Николо-Корельский монастырь при Советской власти
Судьба Николо-Корельского монастыря была предрешена с принятием Постановления Архангельского уездно-городского исполкома от 19 июня 1920 г. о национализации монастырских имуществ. Параллельно с хозяйственным приспособлением монастырей должен был решаться вопрос о судьбе художественных и исторических ценностей, сохранившихся в них. Николо-Корельский монастырь одним из первых попал в поле зрения северной экспедиции Отдела по делам музеев и памятников искусства и старины Наркомпроса, возгравляемой И.Э.Грабарем. Экспедиция прибыла в монастырь на пароходе из Архангельска 2 сентября 1920 г., и, по отзывам ее участников, нашла в нем «богатую жатву» предметов старины, достаточную, «чтобы превратить Архангельский музей, до сих пор чепушистый и тупой, в первоклассный русский музей древнерусского искусства…»
28 ноября 1920 г. Президиум Архгубисполкома в ответ на отношение ГубЧК принял решение разместить в зданиях бывшего Николо-Корельского монастыря колонию дефективных детей, переведя в нее малолетних преступников из аналогичной колонии, подлежащей закрытию на Соловках, и Архангельского исправдома .
Не слишком пригодные условия проживания, помноженные на нехватку персонала, быстро привели новую колонию к полной дезорганизации. Малолетние правонарушители, собранные в бывшем монастыре, характеризовались в документах колонии следующим образом:
• «Б.А., 14 лет. Непослушный, грубый, ленивый мальчик, лжив, не откровенен, склонен к воровству со взломом, за что и был неоднократно наказан, говорит всем дерзости. Было 2 попытки к побегу, был 2-й раз посажен в карцер на 7 суток, откуда убежал через окно из 2-го этажа, разорвав наволочку и спустившись вместе с С.Г. Когда они были задержаны в Рикасихе и приведены, он сказал: «я убегу», и теперь находится под строжайшим надзором в изоляционной. Неисправимый мальчик»
• «Б.Л., 17 лет. Воришка — до мелочей, лжив до невозможности, грубиян, дерзкий, подначивает других на дурные поступки. Неисправимый»
• «Л.А. Ленивая, грубая, дерзкая, склонна к воровству и проституции. Морально не запущена» .
Занявший в мае 1921 г. пост заведующего т. Мальцев в течение лета 1921 г. провел огромную работу по улучшению быта колонистов. Произошедшие преобразования были разительны: отремонтированы все жилые помещения, печи и баня, засажен огород, отремонтирована пожарная машина, оборудовано помещение для школы и библиотеки, построена пристань для парохода, на паперти собора был оборудован театр.
В октябре 1921 г. «1-я трудовая детская колония морально-дефективных детей» перешла под управление Губоно. Именно с этого момента здания Николо-Корельского монастыря и сохранившиеся в нем предметы старины постепенно начали приводиться в непригодное состояние, а иногда и просто разрушаться. Новая администрация колонии, как станет известно позже, всего за 2 года сумела довести состояние бывшего монастыря до абсолютной разрухи, а жизнь детей-колонистов до состояния, сравнимого с каторжным.
В марте 1923 г. троих воспитанников «как опасных в смысле побега» постоянно содержали в изоляторе, «принимая это не как наказание, а как меру пресечения». Одновременно двоих бежавших колонистов решено было не допускать обратно в колонию «ввиду их неисправимости и разлагающего влияния их на других воспитанников». Сельхозработы, на которых в основном были заняты воспитанники и сотрудники колонии, не приносили ожидаемого результата. В отчете за 1922 г. новый завколонией И.М.Кононов оценил урожай как «плохой» и «очень плохой». Картину безобразного состояния колонии и нетерпимого положения ее воспитанников, которых губернские власти почему-то упорно именовали «преступниками», дополняет отчет врача Губздрава А.И.Марковой от 17 июля 1923 г., отрывок из которого мы также не можем не привести:
«Впечатление от посещения колонии самое безотрадное, тяжелое: никогда ни в одном детском доме я не встречала такой грязи повсюду и на всех. Мальчики представляют оборванную, грязную, озлобленную толпу. Одежда на многих буквально только лохмотья. Длинные волосы, грязные лица, руки… обед отличался скудностью, у большинства не было ложек и они [как] животные уничтожали с жадностью свой обед. Никто не был сыт после него… За провинности дети помещаются в «подвал» — темное, сырое, холодное помещение, в котором нельзя встать во весь рост… Мясо по качеству заставляет желать лучшего: один кусок мяса фунтов 10 напоминает падаль, другой запас в кадочке имеет резкий неприятный запах. Свинья, убитая до Пасхи, не вся израсходована до сих пор и покрыта вся плесенью…»
Уездный агроном В.П.Богомолов 29 октября 1923 г. в своей описи отметил: «Из имеющихся в наличности рам с целыми стеклами 8 и целых 56 стекол. Двери без замков и частично петель, печи частично без дверок и задвижек». Но больше всех пострадала уникальная деревянная ограда XVII века, восхищавшая искусствоведов и историков архитектуры: «крепостная стена более 50% истоплена на дрова, и оторванные доски в некоторых местах лежат в несобранном виде». Последнему завколонией пришлось даже дать письменную расписку: «…обязуюсь не допускать дальнейшей пилки крепост. стены…»
3 ноября 1923 г. воспитанники и персонал колонии были вывезены на пароходе в Архангельск, где размещены сначала в бараке, а затем — в помещении бывшего военного госпиталя. Информация о разворовывании имущества в Николо-Корельской колонии не осталась незамеченной и органами, ответственными за сохранение историко-культурного наследия. Так, в апреле 1923 г. Губоно вывезло в Архангельск 481 из 679 находившихся в монастыре предметов старины, распределив их между Губмузеем и Губполитпросветом .
В марте 1924 г. уездный агроном Богомолов вывез по просьбе Губархива часть архива и библиотеки Николо-Корельского монастыря. Таким образом, был спасен от уничтожения и сохранен для будущих поколений замечательный монастырский архив, сохраняемый до сих пор в Архангельске.
8 февраля 1926 г. хозяйство бывшего монастыря было передано в пользование коммуне «Искра». Коммуны были одной из форм коллективных хозяйств, предлагаемых советской властью крестьянству задолго до печально известной сталинской сплошной коллективизации. Полное обобществление не только скота, земли и земледельческого инвентаря, но и личных вещей, совместное питание и воспитание детей, попытки построить новый тип общежития — все это было отличительными особенностями коммун. Поиски источников финансирования своего хозяйства неизбежно привели коммунаров к идее продажи остатков монастырского имущества. Так 21 марта 1926 г. было решено продать мебели и посуды на сумму 84 рубля 10 копеек с целью купить соломорезку и отремонтировать косилку. Гостиницу продали только на торгах 30 марта 1927 г. товариществу «Кооперативный труд» за 1150 рублей. Покупатель обязался разобрать и вывезти здание в Архангельск до 30 июня. В сентябре 1926 г. со звонницы Николо-Корельского монастыря были сняты 8 колоколов общим весом 241 пуд, которые по распоряжению губернских властей были сданы в Комцветфонд .
В 1929 г. произошли серьезные перемены в жизни сельхозкоммуны, располагавшейся в монастыре. По инициативе местных властей 22 семьи Вознесенской волости переехали в малонаселенную коммуну «Искра». Именно с этого момента для жилых и хозяйственных целей начали использоваться храмовые постройки, переходы, трапезная палата. Фрески на стенах безжалостно сбивались, помещения произвольно перепланировались, в Успенском храме оборудовали театр и жилые помещения. На лето монастырские здания сдавались для размещения пионерского лагеря. В качестве клуба пионеров использовался Никольский собор, в цокольном этаже которого держали скот.
1930 год мог бы стать последним годом существования храмов Николо-Корельского монастыря. Власти инициировали кампанию по его сносу, наряду с другими крупнейшими храмами Северного края. Полученный кирпич предлагали направить на строительство новых лесозаводов. Учитывая, что региональным властям не без труда, но удалось согласовать с Москвой снос Михайло-Архангельского монастыря и Соломбальского собора в г. Архангельске, фигурировавших в одном ликвидационном списке с Николо-Корельским монастырем, его участь можно было считать предрешенной. Но спасением явилась удаленность обители и внезапный приезд одного из авторитетнейших историков архитектуры и спасителя архитектурных шедевров России П.Д.Барановского.
Будучи еще участником экспедиции Грабаря 1920 г., Барановский в очередной раз приехал в Николо-Корельский монастырь в 1931 г. Здесь под руководством Петра Дмитриевича была проведена работа по демонтажу и перевозке в московский музей «Коломенское» надвратной деревянной башни, чудом уцелевшей после разборки ограды на дрова.
Жизнь сельхозкоммуны в Никольском монастыре была под конец прервана страшным и весьма символичным бедствием — летом 1933 г. в каменных зданиях монастыря случился пожар, уничтоживший колокольню. Часть верующих коммунаров, увидев в произошедшем знак свыше, спешно покинули коммуну, вернувшись в свои деревни. В монастыре остались жить не более 15 семей, которые и встретили в 1936 г. первостроителей будущего города Молотовска (ныне — Северодвинска).
Начался новый период существования монастырских построек — за забором оборонного предприятия.