Остров Пустошь: четыре столетия лоцманского искусства

История причудливо поднимает то один народ, город, местность или человека, то другие — непредсказуемо для линейных расчетов. Так произошло с единственным из сотен островом на Двине — давшим около 20 поколений лоцманов, знатоков мелей и течений устья великой северной реки. Сейчас это остров называют Пустошь, по имени главной островной деревни, хотя на картах начала XX века остров значится как Островской. Если возникновение Архангельска как «окна в Европу» скорее закономерность, то многовековая специализация на лоцманстве Пустоши — скорее чудесная случайность.

В 1583 году Иван Грозный проиграл Ливонскую войну и лишился выхода в море через Нарву. В 1553 году к устью Двины пришел корабль Ричарда Ченслера, и Англия получила торговые льготы в России. Английские и чуть позже голландские корабли пошли сюда с товарами, здесь открылось единственное в России «окно в Европу». Осторожные русские поставили архангельский порт не на берегу, а в 40 километрах от моря. Устье имело сотни проток и островов, и эта путаница служила защитой в военное время. В мирное время она осложняла судоходство, но деваться иноземцам было некуда — «окно» то единственное! Ключом к решению этой проблемы стали знатоки устья-корабельные вожжи, а цари крепко держали в руках свои ключи.

Благодаря этим извивам Истории и двинского русла у жителей деревень Островского острова, или Пустоши — что напротив Архангельска открылось окно возможностей, которое не закрывалось почти 400 лет.

Вожи столетиями занимались своим делом без упоминаний в документах — настолько естественной, как текучая вода, была профессия. Мелькнула в 1602 году купчая Якунки Данилова сына, матигорца «корабелнова вожа» продавшего свое дворовое место Николо-Карельскому монастырю. После предоставления в 1553 году торговых льгот Англии Иван Грозный, заинтересованный в поставках оружия и роскоши, а еще больше в династическом союзе с Тюдорами, взял архангельских лоцманов на царское жалование. Писцовая книга Мирона Вельяминова 1622 года сообщает, что Иван Степанов сын Ильин, и Завьял Кобрев проживающие в Архангельске на посаде получают из казны «…по 3 рубли человеку, да хлеба по 6 чети ржи, овса по тому ж человеку».

Но жители города не имели на реке такого опыта как островитяне, и в 1653 году крестьянину Вознесенской островной волости Ивашке Хобарову разрешили приводить к Архангельску и выводить на море «торговые разных стран корабли». Оплата вожей изменилась с ростом числа судов и торговой пошлины — которая стала давать до трети государственного бюджета России. Система лоцманских проводок усложнилась, и опеку над вожами «на жаловании», на которое опытные лоцманы не шли, в 1671 году заменили откупами. Первое время за откупами обращались вожи из Холмогор, Архангельска и с двинских островов. Лоцманство в год стоило «корабельным вожжам Пронке Ефимову со товарыщи» 10 рублей, в следующем году откуп «коломогорцу Егорке Рокитину со товарыщи» обошелся в 30 рублей, а через год «Пронке Ефимову, да Ермолке Дятину, да Ермолке Рокитину… предписали по сорок по два рубли на год». Москва, куда ездили вожи решала «дать торг, да хто болше оброку даст». Маловероятно, что такие суммы мог платить один вожа — создались артели, которые и стали откупщиками. Артель несла риски связанные с разной по годам выручкой от проводки судов — их число колебалось, а откуп рос каждый год. Это вело к разорению артелей и снижению качества проводки — корабли садились на двинские мели, по вине русской стороны возникали скандалы. В 1685 году, откупная система была отменена — государственный подход восторжествовал над фискальным.

«Лета 7198 года, Августа во второй день, по указу Великих Государей и Великий Князей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержцев, память корабельным вожам Ивашку Олтуфьеву, да Коземке Котцову с товарищи. Быть вам во время ярмоньки нынешнего 198 года в корабельных вожах… и в наказе и с приказу Большой казны, каков дан гостю Алексею Филатьеву с товарищи для сбору таможенных Архангельского городу таможенных пошлин написано: вожей, которые Двиной рекою торговые корабли и от города на море отводят, нанимать Голанцам и Анбурцом торговым иноземцом добровольно, кого они похотят повольною ценою, как бывало исстари до откупу… и в прошлом во 194 году били челом Великому Государем торговые иноземцы Кондратий Канегитер, да Андрей Брест с товарищи, подрядили они… корабельных вожжей вас Ивашку Олтуфьева, да Козему Котцова с товарищи… вса у себя в корабельных вожах держать похотить провожать их иноземские корабли с моря к Архангельскому городу, также и от моря к городу выводить… от проводу кораблей с моря … по два рубли, а от выводу от городу на море по шести рублев со всякого корабля… и никакой тесноты иноземцам не чинить, и никаких иных откупщиков кроме себя не держать…».

Это царское решение было в интересах привлечения иностранных купцов к Архангельску, как более удобному месту сбора торговых пошлин по сравнению с сухопутными заставами. Баланс фискальных и государственных интересов по отношению к корабельным вожам все время колебался, но государственный интерес торжествовал, и Москва относлась к вожам как к уникальным специалистам и позволила их существование как замкнутой, привилегированной корпорации. В первые годы XVIII века пустошинцы также вытеснили холмогорцев с лоцманской службы — роль Холмогор на Севере быстро падала. Стратегической задачей корпорации стало обеспечение непрерывных торговых контактов России с Европой через Архангельск — поступление стратегических товаров и торговых пошлин. После создания Архангельского адмиралтейства к стратегическим задачам лоцманов добавился вывод «…казенных государевых караблей… от верфи за Бар.». Задача настолько сложная, что за проводку одного только 74-пушечного линейного корабля «Ингерманланд» в 1844 году один из лоцманов был награжден именными серебряными часами. В результате выполнения задач сформировалась общность, настолько сплоченная и мотивированная, что и спустя 350 лет на острове Пустошь встречаются ее следы.

Каждый лоцман должен был знать глубины реки, отмели, банки, свойства грунта, направления течений, отметки приливов — отливов, направления ветров, внешний вид берегов, управление парусами и рулем. В обязанности лоцманов входила установка баканов и бочек на фарватере Двины — огнями и маяками занимались офицеры Архангельского гарнизона. В 1702 году государство определило численность лоцманов в 40 человек, в 1711 — 32, в 1802 — 40, а в середине XIX века была расширена до 60 человек.

Возникла с 1780 года и административная единица Пустошинско-Амосовской влости — Лоцманский стан в составе деревень Пустошь, Кавкола, Ильины Пески, Залахотье, Верхние и Нижние Хвосты, Кальчино. Центром стала деревня Пустошь. Общий сход стана избирал на 3 года лоцманского старосту — держателя кассы и переговорщика с властями и нанимателями, судью в спорных внутренних ситуациях. «Приговор» схода подписывался всеми участниками и отправлялся к командиру порта на утверждение. В каждой деревне была своя династия лоцманов — в Пустоши — Пустошные, в Залохотье — Котцовы и Урпины, в Кальчино — Хабаровы. В списке лоцманов 1742 года шестеро Хабаровых, семеро Котловых, шестеро Котцовых, двенадцать Пустошных, четыре Амосова, три Урпина и три Варакина. Все они в острова, а это значит, что островитяне победили в борьбе за лоцманство и архангелогородцев. Тонкости проводки судов передавались под большим секретом от отца к сыну вместе с тетрадкой — лоцией, служившей многие десятилетия, и дополняемой новыми знаниями из поколения в поколение. «.а верстаются же оне на убылые места между собою без приказного поведения брацким советом на отцово или братнее место.»

Служба лоцманов делилась на три вахты. Треть состава дежурила на Соломбальской станции, в двухэтажном доме, где все спали в ожидании судна прямо в одежде. Вторая вахта находилась у Двинского бара — входа в устье Двины, на острове Мудьюг, а с 1881 года на плавучем маяке. Третья часть оставалась на Пустоши, отдыхала и занималась навигационными знаками на фарватере. Прибыв на судно лоцман предъявлял капитану журнал, где фиксировались название, величина и осадка судна (для расчета лоцманского сбора) и национальная принадлежность. После проводки капитан заносил в журнал отзыв о лоцмане. На основании журнала лоцману выплачивалась его доля за навигацию. В случае замечаний о нерадении или нетрезвости лоцмана штрафовали, а повторно могли и исключить из звания. В этом случае ломцан не возвращался к семье, а забривался на долгие годы в матросы.

Чтобы пресечь попытки проникнуть на суда самозваным лоцманам (было и такое) с 1704 года вводилась форма, а с 1817 года кроме формы выдавался еще и билет-удостоверение. При Петре Первом формой был камзол алого цвета, штаны красного сукна, парик и треуголка. В 1826 году формой стал кафтан темно зеленого сукна со знаком на груди «Архангельского морского порта лоцман». В 1900 введено форменное черное пальто, черные брюки, фуражка с якорем на околыше и бляха с лоцманским номером.

Жить лоцману с семьей предписывалось под страхом лишения льгот только на Островном острове (Пустоши). Членство в касте стоило того — лоцманы были очень зажиточными и уважаемыми, хотя и числились крестьянами. Каждый имел на острове двухэтажный дом, лошадь и карбас. Корову, огород и рыбные тони держать было несолидно, да и времени не хватало. Самые модные вещицы, спиртные напитки, а иногда и премии деньгами, лоцманам дарили за проводку.

С 1741 года на лоцманов не распространялась рекрутская повинность, вместо которой они платили 300 рублей за одного рекрута. «…обретающихся при Архангельском порте черносошных крестьян лоуманов и их детей, кои к тому делу достойны, в рекруты брать не велено."С 1826 года лоцманы достигшие 60 лет или по здоровью ушедшие на покой освобождались от всех повинностей. В 1842 году создан запасной капитал артели из которого выдавались «ссуды за умеренные проценты», оказывалась регулярная денежная помощь старым и увечным лоцманам, финансировалась лоцманская школа. Внутриартельные вопросы решались самоуправлением, а профессиональные с 1704 года разрешались под началом «капитана над Архангельским портом» или «капитана над штурманами».

Расценки на лоцманские услуги командир архангельского порта держал в своих руках, хотя и советовался с владельцами судов и купечеством перед их назначением. Петровские расценки 1690 года по 2 рубля туда — и по 6 обратно, выросли к 1710 году до 20 английских шиллингов за проводку, а с 1804 года были заменены на расценки от осадки судов — главной проблемой Двины были мели. С приходящего с моря судна брали по 1 рубль 20 копеек с каждого фута осадки, с рейса от Соломбалы в город и обратно — по 26 копеек с фута осадки, из Соломбалы к лесопильным заводам — 13 копеек с фута осадки. Военные корабли проводились бесплатно. В результате в 1804 году на артельный пай каждого лоцмана получалось около 250 рублей в год, а в запасной капитал отчислялось до 1000 рублей. Расценки были скорректированы после распостранения паровых судов имевших другую осадку. Временные правила 1886 года устанавливали что суда до 400 тонн платили 1 рубль за фут осадки, от 400 до 600 тонн — 1 рубль 50 копеек за фут осадки, свыше 600 — по 2 рубля за фут осадки.

С ростом водоизмещения судов проводка усложнялась и требовала многих знаний. Озабоченные этим главы лоцманских династий с начала XIX века ставили вопрос о создании лоцманской школы, финансирование которой стало камнем преткновения губернии, порта и лоцманского стана. Лоцманы хотели чтобы учебу их детей финансировала губерния, а губернатор и командир над портом — чтобы раскошелились лоцманы. В конечном итоге лоцманы сдались, и давали деньги на школу из запасного фонда. Но давали чрезвычайно бережливо — у школы открытой в 1840-е годы в Пустоши не было почти ничего — голые стены, доска, столы и шкаф. Школу переводили то в деревню Кавкалу, то в Ильины Пески, она несколько раз горела, детей в ней учили только чтению, письму и счетоводству и лишь в 1906 году в Соломбале открылось полноценное лоцманское училище с курсом для получения звания штурмана малого плавания.

Наиболее известны два островных лоцмана — Александр Пустошный, в 1912 году ушедший рулевым не «Святом Фоке» с экспедицией Георгия Седова, избранный им в поход на полюс, и помогавший Седову до конца. Умер Пустошный в 1943 году 50 лет от роду будучи наставником лоцманов, погребен на островном кладбище. Второй островитянин с российской известностью Иван Хабаров — рулевой канонерки «Кореец» в сражении 1904 года крейсера «Варяга» и «Корейца» с японской эскадрой в Чемульпо. Многие лоцманы совершали подвиги во время несения службы, но о них не писали газеты, и память еще теплится в устных преданиях.

Советский период и развитие морского флота постепенно размыли лоцманские династии — сохранение отцовского ремесла перестало быть законом. Биографии собранные в музее Пустошинского дома культуры показывают как тяжесть профессии наложилась на революционный перелом 1917 года. Результат оказался печальным. Об Александре Пустошном — умершем в 50 лет уже упоминалось. Профессия. Сыновья лоцмана из деревни Кальчино Василия Хабарова — Алексей Васильевич погиб в Белом море, Яков Васильевич — умер от туберкулеза. Профессия. Сыновья лоцмана Михаила Павловича Урпина из Залохотья — Александр Михайлович и Михаил Михайлович были в 1938 году арестованы по доносу. Один умер в тюрьме, второй расстрелян. Революционный перелом. Лоцман Хабаров Петр Иванович из Кальчино в 1938 арестован, приговорен к расстрелу. Революционный перелом. Сын старосты лоцманского стана Федора Владимировича Котцова Иван Федорович в годы Великой Отечественной войны стал начальником ледовой службы Северного флота и умер на боевом посту в 1944 году. Профессия.

На дореволюционных фотографиях островитян умные, волевые лица с тонкими чертами, многие с женами похожими на аристократок — элита морских ворот страны. Многие влились в морское дело страны Советов — как Яков Сергеевич Хабаров награжденный Орденом Ленина, или Герой Советского Союза Александр Васильевич Котцов — политрук отдельного разведывательного батальона танковой бригады на Халхин-Голе. Некоторые, как лоц-командир С.И. Бутаков ушли в 1919 году с интервентами.

Еще в 1980-е лоцманскую службу Архангельского порта возглавлял Геннадий Михайлович Котлов — продолжатель лоцманской династии из Пустоши. Но династии, которые по вековой инерции еще сохранялись в годы советской власти, были сломаны экспериментами 1990 х. На групповой фотографии Архангельского филиала ФГУП «Росморпорт» 2013 года посвященной 400-летию службы нет ни одной фамилии лоцманских династий — ни Урпиных, ни Котцовых, ни Хабаровых, ни Котловых, ни Пустошных. Ни одной.

Старые фотографии и документы — все, что напоминает об уникальном прошлом жителей Пустоши, и которые старушки несут в музей Пустошинского дома культуры. У музея настолько народный характер, что установлен день приема старых фотографий.

Помочь бы музею методически специалистам областного краеведческого музея, да пройти бы с записью воспоминаний и спасением архивов по домам Пустоши, Залохотья, Кальчино, выдать бы музею областной грант на издание истории лоцманских династий, издать бы Северному федеральному университету научную монографию о лоцманах, включить бы музей в туристические путеводители и маршруты.

Что делать нам? Помнить о прошлой славе, сделать все, чтобы ее сохранить — в фотографиях, документах, воспоминаниях бабушек и дедушек с лоцманского острова, получить новую славу — не меньшую чем прошлая.

В дореволюционной присяге лоцманов есть слова: «…На всех делах служения моего иметь в уме и помышлении не свои личные выгоды, но честь Российского флага, пользу морской службе и славу моего всемилостивейшего Государя, в чем да поможет мне Господь Бог.». Этого и держаться.