Где больше веры – в науке или религии?

Можно ли говорить о том, что христианское богословие использует исключительно духовные средства познания мира и научные методы к нему неприменимы? А в науке, напротив, ничего не применяется «на веру», а включаются в науку лишь проверяемые знания? Попробуем разобраться, чтобы понять, насколько богословие далеко от науки. Или оно, наоборот, находится поблизости.

Науку мы станем рассматривать всю целиком, не разделяя на «теоретическую» и «прикладную», «естественную» и «гуманитарную», «признанную» и «непризнанную». Когда в России внедряли теологию в высшие учебные заведения, церковные чины сообщали, что в гуманитарных науках тоже, мол, нет строгих доказательств, тем самым намекая, что не везде в науке требуется логика. Это, конечно, ход хитрый, сделанный для того, чтобы «попасть» в науку и считаться наукой, игнорируя законы мышления. Однако косвенная достоверность (иного рода) тут, несомненно, имеется. Можно довольно смело сказать, что в гуманитарных науках весьма многое вилами по воде писано. И очень сильна сила авторитета. Не меньше, чем в религии. Бывали и бывают случаи разные, не станем даже перечислять.

И богословы, что посерьезней, тоже не с первых строк начинают заявлять, что отсюда и до конца вам придется верить каждому слову. Нет, поначалу пытаются рассуждать — и вполне здраво, случается. Не всегда понятно зачем, если на самом интересном месте говорится, что «дальше уже верим». То есть спотыкач случается ровно там, где у всех как раз только и начинаются «проклятые вопросы», ответы на которые отсылают обычно искать по монастырям у старцев. Там растолкуют в обход разума, что после о нем уже и вспоминать не придется по причине полного исчерпания за этим делом. Так что сходство местами все же проглядывает. Конфликт начинается тогда, когда верующие безапелляционно заявляют, что у них есть более мощные инструменты познания, чем разум.

Обычно на первом месте тут оказывается «сердце». К сожалению, этот орган познания верующие, не мудрствуя лукаво, часто понимают грубо анатомически. В писаниях же Ветхого и особенно Нового Завета, под сердцем обозначается нечто важное в человеке, «центральное», его сердцевина. Если читать без всякого анатомического понимания, то таким важным видятся либо очищенные, рафинированные чувства, либо разум, пребывающий в таком же чистом, незамутненном состоянии. Окаменелостью же сердца называется неспособность это в себе слышать. Неспособность обострять добрые чувства и неспособность думать в том числе. Так что «сердце» — как нечто высшее — по сути те же самые чувства и разум, которые чем чище, чем больше избавлены от шумов внушения. Тем выше вероятность того, что «научное знание» будет и впрямь таким, а не новым шарлатанством.

Неверно, уже с точки зрения ученых, что в науке недопустима никакая вера. Доверие, конечно, недопустимо, хотя в науках доверием вовсю пользуются. Еще как! А вера в науке совершенно легальна, и без веры науки бы никакой не было. Интуитивное, еще непроверенное, недоказанное понимание своей правоты и есть вера. Любая «смелая гипотеза» имеет природой веру. Человек станет доказывать ее, тратить время, ресурсы, терпеть лишения с верой в то, что гипотеза при всей ее смелости верна.

Так где же тогда расхождения у религии с наукой (обычно говорят — «у веры с наукой», но это неправильно)? А вот в чем. Вместо того чтобы подтверждать предмет своей веры, доказывать, искать, «верующие» начинают им самим — предметом своей веры — что-то доказывать. В науке это все равно, что апеллировать к недоказанной теореме, включать «гипотезу» в доказательство другой гипотезы или теоремы. В науке это будет считаться шарлатанством. В этой части пути религии и науки разошлись. Еще сравнительно недавно — геоморфология как наука еще не сформировалась — происхождение морен, к примеру, объясняли Всемирным потопом, поскольку Потоп был «доказанным явлением». В Священной истории написано, значит все. Имел место, можно им объяснять другие непонятные явления. Непонятность при таком подходе только накапливалась, научное знание буксовало.

У «верующих» есть Священные книги, тыкая в которые, они все вокруг себя по полкам и раскладывают. «Доказывают» явления. Даже те, которых сами не видели. Правильно ли это? У науки исторически накопилось достаточно раздражения на методы религии все объяснять необъяснимым и необъясненным и сопротивляться разумному объяснению. Сама по себе «вера в Бога» как «научная гипотеза» не хуже любой другой научной гипотезы. Но гипотезу надо саму доказывать, а не доказывать ею что либо. Верующие могут доказывать ее состоятельность своей жизнью. Что «поступая по-божески» в своей жизни, они делают мир вокруг себя лучше, справедливее, добрее. Но пока именно этого не видно.

Если любой исследователь, приступая к любимому делу, начинает, как мы говорили выше, с верой тратить время, ресурсы, терпеть лишения, то «верующие», как то логически выходит, делают без веры. Не прикладывают интереса к объекту своей «веры», прикладывают либо «страх» (Божий), либо почтение и так далее. Все, что угодно, но не доказательство того, что их вера может горы двигать. Вера начальника крупной стройки, облеченная в «план строительства», — способна двигать горы (пускай экскаватором и за отведенное время), а вера «верующих» — нет. Что проку убеждать других и себя в своей вере в то, что чудеса случаются, тыкая в книгу, где сказано, что да, случаются, даже перечислены? Там же в книге сказано, что случаются по вере. А это что за интеллектуальный (хотя вряд ли) финт такой — верить в то, что по вере случаются? Это что за вера нижнего регистра? По вере «верующих» ничего не происходит, зато верят, что может происходить по вере верующих. На выходе имеем очевидное: веры нет. Или есть такая, что кто-то может так «сильно помолиться», а Бог услышит и сотворит чудо.

Проще сказать, что наука ставит задачи выполнимые — по вере, заметим — и их исполняет. Да не только наука, любые увлеченные, любознательные люди с верой в результат его обычно и добиваются, прикладывая достаточно усилий. А «верующие» прикладывают некие усилия для «поклонения» и называют это верой. Но в том и дело, что это не вера. У верующих вера заявлена двигателем всего, однако ею не пользуются. У науки она отвергается в религиозном понимании, но в прямом значении вера науку двигает. Постепенно, шаг за шагом. Итак, общее у науки и религии — это способность возводить «смелые гипотезы».

Потенциально заложено и другое общее — подтверждать свои «смелые гипотезы» своей любознательностью, приложением сил, своей жизнью. А дальше начинаются расхождения. У религии одна лишь «смелая гипотеза». Но вместо того, чтобы верой своей ее осуществлять, подтверждать, идти к ней, добиваясь результата, который из нее следует (в науке называлось бы подтверждением через эксперимент), «верующие» в итоге «верят» в то, что она уже доказана. И, исходя из этой «веры», делятся с миром своими «знаниями», отвергающими порою всякий здравый смысл. Причиной тому полная почти утрата методики. Или — на языке самих «верующих» — традиции. Уж такова эта «смелая гипотеза» религии, что при поклонении ей без осуществления ее, без постоянного неутихающего «эксперимента», причем не всякого, а заложенного в исполнительной части методики, она выглядит ложной.