Советник Трампа по национальной безопасности Макмастер намекнул на символизм последнего турне президента, отметив, что «ни один президент никогда не посещал родину и святые места и евреев, и христиан, и мусульман за один раз». Он, в частности, заявил, что в Саудовской Аравии, «где находятся два самых священных места для ислама», администрация «начнет строить новую основу для сотрудничества и поддержки с нашими мусульманскими союзниками в борьбе с экстремизмом, терроризмом и насилием, чтобы привести к более справедливому, дающему надежду будущему для молодых мусульман в их странах». Позднее Макмастер расширил повестку: «Цель Трампа — послать сообщение о том, что Соединенные Штаты и весь цивилизованный мир ожидают от наших мусульманских союзников решительной позиции против радикальной исламистской идеологии, которая использует извращенную интерпретацию религии для оправдания преступлений против всего человечества. Президент Трамп также призвал мусульманских лидеров содействовать мирному развитию ислама», — добавил Макмастер.

Александр Горбаруков ИА REGNUM

Цивилизационный язык удивляет. То есть Макмастер подразумевает, что «весь цивилизованный мир» не включает «мусульманских союзников», которые, по его мнению, отвечали за сдерживание радикалов в их среде. Но с задачей не справились. Макмастер описал эту дипломатическую поездку буквально как битву между добром и злом, как стремление положить конец «преступлению против всего человечества». Как предполагает администрация, ответ состоит в том, чтобы обратиться не только к стратегическим союзникам, но и к цивилизациям, разделяющим общую мораль, для разгрома «извращенного» врага.

Это совпадает с риторикой Трампа об идентичности и роли Америки в мире, которая часто подразумевает религиозную составляющую. Президент и его коллеги последовательно связывали свое видение престижа и величия Америки с ее претензией быть «одной нацией под Богом». Трамп говорит о свободе религии как о «Священном праве», которое «находится под угрозой повсюду вокруг нас», но Америка «собирается это исправить». На недавнем саммите вице-президент Майк Пенс также подтвердил «роль Америки как маяка надежды, жизни, и свободы», пообещав, что «защита религиозной свободы является внешнеполитическим приоритетом администрации Трампа».

Al Jazeera English
Хадж

«Реализовать на практике это мировоззрение — не такая уж простая задача. Трамп выбрал своей первой остановкой Саудовскую Аравию, которая известна своим неоднозначным отношением к религиозным меньшинствам и свободам женщин. Несмотря на то, что Трамп хвастался своей дружбой с Израилем, последние несколько недель были полны дипломатических ошибок. И даже его визит к папе Франциску в Ватикан был сопряжен с осложнениями: понтифик и президент враждебно отзывались друг о друге в прошлом. Также все помнят, как, будучи кандидатом в президенты, Трамп заявлял: «Я думаю, ислам нас ненавидит». Тем не менее за несколько дней мир увидел Трампа, подсвеченного хрустальным шаром, с королем Салманом в Саудовской Аравии, молящегося в Вифлееме у Стены Плача и улыбающегося с папой римским», — пишет The Atlantic.

«Постправда [тип политической культуры, в которой дискурс формируется через обращение к эмоциям] президента США оказалась отличным методом для решения проблемы единой истиной религии», — полагает издание Alternet. «Если бы кто-то другой, а не Дональд Трамп, привлек внимание планеты к трем авраамическим религиям мира (если бы это были Барак Обама или Джордж Буш, или даже Элеонора Рузвельт); и они совершили такое экуменическое паломничество в Саудовскую Аравию, Израиль и Ватикан, то проблема с толерантностью стала бы той еще занозой в умах общественного мнения. Но с таким президентом это не страшно.

Плюрализм — эвфемизм того, как мы управляем хаосом, который царит, когда поклонники разных богов утверждают, что лишь у них есть понимание Единого Бога; и когда сектанты, которые поклоняются одному и тому же Богу, утверждают, что-то, как поклоняются именно они, единственно правильно.

Мы боремся с этой дилеммой, как и с другими неудобными реальностями… отрицая ее. Плюрализм дует мимо кладбища религиозных изгнанников, инквизиций, погромов, принудительных преобразований, гражданских войн, крестовых походов и геноцида. Вместо того чтобы открыто выяснять отношения, мы считаем «взаимное уважение» всеобщим благом, мы объявляем религиозное многообразие особенностью нашей цивилизации, а не черепахой, которая медленно, но верно заражает человечество.

Стена Плача

Что касается нерелигиозного разнообразия, современный плюрализм относится к неверующим, как и ко всем в семье. Разнообразие приветствует атеистов и агностиков так же, как и всех остальных. То же самое касается всех, кто считает себя духовными, но не религиозными. Бог велик, Бог мертв, Бог есть природа, Бог — это метафора, Бог — это ты, Бог — это я, Бог — тайна, Бог теперь — это плюрализм, который охватывает разные толкования: Бог есть Яхве; Бог есть Христос; Бог есть Аллах.

Это очень по-американски: красивый, бессвязный месседж. Это самый плохой ответ на противоречие между религиями и демократией. Это то, чего бы мы хотели (вернее, чтобы нашу культуру видели такой), но наша политика (или ее проекция), все равно, — идея мира в мире враждующих конфессий.

Саудовская Аравия, где салафиты-ваххабиты финансируют войну с мусульманами-шиитами, ироничный выбор для первого визита президента Трампа; он заявил, что его визиты в «самые святые места трех авраамических религий» — визиты в духе «терпимости и уважения» к последователям всех вероисповеданий. И это человек, который говорил: «Я думаю, ислам нас ненавидит»; который выиграл выборы на мусульманском запрете; чья имитация христианского благочестия стала насмехательством для многих религиозных избирателей… Похоже, единственный, кому он поклоняется, это он сам.

Но одна вещь мирит Трампа со всеми несовместимыми религиями: его полное безразличие к истине. Трамп не признал бы противоречия, даже если бы оно ударило его промеж глаз. Факт для него — не факт; это просто гамбит, альтернатива для рассмотрения. «Поверьте мне» — означает «истину»; «ложь» — означает «истину»; «подделка» — означает среднее значение. Добро пожаловать в эпистемологическую комнату смеха. Хорошего дня.

Republic of Korea
Папа Римский Франциск

Если никакая правда не правдива, тогда нет и единственной истинной религии. Толерантность считает каждую веру равноправной; и Трамп считает любую веру равнозначной… Но плюрализм связывает себя в узлы, пытаясь приспособить противоречивых пророков и примирить взаимоисключающие пророчества. Но если пророчества для кого-то — это только фальшивые прогнозы, то межконфессиональный диалог — это диалог между живыми людьми.

В основе плюрализма лежит ядро самообмана: ради мирного сосуществования мы убеждаем себя, что истины, которые имеют для нас наибольшее значение, не имеют большого значения. Трамп, доводя это до крайности, подбрасывает: думать, что что-то имеет значение, — создавать ярлык. Доктрина — для чайников; нигилизм — это блаженство.

Но чтобы решить головоломку плюрализма, существует альтернатива нигилизму Трампа. Философ Кен Уилбер называет это поиском больших общих знаменателей — самых лучших общих факторов во всех религиях и системах мышления. Например, золотое правило, поступайте с другими так, как хотите, чтобы поступали с вами; категорический императив Канта, теория справедливости Ролза; как бы вы это ни назвали, действовать надо в эту сторону, это то, на что нас объединяет — множество религий и моральных философий, независимо от их богов, истории или парадигмы. Вместо того, чтобы просто терпеть друг друга, мы можем обнаружить себя в зеркалах друг друга…

Я бы связался с моими духовными братьями через Адама. Его история перекладывает знание о добре и зле в человеческие руки. Его изгнали из сада. Но никто после жизни в Эдеме не стал жить жизнью постправды», — пишет Марти Каплан на страницах издания Alternet.

Еще глубже объяснить теорию американской толерантности пытается издание First Things: «Толерантность не может быть нейтральной в отношении того, что есть хорошо, поскольку сама ее цель заключается в охране добра и предотвращении зла. Толерантность — это не моральное правило, нравственное отношение, нравственное чувство или нравственная способность, это нравственная добродетель… Это нечто среднее между двумя противоположными крайностями, одна из которых характеризуется избытком, а другая — недостатком; и толерантность — это как раз применение мудрости на практике — от случая к случаю.

Привходящий момент в практике толерантности — «правильное суждение» для защиты условно правильных целей от неправильных целей… Конечно, это только формальный ответ на вопрос о том, что такое терпимость… Для тех из нас, кто задается вопросом, каким образом, если вообще можно, научить терпимости, это имеет сильные последствия.

Кроме того, религия — лакмусовая бумажка толерантности. Ибо лояльность, к которой это относится, предельна; если терпимость не сможет это пережить, то она не сможет и выжить…

Лукас Кранах Старший. Аллегория о Законе и Благодати (фрагмент). 1529

Все нравственные добродетели взаимозависимы… Всякая нравственная добродетель зависит от практической мудрости; следовательно, если исчезает практическая мудрость, исчезает и всякая нравственная добродетель… Подумайте, для иллюстрации, о такой добродетели, как храбрость. Мужество — это нечто среднее между страхом и дерзостью; нужно иметь достаточно страха, чтобы избежать опрометчивости, и достаточно смелости, чтобы не стать жалким. Но поскольку правильный баланс между страхом и смелостью меняется от случая к случаю, навык мужества должен быть основан на практической мудрости… Чтобы достичь практической мудрости, нужно достаточно страха — чтобы быть бдительным; и уметь рисковать достаточно, чтобы угнаться за правдой. Чтобы удержаться на таком уровне мудрости, страх еще нужен, чтобы бояться потерять; как и смелость — чтобы рисковать ради ее защиты…

Толерантность тухнет у недружелюбного; дружба не уживается с нечестным человеком; честность теряется в несправедливом; в лишенном любви «ломается» честность; в утратившем надежду гаснет любовь; в нетерпеливом человеке гаснет надежда; и толерантность не уживется в нетерпимом. Круг замыкается.

Таким образом, терпимость — одна из нравственных добродетелей и зависит от всех остальных. Это имеет значение для формирования «толерантных граждан»… То есть, если ущемление одной нравственной добродетели влечет за собой нарушение всего остального, развить лишь одну нравственную добродетель нельзя. Это не влечет за собой прогресса во всем остальном. Вот что из этого следует: если все добродетели зависят друг от друга, то терпимости не достичь, если не обучать всему остальному. Мы не можем компенсировать крах всех наших достоинств, обучая толерантности и позволяя остальным исчезнуть, как полагают некоторые педагоги и общественные критики. Единственным средством против морального коллапса является моральное обновление на всех фронтах одновременно.

Люди с разбитыми душами — то, что мы все есть сегодня, — не знают, как быть толерантными. Больше, чем обучение этому, нам необходимо спасение. Добродетели — это сложные вещи: у всех нас сложные характеры, глубоко укоренившиеся «привычки», посредством которых человек использует все свои страсти и способности разума только, чтобы фокусировать, информировать… Добродетель нельзя развить, просто поощряя определенные чувства или развивая способности; чувства — это как раз инструменты добродетелей, а не рычаги для их реализации.

Что добавляет трудности, так это то, что добродетель — это нечто большее, чем готовность следовать правилам. Конечно, есть некоторые правила, которые верны при любых обстоятельствах. Убийство — всегда грех. Но добродетель больше похожа на способность отличать истинные правила от ложных и правильно выбирать даже там, где правил нет или они противоречат друг другу. Но добродетели нельзя, как мы уже говорили, просто научить посредством исчерпывающего перечня правил. Мало того, что такой список был бы бесконечным, но многие бы встали на дыбы, прежде чем мы достигли второй страницы…

Британский философ и экономист Джон Стюарт Милль так и не смог решить, какой из [новых] «постоянных интересов человека как прогрессивного существа» заслуживает безусловной лояльности. Но в одном он был уверен, что Мессии среди них нет.

Все это говорит нам о том, что «религиозное» и «светское» представляет собой ложную дихотомию. Даже трихотомию. Признанная религия, такая как христианство или буддизм, подразумевает глубокую вовлеченность. Непризнанная религия, такая как ленинизм, также подразумевает глубокую вовлеченность, но все отрицают, что такая практика является религиозной.

В каждой жизни есть руководство — этическая теория, которая приобретает первостепенное значение. В конце концов, есть что-то, перед чем склоняются все колени. Это бог человека… Когда у каждого есть что-то свое, что волнует его больше всего, как вообще может существовать религиозная терпимость? Ответ заключается в том, что нет — не может — если только это не предмет вашей личной, конечной убежденности. Ибо в этом случае (и только в этом случае) терпимость к другим претендентам на то, чтобы сказать Последнее слово — это послушание самому себе.

Разные конечные точки кипения определяют и различные зоны толерантности, и социальный консенсус возможен только в тех точках, где эти зоны пересекаются. Чем больше сходство вызывающих озабоченность проблем, тем больше совпадение зон терпимости. Чем меньше сходство, тем больше «конкурирующие фирмы» становятся непохожими, их зоны толерантности больше не пересекаются. Консенсус исчезает. Это и есть наша текущая траектория. А термин «культурная война» не является алармистским; это просто точный диагноз. И мы можем ожидать, что война станет еще хуже. Причина этого заключается в том, что наши разные боги предписывают нам не только различные зоны толерантности, но и различные нормы поведения — как регулировать спор между собой… И хотя Бог некоторых из спорящих предписывает им любить и мирно убеждать своих оппонентов, боги некоторых других этого не предписывают», — пишет First Things.