Признаться честно, я несколько минут думал, есть ли смысл почти час смотреть этот фильм. В кадре был щетинистый мужик в затасканной футболке защитных расцветок, который вертел по сторонам избы камерой и что-то рассказывал; фоном служил треск из радиоприемника. Но любопытство к глуши Ямала, как и тяга к таёжному быту, пересилили все огрехи любительской съемки. Да и репутация студии «Дыхание» Олега Долженкова — автора монтажа, намекала, что надо досмотреть до конца чем-то робкое творчество Виктора Данилова — смотрителя дальнего кордона; показательно, что они оба из Екатеринбурга. Итак — «Записки с таёжного кордона. Весна»: Ямал, снег и хлеб из печи.

47 рыбин за 3 часа. Кадр из фильма «Записки с таёжного кордона. Весна»

Верхне-Тазовский заповедник, запрятавшийся в Красноселькупском районе, на стыке с Красноярским краем и Югрой — это медвежий угол даже по меркам Ямала с его редкими поселениями, разбросанными по огромной площади округа. Название мне сразу напомнило о моем давнем вояже автостопом в полувахтовый поселок Тазовский, что на реке Таз: безлесые тундры, которые сливались с горизонтом, назойливый гнус, гул вертолетов, неадекватные полицейские и толпы южан. Все иначе в урочище Пюлькэныльмачи, где к своему 60-летию оказался Виктор Данилов. Он тот, кто отправился куда подальше из города. Вокруг тайга — сосна, кедр и тишина. Всего два инспектора обитают на кордоне, в окружении зайцев и долгой зимы. Дорог сюда нет — заброска на снегоходе.

На кордоне за год, чтобы не умереть от холода, надо свалить, наколоть и затем спалить в печи семь вековых лиственниц. Печь в тайге — нечто сакральное: до поселка Ратта больше сотни километров; так что даже хлеб надо делать самому: ставить тесто, ждать, пока оно поднимется, долго месить и выпекать. Вообще, бытописание о кордоне — это все о суете, о трудах. Ремонт избы, превращенной в притон предыдущими инспекторами, которые прокоптили потолки махоркой; и изготовление топорища, пусть и грубоватого — но своего; а затем возрождение заброшенного огорода. Картошку Данилов сажает с удобрением, что просится на кухню: вместо перегноя у него свежевыловленная «недурная рыбешка»: сорошка, чебак и елец; по-местному «момчик».

Ледоход на реках Пюлькы и Ратта двинется к середине майских дней, и зима стремительно перейдет в жаркое западносибирское лето. Комаров и мошки первое время нет, и на обрывистом берегу можно принимать солнечные ванны, попивая кофе. «Жизнь прекрасна и удивительна. Все-таки хорошо здесь, как будто в детство вернулся», — констатирует «несколько одичавший», но посвежевший Данилов. В такие часы в заповеднике его посещают воспоминания о далеком детстве на берегах уральско-сибирской реки Тура: «Примерно столько же было рыбы,бегали бурундуки, как здесь. Лес был, которого сейчас уже нет. Тропы были не такие битые, и люди были не такие злые, гадкие и глупые. Более добрые, что ли». Продолжение следует.