Маг, авантюрист, благотворитель. Кем был Калиостро?

Сын, родившийся в Палермо в семье Бальзамо в лето Господне от рождества Христова 1743-е, июня 2 числа, не был из тех детей, что называют «родительским утешением». С ранних лет непослушный непоседа, юный Джузеппе вовсю показал свой нрав уже в школьные годы. За свое неукротимое непослушание из школы он был исключен и с целью исправления был отправлен родителями на обучение в монастырь бенедиктинцев.

Но там вместо того, чтобы постигать глубины смирения, будущий великий маг напал на настоящее сокровище — как вспоминал он впоследствии, в библиотеке монастыря он нашел подробные труды по алхимии, лекарственным травам и астрономии, а в монастырском аптекаре — своего первого учителя. Посчитав, что научился всему, что необходимо начинающему целителю, Джузеппе вернулся в Палермо, где с большим успехом продавал всякого рода целебные зелья собственного изготовления. Но дорога звала его, ему хотелось великих свершений и великих знаний. Для пополнения бюджета пришлось прибегнуть к хитрости: наплетя небылиц местному толстосуму о зарытом за городом кладе, юный пройдоха объяснил, что для извлечения сокровища необходимо задобрить духов, охраняющих клад, ровно 60-ю унциями золота. Ростовщик поверил и, совершив ночью в лесу за городом все необходимые ритуалы, зарыл деньги в условленном месте. Явившиеся туда же «духи» почему-то не допустили его к кладу. Наоборот, избили так, что богатый бедняга, расставшийся с частичкой честно награбленного, еле доплелся к утру до родного Палермо. А юный Бальзамо, раздобыв денег в дорогу при помощи шутки, достойной самого Ходжи Насреддина, пустился на поиски приключений.

Где он провел следующие пять лет, остается неизвестным. Сам он утверждал, что вместе со старшим товарищем по прозвищу Альтотос (посланник египетского бога знания Тота) был в Египте, где днем они изображали искусных мастеров, владеющих секретом золочения тканей, а ночью спускались в таинственные лабиринты под пирамидами, заклинали духов и вообще вели жизнь в стиле героев самых приключенческих повествований. После своего «египетского путешествия» он редко называл себя Джузеппе Бальзамо — с того времени на свет появился граф Калиостро.

Вновь оказавшись в Европе, в Неаполе, тридцатитрехлетний Калиостро буквально за пару лет достиг невероятного успеха, войдя в высший свет под новым именем. Через год он отправился в Рим, где женился на четырнадцатилетней белокурой и голубоглазой Лоренце, которая разделила в дальнейшем все взлеты его карьеры и его падение.

Европа, хоть и встречала Калиостро восторженно, была для него тесна, и он отправился в Россию. В этой поездке он ожидал апофеоза своей карьеры и был очень удивлен рационализмом и недоверием, невиданным им в Европе. Императрица Екатерина II оказывала ему всяческую протекцию и даже рекламировала его услуги (хотя сама ими не пользовалась) среди высокопоставленных подданных. Этими услугами традиционно для Калиостро были чудесные исцеления и предсказание будущего. Великий маг в российской столице успел совершить несколько примечательных дел и даже ухитрился исцелить знаменитого на весь Петербург юродивого — Калиостро взял его с собой в лодку, завез на середину Невы и там выкинул в воду. На берег он уже привез психически здорового человека, переставшего наблюдать «явления Саваофа», признавшего своих родителей и даже свистнувшего золотую табакерку у кого-то из изумленных зрителей. Кроме того, Калиостро сдружился с самым влиятельным человеком в империи — графом Потёмкиным. Как говорили злые языки, не без помощи чар Лоренцы. Когда слух об излишне тесной дружбе Потёмкина и жены Калиостро дошел до Екатерины, она в гневе передала итальянской чете приказ убираться прочь из России. Судя по всему, какой-то улов в карманах русских аристократов Калиостро обрел, ибо, приехав в Страсбург, построил на свои деньги больницу для бедных.

Вернувшись в Европу, он блистал в европейских столицах, собирал на своих сеансах блестящую аристократию. В возрасте 35 лет Калиостро в пику всем существовавшим на тот момент мистическим кружкам учредил собственную ложу, называя себя Великим Коптом и заявляя, что наследует традиции, полученные им во время путешествия в Египет. В свой кружок он принимал не кого попало, а только аристократов не моложе 50 лет — то есть собирая под свое крыло самых влиятельных людей.

Будучи приглашенным в 1785 году на всеевропейский съезд масонов, где разношерстные «строители Храма» пытались договориться хоть о каком-нибудь единстве в своих рядах, Калиостро, должно быть, чувствовал глубокое разочарование представшей перед ним картиной. Одно дело — спорить или соглашаться с каждым из этих «каменщиков» по отдельности, но собравшиеся вместе поклонники «высшего существа», «вселенского разума», рационалисты и оккультисты являли собой как бы колоду, которой будет играться Великая французская революция. Просвещенные заговорщики замышляли великий переворот ради обретения священных прав свободы, равенства, безопасности и собственности и добились своего, на двадцать лет погрузив Францию, а потом и всю Европу, в невиданные войны и бедствия. Права человека оказались на деле правами богачей, а все романтические порывы «зари новой эпохи» оказались утоплены в холодной воде чистогана пришедшей к власти буржуазией, которая, как позже говорил мудрец, эксплуатацию, прикрытую религиозными и политическими иллюзиями, заменила эксплуатацией открытой, бесстыдной, прямой и черствой. Может быть, поэтому предсказание Калиостро о крупных бедах, ждущих Францию, оказалось столь верным, а его отвращение к масонской идее стало столь неприкрытым. Ведь сам он, при всем его авантюризме и способности околпачивать почтеннейшую публику, не был выжигой и идола из денег никогда не делал. Ему хотелось другого.

Не пожелав иметь ничего общего с широко раскинувшейся перед его взором европейской масонерией, он уехал в Лондон. Там его чуть было не схватили по сфабрикованному обвинению в воровстве: охота велась за его архивом, которого Калиостро в итоге лишился. В 1789 году, в год Великой французской революции, он уехал в Рим. Это было самое безрассудное его деяние, ставшее роковым.

Обводивший вокруг пальца крупных жуликов и высокородных простофиль, Калиостро попал в колеса жестокой машины инквизиции. Он мучился в заключении четыре года, за которые его пытали 43 раза. Была арестована и его жена, которая под пытками «созналась», что ее муж — чернокнижник; она прожила после ареста год и умерла в монастыре, а Калиостро был приговорен к сожжению на костре. Казнь впоследствии заменили пожизненным заключением, причем камера была такой, чтобы из нее нельзя было сбежать — вход в нее находился на потолке. После перенесенных пыток Калиостро сильно ослаб и в возрасте 52 лет умер.

Историю пишут победители. Проиграв в схватке с инквизицией, Калиостро был сделан в многочисленных версиях его жизнеописания настоящим исчадием ада — чернокнижник, вор, сутенер и жулик, он стал притчей во языцех и патентованным преступником. Но его история, если сличать показания очевидцев, оставленные нам в многочисленных воспоминаниях современников, дает возможность представить себе и другого Калиостро. Может быть, образ авантюриста и непоседы, желавшего использовать тягу окружающих к таинственному на благо людей, был бы более верен. Сам Калиостро говаривал, что человечество нужно принимать таким, каково оно есть, а глупость богачей использовать для благодеяния бедным. Вот такой «благородный пройдоха», прославившийся не только магическими сеансами, предсказанием будущего и угадыванием лотерейных выигрышей, но и благотворительностью, пожертвованиями на больницы, бесплатным исцелением бедняков.

Да и последний его поступок — безрассудная поездка в Рим — выставляет его в странном свете. Может быть, он хотел предложить свою «ложу Египетского устава» в качестве альтернативы безудержному и безбожному европейскому масонству, взявшему в плен большую часть умов просвещённой Европы?

Есть легенда, гласящая, что Калиостро не умер в замке Сан-Лео, а инсценировал свою смерть с помощью сообщников, ухитрившихся передать ему зелье, и хитро бежал из тюрьмы. Говорят, что его видели на Мальте, где он прожил до 1815 года, и даже сам Наполеон Бонапарт приезжал к нему советоваться о делах европейской политики… А может быть, это и выдумка тех романтиков, кому жаль было расставаться с таинственной магией и великим авантюристом, чью камеру в Сан-Лео до сих пор украшают цветами.