Очередной виток «покаянчества» может обернуться перестройкой-2
Тема политических репрессий на страницах ханты-мансийских средств массовой информации всплывает с завидным постоянством. Большие и не очень, тенденциозные и научные — заметки эти создают вполне ощутимый фон окружной жизни. Что и говорить — в далекие 30-е годы прошлого века Остяко-Вогульский национальный округ — так тогда назывался нынешний Ханты-Мансийский АО, был местом ссылки и «раскулаченных», и «политических» спецпереселенцев.
«Мина поболе украинской»
Не обошел стороной Остяко-Вогульский национальный округ и так называемый «большой террор» 1937−1938 годов, в ходе которого, по данным тюменского журналиста Рафаэля Гольдберга («Книга расстрелянных», Тюменский курьер, 1999), было приговорено к высшей мере наказания более 900 жителей округа. По данным того же двухтомника, почти 600 из них были расстреляны здесь, в Ханты-Мансийске, «в земляном бункере изолятора временного содержания городского отдела внутренних дел». Там же на странице 265 утверждается, что существует «по меньшей мере три захоронения в непосредственной близости от места расстрела».
В 1997 году рядом со старым зданием остяко-вогульского ГОВД был установлен памятный крест с надписью «Жертвам репрессий 1937−1942», символизирующий тот самый список из «Книги расстрелянных» Р. Гольдберга. Однако в связи со сносом здания и строительством концертно-театрального центра «Югра-классик», в 2002 году памятный крест был перенесен к храму «Покрова Пресвятой Богородицы», а на месте старого здания горотдела была размечена автостоянка.
За всё постсоветское время вышли, наверное, сотни статей и десятки книг, относящихся к периоду политических репрессий в ХМАО 1937−1938 годов. Однако весь этот массив информации крайне скудно говорит о том, за что же были расстреляны 598 человек, числящиеся в списках Р. Гольдберга, тем более что часть из них попали в разряд «репрессированных» уже после 1938 года. Статей, по которым люди были осуждены, Рафаэль Гольдберг не привёл, видимо посчитав, что достаточным доказательством их невиновности являются данные о реабилитации, приведенные все в той же «Книге расстрелянных».
В этой связи в последнее время все громче звучат призывы к тому, что нужно «осмыслить годы большого террора, время гонений на РПЦ». При этом заявляется, что именно часовня на месте, где якобы происходили расстрелы и захоронения невинных жертв, «будет свидетельствовать о том, что мы честно смотрим на прошлое».
«Часовня должна стоять именно на месте захоронений, и тогда она действительно станет нашим покаянием и нашим преклонением перед памятью невинно пострадавших — «цветом нации, принесенным в жертву за Россию», как говорил протоиерей Александр Шаргунов», — считает эксперт ОНФ Светлана Поливанова.
Согласен с этим и Тарас Борозенец, председатель Информационно-издательского отдела Ханты-Мансийской епархии.
К сожалению, уважаемые представители православной общественности видимо не знают, что мысль о покаянии за свое прошлое была озвучена еще во времена перестройки с выходом в широкий прокат фильма «Покаяние» режиссера Тенгиза Абуладзе в 1987 году. Поддерживаемая международными структурами, такими как Совет Европы или печально известная Хельсинская группа, тема покаяния за советский период белой нитью прошла через всю постперестроечную эпоху, вплоть до наших дней, когда в бытность президента Дмитрия Медведева в 2011 году, Совет по правам человека предложил принять так называемую программу «десоветизации». Неудивительно, что многие тезисы этой программы оказались почти до буквы сходны с пунктами резолюции Парламентской ассамблеи ОБСЕ 2009 года, открыто приравнявшей советский сталинский режим к нацизму.
Внешне неброская, совсем непохожая на известный бандеровский «ленинопад», программа эта в действительности закладывала мину поболее украинской. Ибо в пределе должна была обнулить статус России как правопреемницы СССР, а значит, не только заставить платить по счетам новоявленным пострадавшим от «советской оккупации», но и лишиться статуса державы — победительницы во Второй мировой войне с потерей членства в Совете безопасности ООН, позволяющего ветировать решения западных «партнеров» направленные, например, на оккупацию Донбасса войсками НАТО.
Поэтому в том же 2011 году членам этого президентского Совета были представлены социологические исследования Агентства по культурно-социальным исследованиям общества «АКСИО», проведенные среди более чем 36 000 респондентов, и показавшие, что почти 90% из опрашиваемых, вопреки этой программе, отказываются признать СССР преступным государством, осуществлявшим геноцид собственного народа и виновным в развязывании Второй мировой войны, как того требовал Совет Европы.
Это был один из тех соцопросов о «ресоветизации» российского общества, в существовании которых представитель Ханты-Мансийской епарахии Тарас Борозенец так поторопился усомниться.
Были, конечно, и другие. Полушутливые — как например опрос на либеральном РБК в конце 2014 года, когда почти 60% респондентов пожелали в качестве новогоднего подарка «Возрождение СССР». И крайне серьезные — как например ежегодное исследование либерального же «Левада-центра», в последнее время с завидным постоянством констатирующее рост популярности И.В. Сталина. Согласно его результатам, растет и перевалило уже за половину не только число респондентов, считающих, что Сталин сыграл положительную роль в истории страны (54%), но и число респондентов, считающих Сталина мудрым руководителем, который привел СССР к могуществу и процветанию (57%). В свою очередь, резко снизилось (с 72% в 2007 до 45% в 2016) число тех, кто считает политрепрессии — политическим преступлением, не имеющим оправдания, и наоборот, с 9 до 26% увеличилось число тех, кто считает эти репрессии исторически оправданными.
Стоит также упомянуть и о результатах голосования в передаче «Суд времени», на протяжении всего 2010 года выходившей в прямой (!) эфир федерального «5 канала» и показавшей, что не менее чем 70% голосующих ближе позиция тех, кто защищает советские ценности. И так далее.
Нужно ли каяться за рождение в СССР
Но вернемся к покаянию. Не могу не обратить внимание православной общественности на ту простую логическую нестыковку — ведь если, как указывает Тарас Борозенец, покаяние — это «внутреннее, личное очищение человека перед Богом, предполагающее осознание своих грехов», то возникает вопрос — а каким образом соотносятся политические репрессии 80-летней давности с личными грехами ныне живущих? За что им надо каяться, если они не совершали греха осуждения невиновных восемьдесят лет назад? За то, что родились в СССР? Или за то, что не изжили в себе советские ценности, во многом, кстати, основанные на православной традиции?
Пусть, как утверждает Тарас Борозенец, такой светский человек как ваш покорный слуга, «богословски невежествен». Но ведь о том, что так называемое народное покаяние, то есть покаяние за тех людей, с которыми кающийся никак не связан, не является церковной практикой, говорит не автор этого текста, а председатель синодального отдела Московского патриархата по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными органами протоиерей Сергий Привалов!
И почему, наконец, нам предлагается покаяться только за сталинские репрессии? Как будто не было тех трех десятков красноармейцев с «баржи смерти», которые были на виду у жителей Самарово расстреляны колчаковцами в 1919 году? Не было шести мирных советских служащих, задушенных в начале Казымского восстания? Не было учительницы Марии Петухиной, зверски убитой шаманами в Ларьякском районе? Не было сотен тысяч русских, брошенных Ельциным (первый президент России Борис Ельцин) на произвол судьбы в бывших республиках Советского Союза? Не было губительной политики гайдаровского правительства, благодаря которой Россия вымирала по миллиону в год, вошедшей в историю под названием «Русский крест»?
Откуда такая избирательная память, уважаемые сограждане? Может быть, уже хватит идти на поводу у политтехнологов, работающих на разрушение нашего общества? Может быть, пора рассказать народу правду до конца с тем, чтобы он сам решил — что, кому и где нужно ставить?
Ведь на сегодняшний момент мы не можем с уверенностью сказать, были ли расстрелы и захоронения на месте парковки у здания УВД ХМАО. Во всяком случае, акт историко-культурной экспертизы №165
Но вместо того, чтобы предоставить копии хоть каких-то документов, Тарас Борозенец для аргументации о действительности захоронения ссылается на некий проект, поддерживаемый «Фондом Иофе», который мало того, что не содержит никаких документов в качестве доказательной базы, так еще и создан известным НКО «Мемориал», признанным ныне иностранным агентом! Разве богослов не замечает, как за версту смердит от всех этих «обществ преодоления тоталитарного наследия» все тем же перестроечным духом 30-летней давности?
Не устаю повторять, что не должно быть постыдного диссонанса между известной фотографией памятного креста в Ханты-Мансийске с цифрами «1937−1942» и подписью «Жертвам политических репрессий 1937−1938»! Признанным историком Виктором Земсковым документально доказано, что так называемые политрепрессии окончились вместе с арестом наркома СССР Николая Ежова, и уже в 1939 году наблюдался отток из мест заключения вследствие пересмотра дел. Поэтому крайне важно разобраться хотя бы в том, по какой статье были осуждены люди, ибо если выяснится (а ведь рано или поздно статьи станут известны!), что предполагаемая часовня будет поставлена не только по невинно убиенным, но и по убийцам — то это нанесет удар в первую очередь по самой Церкви!
Готовы ли инициаторы установки часовни взять на себя такую ответственность?
Кто предал императора и чего добились большевики
Мы не против строительства часовни как таковой. Если православным верующим мало трех храмов в городе — то пусть строят четвертый. Это не наше дело. Но вопрос ведь в том, почему выпячивается именно тот трагический период истории страны, который так густо оболган западными пропагандистами и их диссидентскими холуями в последние 30 лет? Причем выпячивается намеренно, в ущерб другим, не менее трагическим! Зачем это делается?
Федор Михайлович Достоевский, на которого так любят ссылаться обличители коммунизма, ошибочно видящие в «Бесах» большевиков, в своем коротком рассказе «Бобок» ярко передал тление позднецарского режима. А Александр Блок в «Безвременье», дал исчерпывающую характеристику того, что происходило с обществом: «Люди стали жить странной, совсем чуждой человечеству жизнью. Прежде думали, что жизнь должна быть свободной, красивой, религиозной, творческой. Природа, искусство, литература — были на первом плане. Теперь развилась порода людей, совершенно перевернувших эти понятия и тем не менее считающихся здоровыми. Они стали суетливы и бледнолицы. У них умерли страсти, ‑ и природа стала чужда и непонятна для них. Они стали посвящать все свое время государственной службе ‑ и перестали понимать искусства. Музы стали невыносимы для них. Они утратили понемногу, идя путями томления, сначала Бога, потом мир, наконец — самих себя».
Ах, если бы только Достоевский и Блок! Слишком многое из практической жизни тех лет говорит о том, что вера была утрачена гораздо раньше февраля 1917 года! «Народ-богоносец надул!» — глумливо воскликнут либералы. «Народ свободно отрекся от Христа», — напишет Тарас Борозенец.
Но чем в таком случае занималась Церковь? Должен с сожалением констатировать, что в православном сообществе полно перестроечных штампов относительно истории становления советской власти, в основе которых — незнание простых исторических фактов. Таких, например, что большевики не свергали царя в феврале 1917 года. Что так называемые «белые» воевали совсем не за восстановление самодержавия. Что уже 6 марта 1917 года, то есть на четвертый день отречения Николая II, Священный синод издал определение №1207 «Об обнародовании в православных храмах актов 2 и 3 марта 1917 г.», в котором приказал совершать «молебствия Господу Богу об утишении страстей, с возглашением многолетия Богохранимой Державе Российской и Благоверному Временному Правительству», и тем самым, отрекся от царя, Помазанника Божьего. Зафиксировал это отречение в определении №1226 «Об изменениях в церковном богослужении в связи с прекращением поминовения царствовавшего дома».
Что уже в мае 1917 года, когда большевиками еще и не пахло на исторической сцене, органы печати различных епархий констатировали массовые изгнания паствой своих клириков — в Киевской и Волынской епархиях в течение трех первых недель апреля по решениям сельских обществ было удалено со своих мест по 60 священников, в Саратовской — 65; в Пензенской губернии — 70 церковных пастырей. Причины — самые прозаичные: плата за совершение треб, бесконтрольность распределения церковных денег, безнравственная жизнь самих пастырей. [М.А. Бабкин «Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году», «Индрик», 2006]
Всем, кто ответственно подходит к вопросу революции в России, сегодня очевидно, что к октябрю 1917 года процесс распада страны был уже настолько силен, что нужна была беспредельно самоотверженная сила, чтобы остановить его. Этой силой оказались большевики, перехватившие у гниющей буржуазии разоренную войной и падающую страну. Сей факт признавал даже Великий князь Александр Михайлович Романов. Пересилив свою личную трагедию, он смог признать объективные заслуги большевиков и их право на собирание России по принципам, далеким от монархических. Потому что для него, не показно, а по настоящему, Россия была настоящим духовным домом и смыслом жизни.
«Мне пришло в голову, что, хотя я и не большевик, однако не мог согласиться со своими родственниками и знакомыми и безоглядно клеймить все, что делается Советами только потому, что это делается Советами. Никто не спорит, они убили трех моих родных братьев, но они также спасли Россию от участи вассала союзников.
Некогда я ненавидел их, и руки у меня чесались добраться до Ленина или Троцкого, но тут я стал узнавать то об одном, то о другом конструктивном шаге московского правительства и ловил себя на том, что шепчу: «Браво!» <…>
— Но вы, кажется, забываете, — возразил мой верный секретарь, — что, помимо прочего, победа Буденного означает конец надеждам Белой Армии в Крыму.
Справедливое его замечание не поколебало моих убеждений. Мне было ясно тогда, неспокойным летом двадцатого года, как ясно и сейчас, в спокойном тридцать третьем, что для достижения решающей победы над поляками Советское правительство сделало все, что обязано было бы сделать любое истинно народное правительство. Какой бы ни казалось иронией, что единство государства Российского приходится защищать участникам III Интернационала, фактом остается то, что с того самого дня Советы вынуждены проводить чисто национальную политику, которая есть не что иное, как многовековая политика, начатая Иваном Грозным, оформленная Петром Великим и достигшая вершины при Николае I: защищать рубежи государства любой ценой и шаг за шагом пробиваться к естественным границам на западе!
<…>И я спрашивал себя со всей серьезностью, какой можно было ожидать от человека, лишенного значительного состояния и ставшего свидетелем уничтожения большинства собратьев: «Могу ли я, продукт империи, человек, воспитанный в вере в непогрешимость государства, по-прежнему осуждать нынешних правителей России?»
Ответ был и «да», и «нет». Господин Александр Романов кричал «да». Великий князь Александр говорил «нет». («Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания». Две книги в одном томе. М.: Захаров, АСТ, 1999. Оригинал на английском «ALWAYS A GRAND DUKE by Grand Duke Alexander», FARRAR & RINEHART, INC., 1933).
«Нужно всегда смотреть на эпоху целиком»
Разумеется, большевики не были агнцами божьими. Но у них было свое историческое право и своя историческая правда. Ибо не кадеты, и даже не левые эсеры, а большевики сумели собрать под свои знамена как простых рабочих и солдат, так и офицеров, в том числе почти половину высшего состава Генерального штаба Императорской царской армии.
Они были вынуждены обороняться от вскормленных Антантой «освободителей» России — Колчака, Деникина, Юденича, Семенова. Бороться с бандитами и мародерами, с махновскими «вольницами», с чехословацкими интервентами, с голодом, наконец. И все это в условиях почти полного разорения страны, в условиях, когда всё, что они могли предложить народу — была идея построения первого в мире справедливого государства. За эту идею шли умирать. И не нужно обладать какой-то особенной эрудицией, чтобы вспомнить автобиографический роман Николая Островского «Как закалялась сталь» и убедиться, какой ценой большевики смогли сохранить Россию.
Не менее трагичной было и время ускоренной индустриализации. Сегодня модно говорить о том, что действия, проведенные сталинским правительством, могли быть и гораздо более мягкими. Модно так же говорить и о том, что нужно было идти на поводу у советского политического деятеля Николая Бухарина и внедрять не плановую, а рыночную экономику.
Однако же факт заключается в том, что 4 февраля 1931 года И.В. Сталин на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности произнес: «Мы отстали от передовых стран на 50−100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».
И всем было понятно, что именно ВКП (б), как единственная руководящая сила, берет на себя ответственность за этот рывок, как взяла ранее ответственность за сохранение России, как позже возьмет на себя ответственность за организацию отпора фашистам и приведет Советский Союз к Победе в Великой Отечественной войне. И совершенно ясно, что в условиях приближения войны, нужно было сделать так, чтобы страной руководил один единственный орган, и чтобы решения этого органа исполнялись неукоснительно. Так и было сделано.
Грандиозная даже по нынешним временам эвакуация более чем полутора тысяч крупных промышленных предприятий с миллионами специалистов из западных областей СССР в первые месяцы войны — тому подтверждение.
Нет, история не имеет сослагательного наклонения. Величайшая заслуга большевиков не может быть умалена даже трагическим периодом «больших чисток». В этом-то все и дело — нельзя брать и вырывать из исторического контекста какой то отдельный период. Нужно всегда смотреть на эпоху целиком. Как сейчас мы смотрим на эпоху Петра I, Ивана Грозного, Александра Невского. Тогда и будет у нас реальное, а не провозглашаемое единство истории.
P.S. Уже во время подготовки этого материала к публикации стало известно о том, что на прошедшей в Ханты-Мансийске 7−8 декабря 2016 года научно-практической конференции «Пространственное развитие малых городов России», организованной администрацией Ханты-Мансийска, речь шла уже не о часовне на месте, где, возможно, расположено захоронение политрепрессированных, а о монументе. Во всяком случае, доклад представителя скульптурной школы «Мастерская Рукавишникова» Михаила Алыбина «Варианты скульптурно-художественного решения Монумента жертвам репрессий на площади перед КТЦ Югра-классик», прозвучавший на конференции, организованной, напомню, администрацией города при участии главного архитектора Ольги Фроловой, предлагал рассмотреть три проекта, и все они предполагали именно монумент, но не часовню. Один из проектов, по словам участников, и вовсе был похож на языческое капище.
Что ж, к сожалению, версия об использовании политтехнологами чувств верующих для решения своих задач оказалась реальностью.