Церкви самой нужна умная критика

Слово «критика», очень часто встречаемое в публицистике, довольно многогранно, в основе своей подразумевает обзор и разбирательство некоторого явления — не обязательно, но обычно с вынесением ему оценки. Это такой гуманитарный синоним понятию «анализ», которое больше используется в точных науках. Если уж совсем все расставлять по местам, то анализ и должен быть методом качественной критики. То есть если критика чего-либо претендует на добросовестность, то без анализа феномена ей не обойтись.

Когда разбираемое событие, явление представляется мелким и незначительным, а при этом еще и — такое тоже бывает — уродливым, то критика его нередко ограничивается парой емких замечаний и сразу переходит к оценке. Обычно негативной. Отсюда же следует и довольно привычное нынче понимание критики как выноса сразу же негативной оценки. Без всякого анализа. И критикой в таком случае нередко называется желание поддеть, наподдавать, оскорбить, этим оскорблением возбудить против «критикуемого» объекта своей несимпатии как можно больше еще народу. Чтобы не в одиночку исходить слюной, а коллективно, чтобы «критика» выглядела внушительной, то есть «качественной», по причине увеличения количества примкнувших и подключившихся. Такая критика уже считается серьезной, когда плюются сразу несколько уважаемых между собой людей и изрядное число не обязательно ими уважаемых, но тоже принимающих участие в общем действии.

При общем тотальном оскудении мышления такой способ «критиковать» — так это называется, как правило, — сделался очень распространенным и считается признаком того, что человек, во-первых, «думает» и, во-вторых, что ему «не все равно». Даже такое устойчивое словосочетание закрепилось в соцсетях как «думающие люди», как самоназвание для тех, кто занят этим регулярно. Если сказать просто, критикой сейчас называется обычное брюзжание, при свалившейся на головы людей свободе слова, не знающих, что делать со свободой, да и со словом тоже, обретшее некоторый социально-политический окрас.

Здравый взгляд на вещи обычно не лишен некоторого сарказма. Критиковать уродливое явление проще всего, выявив наиболее нелепые его стороны. В России политическое и социальное скоморошество имеет давнюю традицию и является чуть не единственным способом говорить серьезно. Действительно, о многих вещах невозможно говорить с серьезной интонацией, повышая и поддерживая их несуществующий в реальности «высокий» статус. С другой стороны, если сразу объявить явление не стоящим внимания и после галдеть об этом несколько дней кряду, это выдаст — и, как правило, выдает — достаточно высокую емкость события или феномена, интеллектуальную беспомощность взявшихся его рассмотреть. Поскольку лучшей и самой эффективной критикой незначащего явления будет его игнорирование. Люди поумней или похитрей скорее проигнорируют и весьма значительный феномен, чем станут без умолку трещать обо всякой чепухе.

Есть верное мерило подлинности и значимости. Все настоящее, подлинное и живое нельзя высмеять «по-доброму». То есть так, чтобы в этом не присутствовало злорадство. Есть злой, дурной смех, заключенный в высмеивании человеческих физических недостатков, оскорблениях слабых, да и вообще оскорблении. Избыток злорадства еще не говорит, что критикуемое явление является добрым и хорошим, но по меньшей мере говорит о том, что «критикующие» по своим человеческим и интеллектуальным качествам вряд ли дотягивают до права выносить суждения. Нет, право, конечно, имеют, в рамках свободы слова, но не в тех рамках здравого смысла, чтобы эти слова считать весомыми.

Согласно перечисленному, вне поля здоровой критики не только у нас в стране, но и практически повсюду остаются многие значимые явления. Одно из таких явлений — это Церковь, не только православная Церковь, но и вообще вся религиозная жизнь в России. Для внешних — это неизведанная территория, главные события в которой —различные мероприятия: встретились и помолились, провели молебен, посетили монастырь и так далее. Изредка оживляется мелкими скандалами, лишь только и годными для того уровня «критики», о котором была речь выше. «Своих» же все либо устраивает, либо тоже отделываются легким брюзжанием, выдавая профанный характер своей принадлежности к религии. Среди «своих» еще принято говорить о внутренних проблемах с легкой напускной грустью, обязательно выдавая в конце рекомендации, что всем надо начинать с себя, что все мы грешные.

Сваливающиеся как снег на голову события оказываются такими, словно у них нет никакой предыстории. То, что вчера называлось Святейшим Константинопольским патриархом, становится «недоговороспособной организацией», «стамбульским патриархом», действия которого, оказывается, «никаким сюрпризом не являются». Может быть, они и не являются такими для «посвященных», однако для паствы они опять — снег на голову, сюрприз, что намекает на то, что сюрпризов еще много готовится, о возможном появлении которых даже не догадываются. Риторика ограничивается сразу оценочными суждениями, негативными, конечно, демонстрирует слабую заботу о том, чтобы паства, да и внешние, могли предполагать, что их ждет дальше. Не только в связи с последними событиями. Слабых мест в церковном устроении очень много, доктринальных в том числе, все они по очереди грозят выплеснуться когда-нибудь сюрпризом, неожиданностью.

Поэтому Церкви следует начать раскрываться, выходить на открытый диалог с обществом, уметь вести этот диалог, выслушивать критику и иметь в ответ не дежурные слова. Следует начать повышать тем самым уровень критики в свой адрес, чтобы это была критика, а не охаивание и не сусальные рассуждения.