, были вывезены из Архангельска в Котлас и спасены от захвата интервентами сотни тысяч тонн военных грузов. Будущие события подтвердили правоту Москвы — архангельский Губисполком провалил оборону Архангельска и бежал чуть не в Вологду. Петроградский Павлин Виноградов оказался единственным губисполкомовцем, кто успешно подавил мятеж в Шенкурске, а после высадки интервентов организовал сопротивление на Северной Двине.

В предвидении кадровой проблемы нарком М. Кедров для введения ненавистного в губернии военного положения назначил главнокомандующим бывшего генерала А. Самойло, а комиссаром к нему — решительного и энергичного Р. Куликова. 24 июня 1918 года Кедров издает Приказ № 134:

«22 июня 1918 г. нар. комиссар М. С. Кедров приказал:

Помимо Р. Куликова имелся десяток «более достойных», по мнению местной советской верхушки, деятелей. Правда, они успешно провалили объявленную в июне 1918 года мобилизацию — не желая портить отношения с крестьянством. Мобилизация засвидетельствовала распад революционной демократии: «У 14 волостей были наказы против мобилизации и только у четырех — за мобилизацию… Из уездов телеграфировали: из Пинежского — «от мобилизации отказываются и по призыву никто не является»… настроение призываемых и масс оппозиционное. Никакие убеждения не действуют… В Кехотской волости постановили: «признать настоящую мобилизацию недействительной» (20). Но за революционную демократию как за соломинку цеплялись губернские большевики и левые эсеры — арестовывать и расстреливать сопротивляющихся не хотелось.

Революционная демократия против Москвы и военного коммунизма

Единоличное, по-военному, решение М. Кедрова о военном положении и назначении командования шло в разрез с вышеупомянутой революционной демократией, и местные решили преподать Кедрову урок. Главную роль взяли на себя эсеры, а большевистская фракция как бы не могла ничего сделать. Съезд, во-первых, поставил под сомнение необходимость введения военного положения. Аргументом «против» был комендантский час в разгар сельхозработ. Крестьянские представители-эсеры пошли в наступление:

«При обсуждении вопроса о введении военного положения развернулись жаркие прения. Правая часть съезда стала в непримиримую оппозицию, левые эсеры, как обычно, колебались и мудрили. Тщетно мы предлагали съезду санкционировать приказ тов. Кедрова без прений. При голосовании различных вариантов мы всякий раз оставались в меньшинстве. Наконец, съезд принимает решение заслушать мотивы введения военного положения. Информацию делает тов. Куликов, комиссар при главнокомандующем Северным районом, и т. Самойло (быв. генерал). Голосуем снова. За введение военного положения — 74, против — 2, и воздержавшихся — 73» (21).

Большевики в случае чего нехорошего могли уйти со съезда, что лишило бы его кворума, или разогнать его, но не сделали ни того, ни другого.

Второй вопрос, где съезд решил показать Кедрову свою власть: замена комиссара Куликова на выдвиженца съезда: «Вносится предложение о выборе от съезда политического комиссара при главноначальствующем Северного района. От фракции коммунистов выставлена кандидатура Оксова, от фракции левых эсеров — кандидатура Шилкина. За Оксова подано 63 голоса, а за Шилкина — 74 гол. И последний избирается на пост политического комиссара. Шилкин получил большинство голосов по всей вероятности по тому, что был военным моряком и служил в Целедфлоте». Куликова коллеги-коммунисты даже не предлагали» (22). «При переизбрании комиссара к главнокомандующему мы потерпели фиаско: наш комендант тов. Оксов получает на 9 голосов меньше: избранным в комиссары оказывается левый эсер Шилкин. Это избрание позднее в значительной степени предрешило и всю военную работу и связь по обороне Архангельска» (23). Фракция большевиков даже не предложила уже назначенного наркомом своего однопартийца Куликова! В ключевом вопросе архангельские большевики также ничего не сделали поперек съезда.

Предатели в советской власти и командовании

Надо иметь в виду, что, кроме симпатий-антипатий, в решения уже вмешивалась враждебная воля. Как показали дальнейшие события, руководство Беломорского военного округа, командование Советской дивизии и морскими силами уже готовились к предательству. Организатор антибольшевистского переворота капитан второго ранга Г. Е. Чаплин: «К этому времени с красными местными частями мне удалось фактически «покончить». Железная бригада покинула Архангельск, красная батарея под командованием доблестного поручика К. и эскадрон были фактически у меня на службе, пехотный полк, который насчитывал человек 300, был моими агентами распропагандирован, и штаб красных войск в лице как Потапова, так и доблестного князя Мурузи, делал все возможное, чтобы сопротивление оказано не было» (24). Действующий без оглядки доверенный человек Москвы Роман Куликов мог спутать планы белых и поставить под угрозу успех восстания и десанта. Ключевой позицией обороны Архангельска являлась батарея на Мудьюге, укомплектованная моряками. Куликов для них был своим, и под его командованием даже одна укрепленная позиция могла сорвать десант. Врагам большевиков надо было устранить Куликова от командования.

Куликов — комиссар в Советской дивизии

Судя по фразе А. Метелева, что избрание Шилкина «предрешило всю военную работу и связь по обороне Архангельска», с отставкой Р. Куликова на съезде смирился и М. Кедров. За Романом Петровичем осталась должность комиссара с трудом формируемой Советской дивизии. За пару месяцев в ее состав удалось мобилизовать несколько сотен человек:

«Самым неудовлетворительным полком из всех оказался 1-й Архангельский Советский полк (в городе Архангельске). Командный состав, в большинстве —молодежь, прошедшая ускоренные военные курсы, неавторитетны, не пользовались доверием. Дисциплина отсутствовала. Одно упоминание о ней вызвало резкий отпор со стороны красноармейцев… Грязь, беспорядок царили в казармах. «Из-за недостатка кроватей и тюфяков красноармейцы спят на голом полу». Караульной службой заняты громадное число красноармейцев (по 4/5 всего наличного состава), вследствии чего военных занятий не ведется. Культурно-просветительская работа отсутствует … в Архангельске имели место случаи кражи караулом охраняемого имущества. Кроме 1-го Советского полка (численностью 1000 чел.), находились в Архангельске еще флотские части (приблизительно такой же численности возглавляемые Целедфлотом), латышский «полк» (менее 200 человек), «железный отряд» (менее 100 человек) и вольнонаемный отряд» (25).

В «дивизии» Куликову пришлось наводить порядок. Закручивая гайки, он получил множество недоброжелателей в шинелях. В отличие от политических недругов, эти держали в руках винтовки и находились в состоянии перманентного мятежа. Незадолго до белого переворота в связи с арестом полкового завхоза Молчанова полк взбунтовался. Красноармейцы расхватали винтовки и арестовали прибывшего их уговаривать губвоенкома Зеньковича. Мятежники заявили, что если в течении 2−3 часов Молчанова не выпустят, полк выйдет из казарм и освободит его силой. Когда ультиматум не был выполнен, солдаты двинулись к казармам флотского экипажа в Соломбалу. Матросы не поддержали восставших, и дело обошлось без стрельбы. На следующий день Молчанова судили, приговорили к расстрелу, но, учитывая «трудовое происхождение», заменили расстрел заочным тюремным заключением. Красноармейцы успокоились (26).

Англичане идут в Архангельск

В это время англичане планомерно продвигались с Мурмана к Архангельску. 17 июня 1918 года они высадили в Мурманске второй десант значительной численности. В начале июля были захвачены Кемь и Соловки. Оказавших сопротивление членов Кемского исполкома расстреляли. Со дня на день ожидался десант в Архангельске:

«Объявленный на военном положении район объединял территорию, ограниченную на Севере о. Мудьюгом, на востоке — оз. Ижемским, на юге — Исакогоркой и на западе — озером Кудьмозером и сел. Солозским. Для Солозского района был выделен из красноармейцев 1-го Арх. Советского полка значительный отряд, на который была возложена охрана Летнего берега. Результаты этого очень скоро стали сказываться. Около 15 июля были задержаны в Солозском два иностранца — англичанин (точнее, канадец) Масспрат и серб Илич. В отобранных у них вещах нашли план района, где пунктиром нанесена предполагаемая дорога или тропа Солозское — Исакогорка» (27).

Разведка интервентов, скорее всего, была военной хитростью — с целью дать повод комдиву Потапову удалить из Архангельска военные части. Военный прокурор Северной области С. Ц. Добровольский: «Потапов к моменту прихода союзников так сгруппировал красные войска, что большая их часть оказалась вне Архангельска, за Северной Двиной, чем и обеспечил свободу действий конно-горскому отряду ротмистра N.» (28).

Разведчики интервентов оказались на удивление разговорчивы: «Масспрат и Илич показали, что на них было возложено задание обследовать возможность сообщения с Исакогоркой, минуя Архангельск, и выяснить глубину Солозской бухты. Таким образом, союзники подготовили высадить здесь десант и отрезать Архангельск с тылу». Шпионы, угрожая и требуя освобождения, заявили, что их завтра утром будет ожидать пароход союзников на том самом месте, где они арестованы. Был отдан приказ подготовить яхту «Гориславу» для обследования побережья. На «Гориславе» было 2 четырех дюймовых пушки, одна «гочкиса» и несколько судовых пулеметов. В поездке приняли участие Павлин Виноградов, М. Кедров, Куликов, нач. арх. дивизии Потапов, Эйдук, Сидоров, Матвеев, Осадчий и др. Выйдя в море, увидели морской буксир «Митрофан», стоявший на якоре при спущенных парах. Когда на призывные гудки «Гориславы» ответа не последовало, был произведен выстрел из пушки. На палубе «Митрофана» забегали люди и поднялся царский флаг и сигнал, что испорчена машина. Явившийся на «Гориславу» капитан «Митрофана» сообщил, что прибыли из Кеми, взяв на борт несколько английских солдат под начальством офицера. Обезоруженные 10 солдат и один офицер, все с крейсера «Аттентив», были переведены на «Гориславу»…

Случайность или запланированное убийство?

«Для обследования побережья был спущен моторный катер, в который сели Павлин Виноградов, Куликов, Потапов, Осадчий и еще несколько человек. Когда катер подходил к берегу, оттуда начали в него стрелять. Был ранен т. Куликов, который через некоторое время от раны умер. На помощь катеру спустили вельбот с двумя пулеметами. После выяснилось, что береговые посты увидели трехцветный флаг на «Митрофане», предположили, что на берег высаживается противник. Стрельбу прекратили, как только заметили П. Виноградова, которого знали» (29).

Только наивный человек мог принять обстрел командиров непрерывно бунтующими бойцами за ошибку. Отряд в 200 красноармейцев стал ружейным огнем «отражать высадку противника» с одинокого баркаса! Кстати сказать — по англичанину Масспрату и сербу Иличу огонь не открывали. Вполне вероятной можно считать версию о попытке устранения наиболее надежной части советской военной верхушки. Обстрелянные явно мешали организаторам переворота. Белый военный прокурор С. Ц. Добровольский:

«…командование сухопутными силами полк. Потапов и красным флотом адмирал В. (Викорст, — прим. автора), как то было установлено впоследствии произведенным о их деятельности предварительным следствием, находились в сношениях с союзниками, и к моменту прибытия последних приложили все усилия к тому, чтобы парализовать все меры, которые были приняты Советом обороны во главе с комиссаром Кедровым для отражения союзного десанта. Потапов к моменту прихода союзников так сгруппировал красные войска, что большая их часть оказалась вне Архангельска за Северной Двиной, чем и обеспечил свободу действий конно-горскому отряду ротмистра N., а адмирал В. применил саботаж, проявив полное бездействие власти в принятии мер к заграждению фарватера для воспрепятствования прохода союзного флота к Архангельску» (30).

Могилу собирались уничтожить

Романа Куликова похоронили в Архангельске на Набережной улице, сейчас — набережной Северной Двины, на месте, где сейчас стоит мемориал Жертвам интервенции. Через две недели в городе высадились интервенты. Могила комиссаров в центре Архангельска раздражала белых, и только угроза эксцессов и даже сожжения Архангельска предотвратила ее уничтожение:

«Белыми властями вторично был поднят вопрос о разрытии братской могилы коммунаров на Набережной улице, чтобы выбросить их прах. В первый раз этот вопрос был поднят сразу же после переворота, но приостановлен, как говорили, вследствие того, что было получено письмо с угрозами. Такое письмо действительно было послано Закемовским. Помню рассказ товарища Закемовского. Вскоре по приходе в Архангельск союзников местная буржуазия начала агитацию за то, что нужно вырыть и выбросить из братской могилы тела похороненных там товарищей. Около могил собралась большая топа. Нашлись уже любители, которые побежали за лопатами. Узнав об этом, я написал несколько записок, содержание которых было приблизительно таково: «если кто посмеет совершить это подлое дело — вырыть из братской могилы похороненных в ней борцов, тот будет убит на месте». Записки эти были разбросаны в толпе, прочитаны многими, и содержание их передавалось из уст в уста. В результате толпа струсила и никто не решился рыть могилу: каждый боялся за свою шкуру» (31).

Поживи Роман Куликов подольше, и, без сомнения, он, как и Павлин Виноградов, вписал бы яркую страницу в историю сопротивления интервентам на Севере.

Примечания: