Северодвинск, гостиница «Волна»: филиал конструкторского бюро

Филиал КБ в номерах

Главный советник генерального директора «АО «ПО Севмаш» Эдуард Сергеевич Борисов, рассказывая за чашкой чая о великих людях в Северодвинске, про генерального конструктора ленинградского КБ «Рубин» и атомных подводных лодок Сергея Никитича Ковалева вспомнил: «Никак мы не могли его переселить в приличную квартиру, все так и жил в гостинице «Волна».

С. Н. Ковалев: «Добраться до Северодвинска тогда было непросто. Самолеты ЛИ-2 или Ил-14 садились на Кегострове в дельте Двины напротив Архангельска, с промежуточной посадкой в Петрозаводске. От Кегострова до Архангельска через Двину летом перевозили паромы, а зимой — шли пешком по льду. Если вещей много, мальчишки подвозили на саночках. До вокзала надо было добираться на другом пароме, т. к. вокзал находился на противоположном берегу Северной Двины, а моста еще не было. До Северодвинска один раз в сутки, ночью, ходила «дежурка». Можно было из Ленинграда до Архангельска доехать и на поезде, но это еще хуже. Поезд ужасный и шел очень долго. В Северодвинске жили в общежитии. Были там и два одноместных номера. Один из них мне потом достался, но это когда я заслужил авторитет у директора завода Евгения Павловича Егорова (а это было очень непросто)» (1).

Гостиница и атомные подлодки — невероятное, казалось бы, сочетание. Но С. Н. Ковалев сопротивлялся переселению в весьма приличную квартиру, несмотря на опыт уважаемого создателя первой советской атомной подводной лодки академика А. П. Александрова, жившего в квартире в доме 54 на улице Советской. Делал он это потому, что из «Волны» сделал филиал «Рубина». Гостиничные номера занимали десятки сотрудников КБ — по соображениям «все под рукой» — и чертежи и работники.

С. Н. Ковалев: «Преобладающий состав постоянного ядра — это работники группы главного конструктора. От слаженной и квалифицированной работы группы техпомощи, представляющей на заводе лицо ЦКБ-проектанта, зависело многое. Завязываются хорошие и доверительные отношения между членами группы и работниками завода. Конструкторы вникают в особенности производства, организации труда и технологических проектов. Следующий этап — это участие в испытаниях корабля на заводе и в море. Здесь польза тоже обоюдная. Конструкторы изучают работу оборудования в реальных условиях и дают советы личному составу, связанные с особенностями управления этим кораблем… Были у нас молодые и хрупкие на вид девушки, которые здорово управляли рабочими и бригадирами и пользовались у них большим авторитетом» (2).

По проектам С. Н. Ковалева на Севмаше построены 73 атомных подводных лодки (АПЛ) — проектов 658, 658М, 667А, 667Б, 667 БД, 667 БДР, 667 БДРМ и 941. Это весь, до последнего времени, ядерного щит России. Принимал он участие и в создании заменяющего их проекта 955 «Борей». Если проекты примерно с 667 Б шли по «накатанной колее», то проекты 658 и 667А строились немного позже первой АПЛ, бывшей, скорее, опытным кораблем, когда проектная документация была «живым» чертежом, корректирующемся прямо в цехе. И организация труда была «на живую нитку», что значило повышенную роль человеческого фактора — людям надо было облегчить творчество, создав нормальные условия для работы, питания и отдыха. Гостиница была лучшим вариантом.

С. Н. Ковалев: «Бессменным организатором и вдохновителем командировочного сообщества была копировщица Людмила Петровна Журавлева, очень интересная умная и веселая женщина. В свое время копировальный отдел, копировка, был важнейшим подразделением бюро. Поссориться с копировкой я б никому не советовал… После моего очередного прибытия на завод я обнаружил, что контроль над выпуском чертежей по прокладке кабеля у нас в группе полностью утрачен… а завод предъявляет претензии, на которые мы толком и ответить не можем. Тогда неизвестная мне Журавлева, к моему большому удивлению, собрала копировщиков и стала выяснять, кто из них когда и какой чертеж копировала, что у него находится в работе и что лежит в ожидании. Таким образом по инициативе Журавлевой была установлена полная ясность в запутанной ситуации, а ведь она работала просто копировщицей, даже не старшей.

После работы часто собрались у Люси в номере — играли в «дурака», пели, слегка выпивали. Если на этом месте нашелся желающий кинуть камень, то не надо. Может быть, кому-либо в будущем посчастливится участвовать в таком же интенсивном и напряженном строительстве флота, то пусть его командировочная жизнь в труде и досуге похожа на нашу. С Люсей я сохранял самую тесную дружбу до ее кончины от инфаркта в 1985 году. Когда известие о ее смерти поступило на завод, то директор Просянкин прервал оперативку и сообщил об этом по заводу…» (3).

Дура, где чертежи?

Гостиничные номера в качестве кабинетов и расслабляли, особенно прекрасную половину человечества. Но другого выхода не было по неожиданной причине — отношения между КБ «Рубин» и «Севмашем» первое время не складывались.

С. Н. Ковалев: «Я не знал, что наш Пустынцев (П. П. Пустынцев — начальник ЦКБ-18, впоследствии «Рубина», — прим. автора) и Егоров (Е. П. Егоров — генеральный директор «Севмашпредприятия», — прим. автора), работая вместе во Владивостоке, сделались непримиримыми врагами… это ярко проявлялось со стороны Евгения Павловича, который люто ненавидел Пустынцева, а с ним вместе и весь ЦКБ-18. …Обстановка была непростая. В наших чертежах, конечно, было очень много ошибок, ведь впервые атомную подводную лодку проектировали. Со многими нашими техническими решениями завод был не согласен и предлагал свои. Завод имел перед нами преимущество, что в ходе строительства первых лодок проекта 627 приобрел некоторый опыт, а мы такого опыта и информации не имели. Но, по большому счету, и завод был еще неопытен. Группа у меня была большая (около 100 человек), и нам приходилось здорово крутиться» (4).

«Был и такой случай. Я поднимаю трубку параллельного местного телефона и слышу, как главный конструктор завода Владимир Савельевич Павлов, курировавший наш проект, впоследствии очень хороший приятель, кому-то жалуется: «Это какие-то скользкие люди! Как с ними можно работать? Директор собирается меня увольнять из-за отсутствия чертежей, я обращаюсь к представителям ЦКБ, а они называют мне липовые номера накладных, которые на завод не поступали». Я загрустил. В общежитии совершенно случайно услышал разговор наших двух девиц: «Я привезла чертежи, но там нет накладных. Скоро одна девочка поедет в Ленинград, и я передам с ней записочку, а потом приедет другая девочка и привезет накладные». Меня как током ударило: «Дура, где чертежи?» — «У меня под койкой (месяц лежат), но к ним нет накладных». — «Дура, накладные в пакете вместе с чертежами». Так оно и оказалось. Это те самые чертежи, из-за которых директор хотел уволить своего главного конструктора. Правильно поется: «Здесь замысловатые сюжеты» (5).

В таких условиях С. Н. Ковалеву нужно было свободное от завода пространство, где можно подумать и где ты руководитель, за которым последнее слово. Завод не мог или не хотел предоставить компактные помещения на 100 человек — филиалом КБ стала «Волна». Время и общие задачи и успехи впоследствии сделали приятелями и друзьями заводских и специалистов-проектировщиков.

С. Н. Ковалев: «Очень торжественным … был первый выход головной подводной лодки проекта 667А … на заводские ходовые испытания. Среди многочисленных провожающих, естественно, были и все наши конструкторы, находившиеся на заводе. Некоторые наши девушки бегали даже на мыс острова Ягры, где лодка, пройдя заводскую акваторию, входит в выводной канал и находится очень близко к берегу. Потом они признались, что плакали: не с тоски по уходящим в море, а от величественного зрелища и оттого, что нам всем вместе удалось создать такую грозную красавицу» (6).

Гостиница налаживания контактов

Было еще одно соображение, о котором С. Н. Ковалев не пишет в воспоминаниях. Здесь же, в «Волне», проживали и поставщики и представители заказчика — Главкомата ВМФ и Министерства обороны. Со времени первой АПЛ, когда главнокомандующий ВМФ СССР С. Г. Горшков отказался принимать первую атомную К-3, а академик А. П. Александров, КБ и завод продавили акт приемки, между флотскими и проектировщиками часто «искрило». Оценивали же труд «Рубина» вплоть до высшего уровня со слов госприемки, во главе которой ставили моряков. В интересах дела надо было налаживать контакты и с госприемкой. Проживание под одной крышей его облегчало:

С. Н. Ковалев: «Председатели госприемки — очень опытные моряки. Великолепными председателями были… и… уже упомянутый Валентин Рыков, испытавший и принявший большинство стратегических подводных лодок. Например, Валентин Павлович заявил:

— Наплевать мне на вашу программу испытаний. Вот есть спецификация, где даны гарантии промышленности о качествах подводной лодки, я и буду их проверять.

Я говорю:

— Валентин Павлович, вот тут есть гарантия взрывозащищенности лодки при взрыве атомной бомбы, так ты что, бомбу на нас бросать будешь?

Рыков:

— Бомбу я бросать не буду, а вот длительную работу всех механизмов при крене 15 градусов я проверю.

— Ну, давай.

Сколько Валентин Павлович не старался, но накренить «Акулу» на 15 градусов не удалось.

На испытаниях Рыков проявлял себя не только опытным, но и лихим моряком. Например, такую громадину как «Акула» он выводил в море через прокопанный узкий канал без помощи заводских буксиров… и делал это блестяще…

О появлении Валентина Павловича в гостинице мы угадывали по отключению электричества. Будучи выдающимся кулинаром, Валентин Павлович включал мощные электроплиты, чего хилые гостиничные предохранители не выдерживали. Мы возмущались, но плоды его кулинарных достижений поедали с удовольствием» (7).

Ресторан решения вопросов

Фронтом работ и полем для неформального общения, а не пьянкой-гулянкой были банкеты, которые со времен Иосифа Виссарионовича венчали производственные достижения и награждения. Далеко не простой, как иногда хочет выглядеть в воспоминаниях С. Н. Ковалев не случайно на банкетах «пересидел всех и со всеми выпил (стойкий был)». Как в разведке, работа печенью решала многие нерешаемые в обычном порядке вопросы и проблемы.

С. Н. Ковалев: «Из Северодвинска Никита Сергеевич на поезде отправился на ракетный полигон в Неноксу. Я отвлекся и… прозевал. …пошел на банкет, устроенный директором завода в честь Никиты Сергеевича (от которого тот отказался). Из напитков были только водка и коньяк, а закуска — жареные поросята и сиги. Говорят, что на каждого был сертификат: где росли, чем кормили, где поймали, кто жарил. …Я от нечего делать пересидел всех и со всеми выпил (стойкий был). Твердым шагом пришел во вновь открывшуюся гостинцу «Волна» (где и сейчас у меня сохраняется постоянный номер) и стал выбирать себе жилье. Критерием выбора была прочность крепления электрической розетки. Выбрал самую прочную в самом плохом номере. Потом номер поменял, не глядя на розетки. В этом номере я и прожил значительную, и далеко не худшую, часть своей жизни, посвященной созданию морских стратегических сил» (8).

До сдачи в 1970-х «гостевого домика проектировщиков» именно в «Волне» проводились банкеты для приезжающих на «Севмаш» высоких гостей. И это тоже было местом, где решались вопросы, которых не найти в воспоминаниях в силу скромности авторов.

С. Н. Ковалев: «Банкетами отмечались все выдающиеся события, включая закладку корабля, вывод из эллинга, завершение этапов испытаний, подписание приемного акта. По случаю вывода из эллинга (спуск на воду) головной подводной лодки проекта 667А… состоялся банкет на заводе, а затем и у нас в гостинице. По окончании заводского банкета мой любимый заместитель Жора Бутома сгреб оставшуюся икру, семгу и другие деликатесы и притащил на банкет в гостиницу. Правда после этой бандитской акции Жора не показывался на глаза заводским официанткам и буфетчицам» (9).

Впервые я побывал в ресторане «Волна» при центральной северодвинской гостинице в начале 1990-х. Пропускной режим в город к тому времени отменили, но высокий уровень Северодвинска в сравнении с Архангельском еще наблюдался, да и сейчас наблюдается — несмотря на десятилетия «уравнивания в правах». Впечатления от заведения были светлые, как стены банкетного зала, и торжественные — на столах все стояло и лежало правильно, не в колхозном стиле, заполонившем к тому времени общепит. О причинах правильности ресторана я тогда не задумался, а сейчас понял, что высокая планка сохранялась после членов Политбюро, министров СССР и генеральных конструкторов подводных лодок.

Г. Л. Просянкин, генеральный директор «Севмашпредприятия» в 1972—1986 годах: «Вот в 1967 году приезжал член Политбюро А. Я. Пельше. Обедали в малом зале «Волны». Сели за стол 30 человек. А у меня проблема: можно ли водку, коньяк поставить. Тогда как раз что-то вроде очередной антиалкогольной кампании было. Звоню в горком, обком… никто не хочет на себя ответственность брать. А разрядил ситуацию сам Пельше. Посмотрел на нас и говорит: «Я не верю, чтобы хозяйственники не выпили!» Сразу же рюмки, фужерчики принесли. Единственный, кто не пил, так это Борис Евстафьевич Бутома (министр судостроительной промышленности СССР, — прим. автора), но в компании и посидеть любил. И для этого его помощник Жорж носил бутылку из-под коньяка, в которой был налит чай. Вообще это был замечательный человек, остроумный, схватывал все на лету, в технике хорошо разбирался. И никакого гонора» (10).

Блеск и нищета

Сейчас становится модным «красить» СССР в белый цвет, так же как в 1990-е его красили в черный. После атомных подводных лодок, где величие Советского Союза поднялось в полный рост, тяжко читать о его бессилии решить продовольственный вопрос не только в стране, но часто и в закрытом Северодвинске.

Причем уважаемый Г. Л. Просянкин не замечает проблемы в том, чему радуется: «Министры всех оборонных отраслей у нас перебывали. … сейчас, насколько я знаю, толку от этих поездок мало. Ездят вроде как на экскурсию. Тогда же каждый визит всегда давал что-нибудь практически ощутимое для города, для завода. Особенно много давали приезды Устинова. …однажды он приехал незадолго до октябрьских праздников. Женщины его в цехе обступили: «С продуктами стало плохо». Дмитрий Федорович уехал и прислал заведующего отделом торговли ЦК КПСС Я. И. Капкова. Он все внимательно посмотрел, познакомился с городом: «Давайте мне перечень!» И накануне праздника пришло четыре вагона с продуктами, вином, прислали бананы, апельсины, лимоны… Стали вскоре столовую сдавать… поехали опять же к тому же Якову Ивановичу Капкову. Он все подписал, и спрашивает:

— Апельсины были?

— Да, были.

— Бананы были?

— Были.

— Ананасы были?

— Да нет, — говорю, — не было.

— Как не было? — и нажимает какую-то кнопку: «Почему в Северодвинске ананасов не было?»

— Так свежих нет, вот пароход на подходе в Одессу, так тогда…

— Я вас спрашиваю, почему не отправили?

— Консервы только есть, послать?

Я вижу, атмосфера накаляется, и решил вмешаться: «Да обойдемся без ананасов». — А ты сиди, это дело не твое, мое.

И вскоре появились у нас консервированные ананасы» (11).

Маленький стол у кровати

После Э. С. Борисова с рассказом о непереселившемся С. Н. Ковалеве решил зайти в «Волну», посмотреть номер, где он жил. На ресепшене оказалась строгая женщина, на удивление, знавшая, кто такой Ковалев и чем он занимался. На этаже шел ремонт, и ни комнаты, ни даже таблички «здесь жил и работал», которая, по словам строгой дамы, висит до сих пор, увидеть оказалось нельзя. С ее слов, номер был простейший — однокомнатный, с маленьким столом у кровати. «Книги Ковалева недавно у нас забрал музей «Севмаша», — поведала представительница гостиничного бизнеса, — мы ведь арендуем у завода гостиницу, они хозяева». Как 40 лет назад, при Просянкине, завод держал руку на пульсе, а у гостиницы вряд ли было большое частное будущее — только в симбиозе с ВПК.

Юрий Гуськов, первый секретарь Северодвинского горкома КПСС, затем первый секретарь обкома КПСС и председатель облсовета народных депутатов: «…почти вся коммуналка, большая часть городского жилого фонта находилась на балансе предприятия. Это добавляло забот директору. Но он никогда не заговаривал о передаче на городской баланс ЖКХ завода… тех же детских дошкольных учреждений, общежитий, всей немало обременительно для предприятия коммунальной сферы. Под надзором завода горожане чувствовали себя лучше, а настроение — немаловажный фактор…» (12).

Примечания: