Полицейская «вписка»: послесловие к групповому изнасилованию в Уфе
История с изнасилованием в Уфе 23-летней женщины, работающей в отделе МВД дознавателем, как фиброгастроэндоскопия, высвечивает все язвы современного общества в целом и полиции в частности. И есть уверенность, что в России таких историй не с один десяток.
Трое полицейских — 51-летний М., 50-летний Г. и 34-летний Я. — решают устроить вечеринку. С алкоголем и девушками. Место выбрано идеальное: управление по вопросам миграции, где с наблюдением и дежурными — тишина. Алкоголь закуплен, остаётся найти только девушек. Я., как самый молодой, берётся это устроить. У него есть 23-летняя знакомая — дознаватель. Та берёт с собой подругу — и полный комплект. Полицейские решили организовать нечто вроде того, что молодёжь творит на «вписках».
Однако в ходе застолья алкоголь вносит свои коррективы. Две подруги — уже не подруги: они сходятся врукопашную за мужика в погонах. И в результате одна покидает место вечеринки. А дальше трое российских полицейских, возбуждённые алкоголем и порно, набрасываются на пьяную девушку. Насилуют её на протяжении нескольких часов, а после возвращаются к жёнам.
Что мы имеем на выходе? Трёх человек, во всей неприглядной красе представляющих российскую полицию. Пьянство, связи с коллегами — это, если без лицемерия, почти норма в данной структуре. Ещё мы имеем девушку, уговаривающую подругу зайти на вечеринку, а после сходящуюся с ней врукопашную, — мотив очевиден: не только хорошо отдохнуть, но и продвинуться по карьерной лестнице, отыскав покровителей. Вполне в духе времени — найти «папика» и продать себя как можно дороже. Возраст 23 года для некоторых (или многих?) современных россиянок — идеальное время представлять себя как товар.
Изначально, когда я услышал о данной истории, то публично высказал версию, что девушка, вполне возможно, явилась на вечеринку сама. Это вызвало странную реакцию у интервьюера. Но на чём была основана моя уверенность? На том, что, как бы это ни звучало, единственная разменная валюта, имеющая сегодня в России цену, — это женское тело для секса. Многие девушки понимают, что им больше нечего предложить. Мужчинам же иного и не надо.
К сожалению, отношения между полами сегодня свелись сугубо к процессу «купли — продажи»: ты мне секс, я тебе материальные блага или продвижение по службе. Так в общем-то было всегда, но в последние времена приняло патологические формы. При этом особым спросом пользуются именно оргии, на которые установилась мода.
И такой подход к отношениям между полами приводит к деформации сознания и женщин, и мужчин. Люди больше не занимаются сексом — они как бы наяву смотрят порнографию, стараясь участвовать в ней. А торговля собой достигает раблезианских масштабов, балансируя на грани трагикомедии и фарса. Больше нет мужчин и женщин — есть сутенёры, проститутки и клиенты. В такой системе для женщины есть серьёзный риск подвергнуться насилию.
Но! Что бы там ни думала 23-летняя дознаватель, что бы ни думали о ней, произошедшее недопустимо — оно за гранью. Можно представить, что происходило в управлении по вопросам миграции. Три борова, разгорячённые сексуальностью девушки, алкоголем и собственными фантазиями, пристали к ней с фразочками «да ладно, не парься» и «ты ж для чего-то сюда пришла», а затем, не привыкшие получать отказ, стали насиловать её. То же самое, к слову, происходит на упомянутых молодёжных «вписках», куда приходят девочки «просто потусить», а после их насилуют и издеваются над ними.
И каким мужеством должна обладать 23-летняя дознаватель из Уфы, чтобы утром отправиться в полицию, подав заявление об изнасиловании. Наверняка было давление со стороны знакомых и близких: мол, что ты делаешь, тебя не поймут, куда ты лезешь? И в конечном счёте она понимала, что для многих превратится из жертвы в соучастницу, а то и в преступницу. Сиди, баба, знай своё место и не выёживайся. Ведь изнасилование в России часто не является преступлением, в нём собственно не видят такового. Хуже: виновной становится женщина, а мужчину — или в случае Уфы мужчин — начинают оправдывать, лопоча клинический бред вроде: сама пришла, хотела, сама спровоцировала. Это убийственная мораль (а вернее — антимораль), которая властвует в нашем обществе.
Реакция в социальных сетях, в комментариях на жуть в Уфе это лишний раз подтверждает. Много людей — намеренно не пишу «большинство», хотя это возможно, — обвинило девушку, а не её насильников, оставив самые похабные, самые шовинистические комментарии. Или просто не узрело ничего страшного, криминального. Можно, конечно, допустить, что комментарии оставляли исключительно боты и нанятые апологеты преступников, но это сомнительно, если не сказать, невозможно. Нет, это вполне конкретные люди, считающие, что ничего грязного и отвратительного не произошло. И постепенно вскрывающиеся обстоятельства дела — вроде сама пришла, привела подругу, дралась с ней — лишь усилили подобные настроения.
Хотя у насильников не может быть никаких оправданий. Как не может быть их и у тех, кто намеренно вычёркивает из социального поля проблему насилия над женщинами и изнасилований. Общество, нормально воспринимающее подобное, отвратительно; оно разделено не только по гендерному, сексуальному, но и по моральному признаку.
Это, собственно, та проблема, на которую прежде всего должны обратить внимание так называемые российские феминистки. Однако моё вынужденное общение с ними на протяжении нескольких месяцев повергло меня в печаль, когда я понял, что они занимаются любой профанацией, кроме реальных дел (безусловно, не все, а ряженые, но имя им легион). И я был шокирован, когда узнал, что часть этих так называемых феминисток, обитающих на телеканалах, радио и в газетах, рекламируют секс-шопы, тем самым лишь усиливая позиционирование женщины как сугубо товара.
Подобное, как и лживая мораль, приводит к росту насилия над женщинами и росту числа изнасилований. Как пел Курт Кобейн: «Rape me, my friend. Rape me again. I'm not the only one». Ведь, действительно, она, жертва, не единственная. Были, есть и будут. И самое страшное — что они боятся признаться в том, что произошло. Боятся, что им не поверят. Боятся, что не докажут. Боятся, что подвергнутся насмешкам и нападкам. Могут посмотреть как на дурочку и отправить домой пинком, а если и откроют дело, то с ленцой, неохотой («есть дела посерьёзнее»).
Тут необходимо менять подход к данной проблеме. Не только ужесточать законодательство, но и совершать кардинальный переворот общественного сознания, давать понять, что изнасилованная жертва ни в чём априори не виновата, что она действительно жертва, а преступник обязан получить наказание. И крайне важна позиция самих пострадавших, их решимость доказать собственную правоту и добиться возмездия.
Но в то же время мало совершить реформу правоохранительных органов, из милиции в полиции. Надо тщательнее подходить к тому, что происходит в органах, улучшать кадровую политику, предъявляя другие требования, а главное — выводить на опаляющий свет преступников в погонах. Ещё же важнее совершить реформу моральную; ведь то, что сегодня устанавливается в нашей стране, приводит к чудовищным последствиям, когда даже те, кто должен служить людям, защищать их, теряют всякий человеческий облик, превращаясь в тех, кто должен сидеть по другую сторону решётки. И данная мутация, к сожалению, в разной степени, но касается всех нас.