Пермская поножовщина — показатель провала ювенального эксперимента
Пермская трагедия повергла в шок всю страну. 15 января 2018 года двое вооружённых подростков каким-то образом проникли в школу №127, ворвались в кабинет начальных классов и напали на детей и учительницу. На протяжении дня поступала противоречивая информация, даже сейчас не до конца ясно, что именно произошло. Однако известен результат — учительница и 11 детей попали в больницу с ранениями различной степени тяжести, сами нападавшие также были госпитализированы.
Предстоит еще разбираться в том, что там случилось, но чего лично я ожидаю в данной ситуации, так это того, что ювенальные лоббисты сейчас непременно используют данный трагический инцидент в качестве очередного оправдания внедрения ювенальных технологий в России.
Это и выводит из себя больше всего, поскольку случившееся является как раз показателем того, что пермский ювенальный эксперимент, длящийся с 2005 года (двенадцать лет!), с треском провалился.
Дело в том, что на Западе ювенальная юстиция возникла изначально как правосудие для несовершеннолетних, там она когда-то была выделена в отдельную область права (в России существовала и существует другая система, которая также учитывает такой фактор, как возраст преступника). И уже ближе к концу XX века в западной правовой системе произошла страшная мутация — в какой-то момент ювенальная юстиция была выведена за рамки чисто уголовного права и распространена на семейные правоотношения. Была сформирована так называемая ювенальная система, состоящая из системы правосудия для несовершеннолетних и системы вмешательства в дела семьи (которая одновременно является инструментом разрушения этого института).
Причиной появления данной мутации стала идея, согласно которой ребенка преступником делает семья. Те, кто её озвучил, вывели за скобки общество, регрессивные явления в нём, средства массовой информации, школу, а также различные значимые факторы общественной жизни. То есть по факту — главными виновниками превращения ребенка в правонарушителя были названы родители. При этом был провозглашён приоритет «прав, свобод и законных интересов ребёнка», за соблюдением которых должны были наблюдать специальные структуры, созданные государством, но при этом ему практически не подчиняющиеся. Эти структуры и по сей день занимаются тем, что в случае обнаружения нарушений «прав детей» устраняют «угрозу» в виде родителей. Существование в государстве подобной системы подразумевает введение запрета на наказание, как следствие — на воспитание, поскольку наказание является его неотъемлемой частью. Парадокс также заключается в том, что западные государства запретили наказывать ребенка не только родителям, но и себе.
Что в итоге? В итоге на Западе, во-первых, был фактически разрушен институт семьи, а во-вторых — как это ни парадоксально, были созданы все условия для того, чтобы дети становились правонарушителями. К примеру, матерые рецидивисты начали использовать несовершеннолетних как инструмент для совершения преступлений, ведь ребенку за подобный проступок ничего не будет, у него есть особые права и возможность избежать наказания благодаря существованию ювенальных судов.
Я специально несколько упрощаю, но существующая западная ювенальная система складывалась именно так. Наверняка у читателя по прочтении этих строк возникнет некое дежавю, что неудивительно, ведь сейчас в России происходит именно это.
В 2005 году было объявлено, что Пермский край является пилотным регионом по созданию системы ювенальной юстиции. Прошло около восьми лет после начала реализации проекта. В феврале 2013 года прошел учредительный съезд общероссийской организации защиты семьи «Родительское Всероссийское Сопротивление» (РВС). Пермское отделение РВС практически сразу же после этого вступило в публичную полемику с краевыми властями. Власти утверждали, что в крае вводилась и вводится только часть западной системы ювенальной юстиции в виде правосудия для несовершеннолетних. Они отрицали то, что в регионе также создаётся система вмешательства в семью по западному образцу.
Нам же на тот момент уже было абсолютно ясно, что подобные утверждения являются откровенной ложью, поскольку введение одной части ювенальной системы невозможно без введения другой, ведь в основе обеих лежит принцип приоритета «прав детей». Если ему начинают следовать, то приходится реализовывать проект полностью.
К чему привело создание этой системы, можно увидеть по высказыванию уполномоченного по правам ребенка при президенте РФ Анны Кузнецовой, которое она разместила на странице в соцсети.
Читайте также: Кузнецова о ЧП в Перми: «Трагедии могло бы и не случиться»
«Когда отец перестал справляться с сыном самостоятельно и обратился в полицию, представители комиссии по делам несовершеннолетних и защите прав просто решили отца же и призвать к ответу, наложив штраф. Налицо и непрофессионализм специалистов, и отсутствие коммуникации и преемственности в работе ведомств», — написала Кузнецова.
А в рамках данной системы по-другому и быть не может! У ювенально ориентированных чиновников всегда будут виноваты родители, которые «нарушают права детей». Поэтому КДНиЗП именно так и работают — непрофессионально и не по российским законам. Им фактически даны судебные функции, но на заседаниях комиссий нет даже подобия судебного процесса, они с легкостью выносят постановления о привлечении родителей к ответственности по ст. 5.35 («Ненадлежащее исполнение родителями своих обязанностей»), формируя ложный образ семьи. Я знаю, о чём говорю, поскольку присутствовал на многих таких заседаниях и даже выступал с соответствующим докладом в Общественной палате РФ.
Автор ИА REGNUM Алексей Банников, комментируя пермскую трагедию, достаточно хорошо высказался по поводу той части ювенальной системы, которая отвечает за вмешательство в дела семьи. Он также рассмотрел и другие причины произошедшего, в число которых входит изъятие у школы функции воспитания. А я хотел бы остановиться на другой части ювенальной системы — правосудии для несовершеннолетних и результатах его внедрения в Пермском крае.
Читайте также: Резня в школе: плоды великих реформ, крики об охране и «молчание о главном»
Я напомню, что одним из результатов внедрения ювенальных технологий является введение запрета на воспитание. Поскольку одним из главных «промоутеров» их внедрения в Пермском крае являлся и является Павел Миков, до ноября 2017 года занимавший пост краевого уполномоченного по правам ребенка (с ноября 2017 года им стала Светлана Денисова, а Миков занял пост уполномоченного по правам человека), нельзя не вспомнить самый яркий случай, показывающий суть ювенальной идеологии.
Зимой 2013−2014 годов на всю страну прогремел инцидент в Пешнигортском детском доме, несовершеннолетние воспитанницы данного учреждения были изнасилованы группой подростков из этого же детдома. Когда ситуация вышла в публичное поле, Павел Миков прокомментировал её следующим образом — он сказал, что всё «происходило из-за возникшей взаимной симпатии и любви», и при этом добавил, что одна из девочек до того, как попала в детдом, «не вела нормальный, детский образ жизни». Он заявил, что её родители «за бутылку водки сдавали ребенка соседям для сексуальных услуг». Другими словами, Миков попытался сделать виновными жертв преступления. При этом он, конечно же, напомнил о том, что у малолетних преступников тоже есть права и он намерен их защищать.
Всё это совершенно не удивляло, поскольку Павел Миков в публичных выступлениях неоднократно давал понять, что является ярым сторонником ювенальной юстиции как системы правосудия для несовершеннолетних. А эта система именно так себя и проявляет — отсутствием наказания малолетних правонарушителей.
Несмотря на подобное поведение Микова и массовый пикет, который проводили общественники в день голосования у стен Законодательного собрания Пермского края, в феврале 2014 года депутаты решили переизбрать его на этот пост. Им хватило жалких оправданий Микова по поводу того, что у преступников тоже есть права. То, что Миков был уличён во лжи, — их нисколько не тронуло. Это к вопросу о том, насколько пермская власть держится за ювенальный эксперимент и насколько она готова защищать его ярых сторонников.
Тогда ситуация была взята под личный контроль председателем Следственного комитета РФ, было проведено девять экспертиз, опрошено более 70 свидетелей, было сформировано девять томов материалов уголовного дела. В итоге суд признал пятерых подростков виновными, они получили наказание в виде лишения свободы на срок от четырёх до семи лет. Директору учреждения «повезло» — она попала под амнистию.
А теперь перейдём к самому интересному. Как я показал выше, казалось бы — вся эта ювенальная «чехарда» должна привести к снижению показателей преступлений несовершеннолетних. Ведь именно для этого всё затевалось?! Но как обстоят с этим дела в Пермском крае? А очень интересно, поскольку в ноябре 2015 года начальник ГУ МВД РФ по Пермскому краю Виктор Кошелев заявил, что регион находится в числе лидеров детской преступности.
Ещё в 2013 году, когда я только начинал свой «антиювенальный путь», я наткнулся на статью, которая была размещена в «Живом журнале» и на ресурсе Aftershock пользователем ZUCKtm. Автор написал свою статью еще в октябре 2012 года. Он попробовал оценить эффективность внедряемой ювенальной системы на основе анализа количественных показателей подростковой преступности в шести регионах России, в качестве инструмента исследователь использовал математическую статистику.
Желающие оценить статью могут пройти по ссылке, я же приведу лишь вывод автора, касающийся Пермского края. На тот момент эксперимент в этом регионе был самым длительным — пять лет, с 2005 по 2009 год.
«Итог — скорее отрицательный: незначительная тенденция к росту преступности все годы эксперимента», — делает вывод эксперт.
ZUCKtm были доступны данные до 2009 года, с тех пор прошло восемь лет. Что же изменилось? Поиск ответа привёл меня на портал правовой статистики Генеральной прокуратуры Российской Федерации. Там можно посмотреть, сколько «выявлено несовершеннолетних лиц, совершивших преступления». Ресурс выдает данные начиная с 2010 года. Таким образом, у нас сейчас есть практически полная картина за 12 лет. Практически — потому что статистика за декабрь 2017-го ещё недоступна, но это особой погоды не делает. Казалось бы — с 2009 года в Пермском крае наблюдается тенденция к уменьшению количества выявленных детей, совершивших преступления. Однако если мы посмотрим на тот же график по России, то увидим, что эта тенденция проявляется в целом по стране, а значит сказать, что край показывает успехи, — нельзя.
А вот что представляет больший интерес, так это график под названием «Место в рейтинге по показателю». Пермский край демонстрирует следующую картину.
Как можно видеть, в 2010 году край был на седьмом месте. Четыре раза он оказывался на пятом месте (в 2014 году было небольшое колебание). В 2016 году он занял третье (!) место. По состоянию на ноябрь 2017-го он уже занимал четвертое место. Так что не удивлюсь, если по итогам 2017-го будет третье или даже второе место (к примеру, Московская область находится на 13-м месте).
Тенденция к ухудшению налицо, не говоря уже о том, что третье место среди 85 регионов России — это тот еще результат.
На IV Пермском краевом семейном форуме, который прошел в декабре 2017 года, вместе с другими участниками с докладом выступал представитель Пермского краевого суда, который рассказывал об успехах реализации в крае модели правосудия для несовершеннолетних. Данное мероприятие вообще отличалось невероятным градусом показушного официоза, если учесть, что в главном конференц-зале так называемого «семейного форума» сидели практически одни представители соцслужб (не зря его называют «ювенальным форумом»). Но меня как-то по-особому задело именно выступление представителя суда, в котором так же, как и у остальных докладчиков, звучали бравурные ноты. Я сидел и думал — ну как можно говорить о каких-то успехах при таких показателях?
Читайте также: Смерть ребенка в Пермском крае: «Хороший» опекун лучше «плохого» родителя?
Давайте подытожим.
В Пермском крае проводится самый длительный эксперимент по внедрению модели ювенальной юстиции — он длится уже 12 лет! Очевидно, что на это выделяются немалые деньги. При этом край занимает третье место по показателю детской преступности в списке из 85 регионов. И все эти 12 лет представители краевых властей не устают рассказывать о том, какая же хорошая это штука — ювенальная юстиция, как хорошо они работают и как глупые общественники ничего не понимают в происходящем — надо просто продолжать дальше, а средств выделять больше.
Самое страшное для меня в этом всём то, что даже такие трагедии, как смерть ребенка в Добрянском районе или поножовщина в 127-й школе, не заставляют ответственных делать из происходящего необходимые выводы.