Предложения и выводы доклада Делянова «О кухаркиных детях» идеологически базировались на двух составляющих — воззрениях Александра III и обер-прокурора Константина Победоносцева на народное образование. Циркуляр рекомендовал директорам гимназий и прогимназий «учитывать возможности» родителей, способных или не способных обеспечить детям необходимые условия для обучения. Такая мера принималась с целью «освободить» учебные заведения от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников «и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию». Предполагалось, что данное «освобождение» поможет, как мнил Победоносцев, «остудить» российское общество, перекрыв возможность «неблагородным» двигаться вверх по социальной лестнице, становясь студентами и разночинцами — главной движущей силой революционного подъема последних лет.

Иван Крамской. Александр III. 1886

Сама по себе эта идея заслуживает отдельного внимания сочетанием тупости и цинизма. Стоит «детям прачки» мало-мальски образоваться — и они немедленно пойдут в революционеры; если же они останутся на «своем месте», они будут до последнего вздоха заняты борьбой за существование, и времени на «всякие глупости» у них просто не будет. На деле же последствия, которые повлекла за собой указанная мера, стали значительным (хотя и не единственным) катализатором революционных процессов в российском обществе. Легализация социального расизма сделала возможным уже через поколение бескомпромиссное отношение широких бедных слоев общества к своим угнетателям. Когда говорят о жестокости революции, о разграблении «вонючими мужиками» помещичьих усадеб и, что ничуть не лучше, о посещении «матросней» театров, этот процесс конспирологически рассматривают как результат деятельности одного немецкого и одного американского шпионов, окруженных кучкой головорезов. И это — в стране, которая, по словам своих нынешних апологетов, находилась «в состоянии величайшего социального, экономического и духовного расцвета».

Исторические свидетельства, подобные данному документу, наглядно показывают всю степень стратегической безграмотности авторов подобного рода прожектов, выковавших многотысячные когорты революционеров собственными же идеями о «недопущении». Пытаясь бороться с распространением марксизма, администрация Российской империи как бы в насмешку над собой способствовала его глубочайшему принятию в обществе, играя почти хрестоматийных «эксплуататоров».

И в наше время мы видим достойных продолжателей заложенных императорскими социал-дарвинистами традиций. Чего стоит только оборот из указанного доклада, когда автор, обращаясь к Александру III, заявляет: «Вы полагали бы за лучшее достигнуть цели отвращения наплыва в гимназии и прогимназии детей лиц, не соответствующих по домашней их обстановке среднему образованию». Какая знакомая формулировка о соответствии домашней обстановки неким критериям, лишающим человека всяких перспектив. Правда, современные сегрегаторы, приверженцы ювенальной идеи, пошли дальше, решив, что «не та» домашняя обстановка лишает детей уже не просто высшего образования, а права на жизнь в родной семье.

Это положение о соответствии имущественным критериям замечательно перекликается со щедрым жестом, дозволяющим «одаренным особо гениальными способностями» рассчитывать на образование: к сожалению, данная «поблажка» не помогла гениальному Горькому получить образование, зато сделала его одним из значительнейших деятелей революции. А людей меньшего масштаба известности были тысячи.

Максим Горький

Закрытие официального пути к образованию имело еще одно последствие, которое не предусмотрели государственные деятели царской России. Их зашоренность своими представлениями о «низших слоях» как о каких-то полуживотных не дала им даже возможности вообразить, что эти самые «слои» обладают живой жаждой знания. Отсюда — и практика самообразования, и создание по всей стране кружков, где люди получали возможность учиться. Важным было в них то, что они были видимой альтернативой официальному благолепию, не желающему признавать за народом высших потребностей и устремлений.

Особое внимание уделено Александром III с его многомудрыми придворными еврейскому вопросу, поставленному отдельным пунктом в данном докладе. Выделение на слежение за евреями целого статс-секретаря, графа Палена, многое объясняет о большой доле участия евреев в революционном движении. Антисемитская сегрегация организовывала такую полосу препятствий для каналов социальной мобильности, которую могли пройти только действительно лучшие из лучших. А осознание того факта, что даже блестящий интеллект и полученное образование все равно не позволяют сделать соответствующую талантам карьеру, служило дополнительным аргументом для участия в деле социальной справедливости.

Николай Богданов-Бельский. Сельская школа. 1890-е

Данный подход, ярко продемонстрированный на евреях, касался любых инородцев: на них политика разделения отрабатывалась, но касалась она всего нерусского населения как восточных, так и западных губерний. Самое уродливое в этой попытке выделить «русскую нацию» было то, что проводилась она с исключением из уравнения 95% русского населения — крестьян и беднейших горожан. Подобное выражение интеллектуального и стратегического бессилия было преодолено только в Советском Союзе, где русский народ действительно обрел свое место центрального, сплачивающего, но не подавляющего остальные. А народы страны получили широчайшее право на образование.

Николай Богданов-Бельский. Устный счёт (фрагмент). 1895