Корни и крона: финно-угорский русский народ
Эти люди — русские, но не русские. В России их как минимум 4 миллиона, но о них редко говорят. Они разговаривают на разных языках, но их объединяет простая житейская мудрость и родство с землёй — будто люди являются её продолжением — как камни и деревья.
Они язычники — или, приняв христианство или ислам, ещё язычествуют, не вполне осознавая того. Их мир иной, полный архаики и детской жестокой прямоты.
Ещё великий русский поэт Блок писал: «Чудь начудила и меря намерила». Здесь жили пантеисты и колдуны, главной религией которых всегда была природа. Это финно-угорская земля. Народы той цивилизации были и остаются первыми её обитателями, от них пошли многие наши обычаи и сказки, да и наши корни — как выяснилось, мои в том числе.
Если отъехать всего километров 200−300 на восток от Москвы или Петербурга, сквозь привычную реальность депрессивного провинциального быта на нас глядит финно-угорская матрица, которая тянется до Урала и дальше. Следы традиции живы во многих приволжских деревнях. А дальше, за Камой, где влияние православия никогда не было сильным, живут десятки тысяч подлинных язычников. Такое явление в наше время удивительно, как будто путешествуешь не в пространстве, а во времени.
Не любой гость сразу поймет глубину. Обрядовость здесь неяркая: в отличие, скажем, от народов Сибири, у удмуртов или мари нет ослепительно красивых нарядов, эффектного горлового пения. Здешнее язычество вообще не об эффектности, оно очень спокойное.
А ещё молчат об этом, потому что есть тёмная сторона. Например, история из удмуртской деревни: председатель колхоза сплавил по реке на дрова молельную избу-куалу, а через несколько дней ему одержимый отсёк голову. И таких историй много. Возможно, что-то из них — вымысел, но в каждой шутке только доля шутки.
Вот и живут эти люди в «параллельной реальности». Сколько ещё она просуществует в наш век стремительного глобализма? Пока ещё можно слышать их мудрость, смотреть на природу, мир и самого себя их глазами. Это останется со мной.
***
Проект этот я начал снимать в 2014 году, и это была первая моя большая фотоистория. Живя в Москве и Петербурге, многого о России не знаешь. Поэтому, когда кто-то ставит тебе диск с удмуртскими крезями, записанными в наше время, или включает актуальную этноэлектронную музыку из Ижевска, или японский фотограф выкладывает серию из Марий Эл с явно непостановочными молениями в роще, поначалу удивляешься. Потом интересуешься. Потом начинаешь исследовать, по крайней мере, для меня как для журналиста и фотографа нет иного пути для изучения явления, кроме как сделать материал или фотосерию. Дальше — больше, погружение в «параллельную» историю России, её народов, семей, людей, в преемственность поколений, в трагедию войн и депортаций — и радость любви, традиции, самой жизни. Финно-угорская матрица существует, и нам, русским, никуда от неё не деться, потому что мы её часть.
Сначала я начал снимать эту матрицу в классическом репортажном-документальном стиле. Но это не всегда работало. Когда имеешь дело с реальной, практической метафизикой, то сухой повествовательный язык часто бесполезен. Кроме того, репортажи из этих мест уже существуют — и сняты российскими и зарубежными авторами очень хорошо. Поэтому я встал на путь арт-документальной фотографии, и тогда матрица раскрылась. Только объединив несколько визуальных языков, я смогу её постичь. Да и то, уверен, далеко не полностью, я ведь всё равно приезжий в тех местах, где снимаю, несмотря на то, что меня там ждёт много друзей и близких людей. Я где-то финно-угорских кровей, но я русский человек. И, возможно, поэтому могу смотреть со стороны и видеть какие-то вещи и явления иначе, чем сами местные жители.
В результате четырех с лишним лет съёмок получилась книга River Under Earth (и русскоязычная версия — «Подземная река»), которая уже практически готова к изданию. Будет и «вторая часть» — «Подводная река», с близким, но несколько иным сюжетом. Работа над ней уже началась — туда войдут как новые снимки, так и фото, не попавшие в первую книгу. Что приятно, герои съёмок видели макет и остались очень довольны, несмотря на то, что мой визуальный язык порой сложный и непрямой. Их похвала для меня в данном случае — высшая награда.