«Фашизм не сломал, добьёт капитализм»: как выживает ветеран войны
Жительница Каменска-Уральского Свердловской области Александра Егоровна Малеева в годы Великой Отечественной войны была среди миллиона женщин, которые ковали Победу на фронтах Великой Отечественной войны. С тех пор, когда была повержена фашистская Германия, прошло 73 года. Ветеранов забывают и втягивают в войны капиталистического мира, в которых они теряют плацдарм за плацдармом.
Дочь врага народа: молчи и бойся
Родилась Александра Егоровна (в девичестве Засорина) 10 октября 1923 года в деревне Тарасовке Аромашевского района ныне Тюменской, а ранее Омской области.
«Мама у нас грамотной была и всем своим детям внушала, что образование — это сила. Школа за четыре километра начальная, средняя — за 15 километров. Мне нравилось учиться. Когда ударяли наши знаменитые сибирские морозы, мама договаривалась с местными, чтобы старшая сестра, брат и я не ходили за десятки километров, ночевали у одноклассников. Когда я закончила семь классов, уехала к старшей сестре Ане, которая завербовалась строить Уральский алюминиевый завод в Каменске-Уральском. Там дядя наш был уже, заключённым. Их водили, врагов народа, колоннами. У них обуви не было — в зиму тряпьем заматывали ноги. Плакали с сестрой, а поделать ничего не могли — дочери врага народа тоже».
В 1938 году её отца арестовали как «единоличника». Забрали корову и лошадь в колхоз. Глава семьи сопротивления не оказывал, но высказал недовольство — был арестован по политической 58-й статье. Имя Егора Николаевича Засорина, отца Александры Егоровны, внесено в «Книгу памяти», которую по архивным данным написала историк Нина Шестернина. Умер Егор Засорин в тюменской тюрьме в 1939 году.
Сам колхоз держался, по словам ветерана, на бабах да детях. На всех крепких и трудоспособных деревенских мужиков нашлась статья — зажиточно жила Тарасовка, и хозяйственные собственники держались за своё добро до последнего. За километры от дома ребятня ходила не только в школу: всё лето — сев, покосы, сбор урожая. Спали в шалашах, сами себе полати сооружали, чтобы избежать встреч со змеями-гадюками в тюменских лесах.
Когда юная Александра приехала в Каменск-Уральский, сестра определила ее в заводское училище. Девушка обрела профессии мотористки, каменщицы, научилась управлять лебёдкой и бетономешалкой.
«Работали мы вместе с первым стахановцем Каменска, мастером каменной кладки Иваном Шестаковым. До сих пор помню ту ответственность, с какой мы работали, ведь рядом — настоящий мастер, герой труда. Сестра у него была на хорошем счету, подручной, и так вот и я попала в легендарную бригаду. Работали от зари до зари — строили Каменск и УАЗ», — вспоминает Александра Егоровна, которая с поступлением в училище сменила отчество с Егоровны на Георгиевну.
«Фамилию и имя трудно изменить. Отчество — Егоровна ли, Георгиевна, Юрьевна, Игоревна — производное от одного имени. Папу тем самым не предавала и не отрекалась, и клеймо дочери врага народа не всплывало», — поясняет она дальнейшую путаницу в документах.
Грянула война, и Александру отправили монтировать завод, эвакуированный в Верхнюю Салду.
«Помню, что строили мы его под снаряды. Давали нам из еды лишь хлеба полбулки на весь день. Последнее тряпьё с девочками снимали и несли на рынок картошки прикупить. От авитоминоза я стала терять зрение. Пришла к начальнику проситься, чтобы меня к маме в деревню вернули, а он сказал, что когда каждую минуту гибнут наши бойцы, я устроила капризы. Но был у меня добрый мастер, который сразу сказал, что деревня меня не спасёт — там на лесозаготовках сгину. И по его настойчивой просьбе, мол, слепая работница ему не нужна, меня вернули в Каменск к сестре. И она меня устроила в столовую заводскую. Мы там с девочками из блокадного Ленинграда чистили картошку. Блокадницы были очень начитанными, одна в консерватории до войны училась. Пели арии, какие красивые, вы даже представить себе не можете. Книги пересказывали, пока нас не застукали. Оказалось, что картошку чистили мы незаконно. Пожалели, что все мы были больные. И всех нас поголовно призвали и отправили на учёбу кого радистками, кого шифровальщицами в Куйбышев. Несколько девочек отправили в медсёстры. Как помню, сестра плакала страшно. Кричала, что лучше бы её отправили на фронт», — вспоминает Александра Егоровна.
Сперва обучение в Куйбышеве, который сейчас переименован в Самару. Строевая, стрельба, голод, с которым Александра уже смирилась. Девчонки охраняли продуктовый склад в нарядах и однажды столкнулись с бандитами, которые хотели оставить два взвода связистов без муки и картофеля.
«В кино сейчас показывают про бандитов, которые воровали тушёнку с военных складов. Не было у нас такого. Картошка да мука. Тушёнку я лишь в конце войны увидела. Зато нам выдавали мыло и водили строем в баню, — вспоминает Александра Егоровна с каким-то блаженством на лице. — Всю войну боялась вшей. Жёстко с нами обращались, никого не жалели. Отправляли нас после часов учёбы на сплав леса, мы вытаскивали брёвна буграми, потом пилили. Никто не жаловался. Несмотря на мой характер — всегда за справедливость — молча. Всё время было страшно, что вскроется о папе как враге народа. Мне нужно было быть лучшей, чтобы старшина не мог ко мне придраться. Обучали нас офицеры и их жёны. У меня были проблемы с буквенными шифровками, и я однажды ночью пошла в зал тренироваться, чтобы экзамен сдать на отлично. У нас был большой зал, где стояли передатчики. Старшина застукал, и до конца обучения мне было отказано в часах отдыха. Мы учились 12 часов в сутки. Когда девочки отдыхали, я драила полы и туалеты, потому что провинилась. И возмутиться нельзя. Я же не Георгиевна, если вскроется — штрафная рота, смерть».
На одном из участков Белорусского фронта в конце 1943 года погибли радисты. Александру и еще двух её подруг отправили на линию фронта, пока не приедут подготовленные парни.
«Мы задачу отработали. Связь восстановили. Риск? Пуля однажды пролетела мимо. Слава Богу, жива осталась. Мы все тогда живы остались, но везли нас обратно в катафальном вагоне. Там горы умерших солдат в неотапливаемом вагоне и мы — три девчонки, друг друга грели, как могли. Мы были все страшно запуганными. Скажу честно, нас отправили в катафалке, а не в теплушке, чтобы спрятать. Дело не в секретности. Ты, наверное, сама понимаешь почему. Не знаю, сколько ехали. Помню первые два дня. Потом был провал в памяти. Нас потом всех троих в госпиталь отправили. В шинельках тонких, в пилоточках, в сапожках. Страшно холодно — всё, что помню», — рассказывает Александра Егоровна.
Приехали девочки еле живые. Александру отправили в госпиталь в беспамятстве. Ангина, из которой её вытащили врачи, дала осложнения — порок сердца. После госпитализации её направили в Подмосковье, в Ватутинки.
«Мы вместе с шифровальщиками работали. Они шифруют, мы отправляем. Не знаю даже, с кем налаживала связь. Номер такой-то. Всё. Сталина, конечно, не видела, но на нервных генералов насмотрелась. Стоит над душой, орёт, и не знаю, как передать ощущение счастья, когда ты наладила связь, и он потом орёт уже не на тебя. Конечно, с шифровками было работать проще, но ответственней», — рассказывает Александра Егоровна.
Без льгот
Александра Егоровна между пояснениями о цифровых и буквенных шифрах сказала, что радиопослания шли по всей Европе. Азбука Морзе отличалась в зависимости от страны. Сопротивление фашизму шло по всей зоне её ответственности. После демобилизации Александра Егоровна прошла двухлетние курсы медсестёр в Каменске-Уральском. Вышла замуж за сына врага народа, с которым прожили они более тридцати лет до самой его смерти. Работала на заводе, в детских садах и яслях, ветеран больницы №5 Каменска-Уральского.
«Мы занялись после оттепели хрущёвской документами. Для нас было важно избавиться от страха. Подали на реабилитацию. Папу реабилитировали, и мне вернулось моё отчество — Егоровна. У мужа тоже отец получил посмертную реабилитацию. С тех пор и пошла путаница. Егоровна — Георгиевна. И награды получаю сейчас юбилейные на разные отчества. Я как ветеран Великой Отечественной войны никогда не подавала документы на льготы. Проработала сверх положенной пенсии и как ветеран труда из больницы двадцать лет назад уволилась — зрение, здоровье подводило. В вену попадать — уже сказывалось. Брат двоюродный занялся моим статусом лет восемь назад, потому что награды юбилейные получаю, а ветераном войны нигде не прохожу», — поясняет Александра Егоровна.
Как так случилось, что Александра Егоровна Малеева до сих пор не получает ни льготы ветеранские, ни соответствующую пенсию, — с этим вопросом придётся разбираться. А от наград её остались лишь удостоверения.
«Брат приехал из Тюмени, он там ветеранскую организацию какую-то возглавлял, и пошёл в военкомат. Так и так, сестра двоюродная до сих пор не ветеран Великой Отечественной, но награды и поздравления получает. В архивах числится, что она работала радисткой в секретной части. А там кто-то ему сказал, что «радистка Кэт» сидела в тёплом штабе и ещё на деньги претендует. Я разревелась, сказала ему, что не просила наград и льгот, выкинула медали в сердцах. Удостоверения брат спрятал. Иначе бы и их выкинула», — с горечью вспоминает Александра Егоровна.
Кстати, удостоверение ветерана Великой Отечественной войны ей было выдано в 2010 году. Но получает Александра Егоровна сейчас пенсию 20 тыс. рублей как ветеран труда. Десять тысяч из её пенсии высчитываются автоматически на коммунальные услуги. И это другая история — не менее прискорбная. Собственно, и встретились мы с ней из-за того, что ей намеревались отключить газ, выключали электричество. Напомню, человеку, ветерану 94 года. А она до сих пор переживает, что пироги подгорели, неважно видит. Дееспособный, светлый человек, в уме и разуме, который мне задаёт вопросы, на которые я не знаю ответа. Шлём запросы.
«Так случилось, что внучка оказалась в больнице, потом полгода мы тратились на лекарства, мне пришлось содержать и больную внучку, и двух несовершеннолетних правнуков. Мы не могли платить за коммуналку — все деньги уходили на то, чтобы поднять дочь на ноги. Сейчас стало налаживаться. Мы в ДЕЗ составили график по коммунальным платежам. Я даже не знаю, деточка, чем ты мне можешь помочь. Хорошо, что ты пришла и напишешь, как нам было на войне. А эту войну капиталистическую я постараюсь одолеть», — сказала 94-летняя Александра Егоровна, когда я выходила за порог её квартиры.
Мы с Александрой Егоровной о многом поговорили. Она не учила меня жить. Сказала, что мы с ней похожи, она во мне увидела нечто родственное. Я никогда не слышала более весомого в моей жизни. Разве что от мамы и бабушки.