«В информационном пространстве вопрос о захоронении В.И. Ульянова (Ленина) сегодня связан как с догматическими и историческими спорами, так и с политическими. Образ этого политического деятеля … и само незахороненное тело Ленина стали заложниками политических споров в российском обществе. Что касается непосредственно захоронения В.И. Ульянова (Ленина), то с христианской точки зрения тут не может быть никакого двойного прочтения. Русская православная церковь всегда однозначно выступала и выступает за его захоронение. Это вопрос прежде всего канонический… я уже говорил, что «мы прекрасно понимаем, что его присутствие на Красной площади не имеет ничего общего с христианскими традициями». В соответствии с нашими православными нормами, тело умершего человека должно быть предано земле, его пребывание в культурно-историческом центре столицы представляет собой неестественную ситуацию. Для христиан мумификация как форма погребения тела покойного недопустима. Иными словами, захоронение В.И. Ульянова (Ленина) является неизбежным шагом. Это вопрос времени, а не намерения. И это принципиальный момент. Дело лишь в том, когда и как это лучше сделать, как выбрать время захоронения».

ru.wikipedia.org
«Мертвый Христос», Андреа Мантенья, около 1475–1478

Есть такая особенность у людей, представляющих Церковь или связанных с ней, проблемы и их решения сводить к одному — «у нас каноны». Или еще лучше — «святые отцы говорили». Во многих случаях апелляция, что к «канонам», что к «святым отцам», рождается экспромтом и является специальным риторическим приемом, призванным задавить собеседника упоминанием чего-то крайне авторитетного, «святого». Но раз уж используется в разговоре с обществом такая стилистика, то стоит вначале профессионально растолковать, в чем тут дело. Указать, что за канон имеется в виду, как он сформулирован, когда, где и кем был принят и по какому поводу. А не отмахиваться ссылкой на все каноны сразу, которые, понятно, читали очень редкие люди.

В процитированной же нами выше прямой речи сказано так, что каноны государству рано или поздно придется соблюсти, никак не отвертеться, дело настолько святое, что и говорить нечего. «Не избежать». Каноны же. К прочему и догмат помянут, и традиция, и все это россыпью, так что и не поймешь, на что же именно ссылаются. Между тем любой батюшка, близкий к земле, прихожанам, скажет вам, что если все строго по канонам исполнять и судить, то ни одного человека нельзя не то, что к таинствам допускать, но дальше притвора вовсе никому нельзя в храме находиться. Вот настолько все являются злостными нарушителями. Сколько «неканонической» архитектуры у нас в городах наставлено, в том числе духовного свойства и на самых видных местах, не пересчитать. Сколько священников у нас рукополагалось, в 1990-е особенно годы, в обход всяких канонов… А икон неканонических сколько по храмам развешано…

В итоге, понимая, что очень часто любая отсылка к канонам является фарисейским лукавством, многие священники в своей практике их вовсе не поминают, не желая прослыть фарисеями и лицемерами. Поэтому, раз уж пошло такое дело — Ленин захоронен «неправильно», «не по канонам» — то канон сей должен быть очень важным, его нужно предъявить обществу в том виде, в котором он составлен. Жизненно важным. В первую очередь — для Ленина самого, для его посмертной участи, души.

Наши рассуждения будут нейтральны. Мы не являемся стороной, «приветствующей» или «решительно отвергающей» вынос из мавзолея Ленина. Все признаки настойчивого продвижения этой темы указывают на то, что вопрос этот для Церкви является политическим, а «каноны» тут как и обычно, как и всегда — пыль ризничная в глаза. Поэтому насколько политически целесообразно выносить из мавзолея тело Ленина, мы рассматривать не станем. Но можем достаточно уверенно сказать, что этот гипотетический «неизбежный» вынос не имеет никакого отношения ни к «канонам», ни к строгому исполнению чего-то такого сугубо христианского.

Тело Ленина лежит в склепе, забальзамировано — и ни то, ни другое никаким образом «христианство» не задевает, как не трогает оно и другие уважаемые религии. Ведь во времена Самого Христа тела многих, особенно знатных людей, не закапывали. Тело Господа, как и тело воскрешенного Им Лазаря, было положено «во гроб», то есть в пещеру, вход в которую привалили камнем, что подразумевало дальнейший туда доступ. И только наступление субботы не позволило его тщательно набальзамировать («мумифицировать», по выражению Щипкова).

«После сего Иосиф из Аримафеи — ученик Иисуса, но тайный из страха от Иудеев, — просил Пилата, чтобы снять тело Иисуса; и Пилат позволил. Он пошел и снял тело Иисуса. Пришел также и Никодим, — приходивший прежде к Иисусу ночью, — и принес состав из смирны и алоя, литр около ста. Итак они взяли тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают Иудеи. На том месте, где Он распят, был сад, и в саду гроб новый, в котором еще никто не был положен. Там положили Иисуса ради пятницы Иудейской, потому что гроб был близко» (Ин., 19:38−42). Однако на третий день «по прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его» (Мк. 16:1), то есть довершить или продолжить процесс бальзамирования. Им, впрочем, не понадобилось. Но и это не все. Еще до ареста и казни Христа, «приступила к Нему женщина с алавастровым сосудом мира драгоценного и возливала Ему возлежащему на голову». Ученики по этому поводу возроптали, однако Иисус сказал следующее: «Что смущаете женщину? она доброе дело сделала для Меня… возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению; истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала» (Мф., 26:7−13).

Со Христом поступили, конечно, не по-христиански. Тем что предали, судили и распяли. Однако согласно логике церковных публицистов Его и погребли неправильно. Тоже не по-христиански. Не закопали, не кинули земельку на могилку, батюшку не позвали. «Смирна и алоэ» — это как раз составы для бальзамирования («мумифицирования»). И Христос не просто не возражал, чтобы Его заживо «приготовили к погребению», но считал этот поступок достойным людской памяти.

И вот вопрос какой в этой связи встает сам собою. Люди, которые упирают на то, что захоронение в склепе набальзамированного тела является «нехристианским», оттого тело надо перезахоронить, хоть понимают сами, что говорят? Они же читали, наверняка, Евангелие, может быть, даже силились понять, а не просто по стойке смирно прослушивали на службах, думая о том, до чего устали же ноги. Наверняка знают. Следовательно, разговорами о «канонах» скрывают совсем иную причину своего недовольства нахождением на Красной площади мавзолея. Нет никаких канонов на эту тему, есть просто традиция, которая давно нарушается уже массово, например, кремированием тел усопших. Традиция, впрочем, тоже не религиозная, а продиктована обычной рациональностью.

Председатель Синодального отдела оговаривается в конце: «Наблюдая существующее разделение по ряду социальных и мировоззренческих вопросов, Церковь в первую очередь думает о том, чтобы сохранить и укрепить единство в обществе. … Церковь как неотъемлемая часть общества в лице клира и мирян участвует в обсуждении этой проблемы, но напоминает, что оно должно проходить не в политическом контексте, а исключительно в религиозно-историческом. Дабы не множить конфликты, а служить радости примирения». Ленин, конечно, захоронен явно нетипично, тут спора нет. Однако с точки зрения «религиозно-исторического контекста» тут все совершенно нейтрально, каноны не регулировали ни масштаб захоронения, ни сам способ «предания земле» тела покойного. Так что, кроме политического мотива, ничего и не остается.

Но вот в соседнем царстве-государстве, бушующий по городам и весям «ленинопад» тоже совершается с аналогичной заявленной целью «укрепить единство в обществе». А оно все не укрепляется и не укрепляется. То есть решать политическую задачу подобными акциями, конечно, принято в разных местах, однако опыт показывает, что ничего не решается. И, кстати, в европах-америках на улицах встречаются памятники таким людям, которые по нынешним меркам, да и по тем меркам нередко, были откровенными бандитами. Уголовниками. Но никто их не сносит, потому что из песни слов не выкинуть.

Иные церковные публицисты ходят со своими канонами как с расчесанной болячкой, которую всем показывают, хочется им продавить какую-то инициативу, заявляя, что по канонам Церкви так вот положено делать, а кто там проверит, при слове «каноны» сразу становится скучно. Конечно, такое мнение имеет полное право на существование. Но, как видим, аргументация ее подобным образом носит крайне сбивчивый характер, имея расчет на то, что никто не станет всерьез изучать церковное каноническое право и поверит всему, говоримому на слово.