Мечка: первая бумажная фабрика на Северной Двине
Блестящий расчет
Берега Северной Двины в 25 километрах от Архангельска изобилуют обрывами, холмами, оврагами и речками. Как минимум с XVI века эти особенности рельефа использовались предприимчивыми монахами Антониево-Сийского монастыря и крестьянами для устройства плотин с пильными и мукомольными мельницами. Одна из них стояла на реке Мечке и принадлежала архангельским купцам Стукачевым. Это была как бы копия Ширшенского якорного адмиралтейского завода, расположенного неподалеку и являющегося цехом Архангельского адмиралтейства — плотина со встроенной мукомольной и пильной мельницами и кузнечный цех для ковки якорей. Но нестабильность на рынке пиломатериалов и в судостроении делала частные лесопилки весьма рискованными, и Стукачев дело продал.
Е. И. Овсянкин: «В 1815 году землю, некогда принадлежавшую Стукачевым, выкупил архангельский купец 3-й гильдии, выходец из Кегостровской волости Архангельской округи Иван Яковлевич Демидов. 46-летний купец вел в то время значительную торговлю в Архангельске, имел в центре города большой каменный дом, был известным человеком: более 12 лет служил бургомистром в городском магистрате, исполнял обязанности городового старосты и пристава. Одним словом, он разбогател и обрел общественный вес.
Демидов решил заняться новым в городе делом — соорудить бумажную фабрику. Убеждая в необходимости этого шага губернатора Андрея Перфильева, он ссылался на то, что во всей губернии нет ни единой бумажной фабрики, и что бумагу в Архангельск завозят из-за границы и из Вологды… 8 июня 1816 года архангельский губернатор предложил губернскому правлению всячески «благоволить» постройке бумажной фабрики и никаких препятствий ему в этом деле не чинить».
21 июня 1816 года Иван Демидов получил разрешение на постройку бумажной фабрики. Как видно из документов, дело о разрешении нового сооружения решалось очень быстро. …Фабрика, сооруженная за короткие сроки, занимала до двух десятин земли. На этой территории размещались деревянные одноэтажные сооружения общей длиной более 12 саженей. В их состав входили три флигеля, два амбара для сушки и хранения бумаги. Внутри основного «цеха» стояли три котла для варки сандала и клея, четыре чана для производства массы.
К моменту пуска в строй на фабрике работали 17 человек, в основном бывшие крестьяне. В их числе был один мастер и четыре подмастерья.
Городское управление Архангельска, где бургомистром 12 лет был И. Я. Демидов, было крупнейшим после губернской канцелярии потребителем бумаги. Бывшие коллеги И. Я. Демидова стали закупать бумагу только у него. Губернская канцелярия присоединилась, и Иван Яковлевич стал монополистом — залог успеха любого начинания.
Е. И. Овсянкин: В течение примерно 45 лет (с 1820 по 1865 г.) это, единственное в своем роде, купеческое детище губернии снабжало своей продукцией различные конторы, сахарные заводы и учебные заведения губернии, продукция вывозилось на торги в другие регионы.
Сырьем для приготовления бумаги, как и на всех фабриках той поры, являлось тряпье, которое собиралось в основном в Архангельске и его окрестностях. Клей, необходимый для производственного процесса, варился непосредственно на фабрике из обрезков кожи и оленьих рогов. Сандал для окраски бумаги закупали за границей. Для отбеливания массы, а также для удаления из нее грязи и жира использовались квасцы и известь.
Тряпичная масса тщательно разбиралась, варилась в воде с известью, затем измельчалась, опять варилась, и так до той поры, пока не получалась однородная масса. Эта масса попадала далее в руки черпальщиков, которые брали ее определенной формой, равномерно распределяя по сетке. При помощи кусков сукна и пресса, в конце концов, получали прочные листы бумаги, которые пропитывали клеем, вновь сушили и прессовали.
Учетной единицей выпуска продукции служила стопа — 480 листов, которая, в свою очередь, делилась на дести, содержавшие по 24 листа каждая. В 1824 году на фабрике Демидова было выработано 1450 стоп писчей и 450 синей, оберточной, сахарной и чайной бумаги. Бумага продавалась в специальном магазине в Архангельске, ее приобретали владельцы сахарных архангельских заводов.
Импортозамещение не как демагогия
Успех предприятия, продержавшегося на рынке 45 лет, — в нескольких причинах. Во-первых, в бесплатной энергии реки. Во-вторых, в оборудовании местного производства — деревянные мельницы работали на северных реках лет 600. В-третьих — в замещении дорогого импортного сырья местным, купленным по бросовым ценам. Несортовые оленьи рога, негодные для косторезной работы, в ненецких стойбищах не стоили ничего. Демидов заместил импортный клей местным — из оленьих рогов. Тряпье в зажиточном Архангельске не было нужно никому. В Европе с многочисленными бумажными фабриками оно было дорого. Известь Демидов добывал из огромных орлецких карьеров известняка, находящихся на Двине в 60 верстах от Мечки. Труд подмастерьев фабрики стоил значительно дешевле европейского. Единственным импортным сырьем, требующим валюты, был краситель — сандал. Надо отдать должное И. Я. Демидову — расчет был блестящим.
Е. И. Овсянкин: Успешная работа бумажной фабрики вдохновила купца на строительство на той же речке двух лесопильных заводов и двух мукомольных мельниц. Лесопилением занимались один мастер и до 25 человек рабочих. Общая стоимость всего имущества и оборудования определялась к 1834 году в солидную сумму — 44 тыс. рублей.
Механизмы всех трех производств приводились в действие водой. Вода крутила барабаны с ножами, рубившими тряпье, вращала жернова для размола зерна и помогала распиливать сосновый лес длиной около трех саженей, толщиной 8 вершков.
Успешному предприятию И. Я. Демидов добавил еще успеха — он диверсифицировал производство, занявшись лесопилением и мукомольным делом, избавив фабрику от колебаний в каждый момент одного из трех рынков — бумаги, пиломатериалов и муки. И снизил затраты на единицу продукции — работала одна и та же плотина. Еще один блестящий ход.
Е. И. Овсянкин: Как же сложилась судьба первой в губернии бумажной фабрики?
Во-первых, деятельность этого заведения продолжалась довольно значительный срок — около 45 лет. На нем производилось ежегодно около двух тысяч стоп различных видов бумаги. В 1824 году, например, на фабрике Демидова было изготовлено 1450 стоп писчей и 450 синей, оберточной, сахарной и чайной бумаги. Это означало, что здесь вырабатывалось ее до миллиона листов. Некоторое время спустя после пуска в строй фабрики Иван Демидов стал купцом 2-й гильдии с объявленным капиталом 20 000 рублей.
Во-вторых, фабрика на первых порах приносила некоторую прибыль ее владельцам. В течение 1851 года один из ее владельцев, купец В. Брандт получил доход от продажи бумаги около 12 тысяч рублей — немалый по тем временам капитал.
В-третьих, постепенно в районе реки Мечки сложился весьма внушительный промышленный комплекс. Помимо бумажной фабрики в его состав входили сооруженные на этой же территории мукомольная мельница и два лесопильных завода, на которых было занято значительное количество северных крестьян. Только на бумажной фабрике работал мастер и до 20−25 человек вольнонаемных чернорабочих.
В-четвертых, нельзя не отметить, что выработка бумаги производилась крайне примитивным ручным трудом, без применения каких-либо машин. В ежегодных отчетах всех владельцев предприятия единодушно отмечалось, что «на фабрике никаких улучшений и изобретений сделано не было». Единственным средством приведения механизмов в действие являлась сила воды, при помощи которой вращались барабаны для измельчания тряпичной массы, а также действовали пилы на лесопильных заводах. И так продолжалось в течение всего периода существования фабрики.
В-пятых, первой бумажной фабрике на Севере не повезло: она несколько раз меняла своих хозяев. Ее создатель Иван Демидов умер в 1833 году. Все его разросшееся к тому времени солидное хозяйство на реке Мечке: два лесопильных завода, мукомольня с двумя мельницами и бумажная фабрика перешли в вечное владение наследнику Демидова — его 23-летнему сыну Афанасию Ивановичу.
Субъективный фактор решающий
К сожалению, математически точному расчету Ивана Яковлевича помешал субъективный фактор — он умер. А все частные предприятия работают в режиме ручного управления. Сын И. Я. Демидова не был вхож в губернские и городские кабинеты, и сбыт бумаги бюрократам не пошел. Расходная же часть, в силу молодых амбиций Демидова-младшего, наверное, выросла.
Е. И. Овсянкин: Новый хозяин имел большие планы. Свидетельством этого является водяной знак фабрики, который мы воспроизводим в нашей книге. На знаке сохранилась надпись: «Архангельского купца Афанасья Ивановича Демидова бумажная фабрика», а также гербы России, города Архангельска, вензель с инициалами купца «АД» и другими атрибутами.
Однако деятельность Афанасия Ивановича была краткосрочной: она продолжалась менее четырех лет. В 1837 году купец умер в возрасте 26 лет. После его кончины на наследниках остался крупный долг городской казне.
Субъективный фактор вмешался повторно, но дело уже было обречено после смерти Демидова-старшего. Задолжать городской казне, поставляя магистрату бумагу, — это надо умудриться. Причина могла быть одна: взяв авансы на бумагу, Демидов-младший столкнулся с проблемой на производстве — из-за сырья или техники, и отгрузить бумагу заказчику не сумел. В любом случае репутация предприятия была испорчена.
Е. И. Овсянкин: Наследникам Афанасия Ивановича, а ими оказались женщины (мать, жена купца и его сестры), пришлось заложить всю принадлежавшую семье недвижимость: строения не Мечке, каменный дом в центре города и флигель в Соломбальской гавани.
После этого фабрика перешла в руки родственника Демидовых, известного архангельского торговца и судовладельца Степана Попова, приобретшего право использовать ее до окончания арендного срока — до 15 ноября 1845 года.
После наступления этого срока все предприятия на Мечке на 15 лет взял в аренду могущественный предприниматель того времени Вильгельм Брандт…
«На фабрике, — гласил один из них, — особых машин не имеется, выработка бумаги производится посредством устроенного в оной механизма, приводящего в действие водою… Улучшений на фабрике произведено не было, и особых изобретений не сделано. Фабрика размещается в одном деревянном строении. Число чанов для выпуска материи и черпания бумаги оставалось также прежним — четыре». И тем не менее, как уже отмечалось выше, Брандт получал доход от фабрики: в 1851 году он составил 11 600 рублей.
В 1861 году новым владельцем фабрики стал архангельский купец Александр Чертов. Это был достаточно состоятельный человек, выходец из Емецкой волости. Он имел в центре города два каменных дома, вел торговлю, занимался частными и казенными подрядами. Чертов заключил с Архангельской палатой госимуществ контракт на владение всеми заведениями сроком на 12 лет на условиях ежегодного платежа в пользу казны в размере 2032 рубля.
Согласно описи, составленной палатой госимущества, при заключении контракта 1 января 1861 года в состав имущества входили два лесозавода, две мукомольных мельницы, бумажная фабрика, а также амбары, дома, флигели, кузница, баня, конюшня и ряд других строений.
Причины краха объективны?
Однако купец оказался не в состоянии справиться со сложным и новым для него хозяйством. Ряд причин способствовал тому, что предприятия Чертова, в особенности лесопильные заводы, оказались неконкурентоспособными. Дело в том, что архангельские лесопромышленники в то время сооружали лесозаводы, оснащенные паровыми котлами,
К тому же мечкинские заводы требовали больших накладных расходов. Владельцам сложного хозяйства приходилось содержать каскад плотин. Четыре речных заграждения, шириной от 15 до 26 саженей, требовали тщательного ухода и больших дополнительных издержек, значительного числа рабочих. Недостаток воды позволял распиливать в течение года не более 10 000 бревен. К тому же крайне неудобным был подвоз как древесины, так и тряпичного сырья. Дорого обходилась и транспортировка готовой продукции в Архангельск, отстоявший от реки Мечки на расстояние около 30 верст.
Все это привело к тому, что Александр Чертов обратился в палату государственных имуществ с просьбой освободить его от содержания Мечкинских заводов. В августе 1865 года все заводы были остановлены.
Что произошло? Почему успешные и известные в городе купцы С. Попов, В. Брандт и А. Чертов не спасли предприятие-монополиста с низкими затратами на сырье и энергию? Причина, скорее всего, в сходящихся негативных тенденциях. Во-первых, сбыт в губернское и городское управление со времен Демидова-старшего восстановить не удалось. Бывший бургомистр знал всех чиновников и слыл своим человеком. Сына он не успел ввести в высшие архангельские круги. Репутация недобросовестного поставщика, получившего авансы и не поставившего продукцию, закрыла сбыт в систему управления совсем. А на рыночных условиях конкурировать с более дешевой для горожан бумагой больших фабрик, имеющих значительные объемы и низкие затраты, было невозможно. Вывести из кризиса могли крупные закупки бумаги губернией и городом Архангельском, но туда, вероятно, уже пришли другие поставщики.
Во-вторых, начало сказываться отсутствие инвестиций в производство. Все фабричное оборудование было деревянным. Деревянное оборудование долго не требует капитального ремонта, если вовремя заменять отдельные части, но если этого не делать — наступает обвал «техногенных катастроф». Ломаются мельничные колеса, текут и рушатся плотины, деревянные шестеренки и приводы теряют зуб за зубом и так далее. Если критический момент упущен, то проще снести все и поставить заново, или продать предприятие — выдав за успешное и технически исправное. Что сделали демидовские женщины, продав его Попову, что сделал Попов, продав его Брандту, и что сделал Брандт, продав его Чертову. В обреченное предприятие, похоже, уже не вкладывали, а изымали выручку, и продавали дальше.
Что касается неудачного меcтоположения фабрики, то при И. Я. Демидове оно почему-то считалось успешным, и вдруг стало неуспешным. Конечно, Мечка — река с небольшим водным балансом, и расширять производство с техникой XVIII века было затруднительно. Но пригласить специалиста-гидротехника (такие в России имелись), сделать расчеты и реконструировать производство никто со времен Демидова-старшего и не пытался.
Ключевой недостаток Мечкинского завода с точки зрения лесопиления на экспорт — отсутствие причала для морских судов и необходимость перегружать один или два раза на баржу, потом на другую, потом на иностранное судно в порту. Все это стоило денег — так как присутствовал ручной труд.
Почему не приняли в казну?
Е. И. Овсянкин: Архангельская губернская палата приняла, в конце концов, решение продать все недвижимое имущество. Трижды в течение 1866 года в газетах Архангельской, Вологодской, Костромской и Олонецкой губерний помещались пространные объявления о продаже имущества мечкинских заводов или отдачи их на содержание.
Но все было тщетно — деловых людей, пожелавших совершить эти действия, не нашлось ни на одной территории.
Перечислив упомянутые выше особенности заводов, Архангельская палата госимуществ сообщала в лесной департамент, что она не находит «способов продать заводы и строения с землей в частную собственность… ибо нельзя надеяться, чтобы здешние лесопромышленники, имея свои собственные и совершенно новые паровые заводы, пожелали взять в оброчное содержание Мечкинские лесопильные заводы».
Был ли вариант с выкупом предприятия в казну? Казалось, региональный рынок бумаги зависел от губернских канцелярий, и, объединив производство и потребление, можно было спасти фабрику. Тем более что с солеваренными промыслами Неноксы, Уны и Кулоя так и сделали — в начале XIX века их приняли в казну. Вероятно, развитие по такому сценарию остановило бывшее преимущество предприятия — его многопрофильность. В отличие от бумаги, доски некуда было сбывать — судостроение после закрытия Соломбальского адмиралтейства в 1862 году и кризиса поморского промысла 1860-х годов находилось в кризисе, а для экспорта мечкинским доскам не хватало качества. Чиновники не решились брать фабрику в казну.
Е. И. Овсянкин: А тем временем купец Александр Чертов, содержатель этого хозяйства, умер, оставив наследникам огромный долг на сумму свыше 14 тысяч рублей. В погашение долга жене Чертова пришлось продать два каменных дома и другое имущество.
В течение этих лет власти были вынуждены неоднократно производить переоценку мечкинского имущества. В 1866 году, например, цена его составляла 7769, а через три года — уже 2967, а без земли — всего 1777 рублей. В конце концов, власти приняли решение продать всю недвижимость «с землей или на снос, все вместе взятое или же по частям».
Обосновывая необходимость подобного шага, управление государственных имуществ Архангельской губернии объясняло, что торги не имели успеха «по причине дурного устройства и невыгодного местоположения означенных заводов».
Между тем общая цена всех строений к этому времени упала до 2892, а на снос без плотин — всего до 1702 рублей.
В ответ на новое предложение дружно откликнулись крестьяне окрестных деревень: Мечки, Ширши, Чевакинской, Горки и ряда других. По сути дела, все имущество пошло, как говорится, «с молотка», за гроши. Достаточно отметить, что Яков Пестов купил сарай за 30… копеек, а большое строение для рубки тряпок — за полтора рубля. Две лесопильные рамы ушли всего за 27, а мукомольная мельница — за три рубля. Последним, уже в январе 1871 года, был снесен и увезен в деревню сушильный сарай бумажной фабрики. Общая выручка от подобной реализации былого комплекса составила всего 501 рубль. С того времени пространство общей площадью 6 десятин 1266 саженей было вновь причислено в число Княжеостровской земельной площади.
При подготовке статьи автор использовал электронную версию: Е. И. Овсянкин. ИСТОРИЯ ПЕРВОЙ АРХАНГЕЛЬСКОЙ КУПЕЧЕСКОЙ БУМАЖНОЙ ФАБРИКИ в книге «Архангельск купеческий». Архангельск. 2000.