Александр Галич: Проваленная генеральная репетиция
Александр Галич, песни которого известны очень многим, был фигурой столь многогранной, что проявился и в поэзии, и в режиссуре, и в драматургии театра и кинематографа. Фильмы по его сценариям «Вас вызывает Таймыр», «Верные друзья» разобраны на цитаты. Он и не мечтал «жить и умереть в Париже». Но судьба в лице «компетентных органов» распорядилась иначе.
Вас вызывает Таймыр!
19 (20) октября 1918 года в интеллигентной еврейской семье в городе Екатеринославе (ныне Днепропетровск) родился Александр Галич (Гинсбург). Его отец — Арон Самойлович Гинзбург (1894 г.р.) происходил из семьи врача-педиатра Самуила Гинсбурга, лечившего всех детей Днепропетровска и даже получившего за успешную практику дворянский титул. Хотя денег за свою благородное подвижничество так и не нажил.
Возможно, и по этой причине его сын выбрал другое поприще — стал экономистом. Мать — Фанни (Фейга) Борисовна Векслер (1896) — происходила из обеспеченной семьи лодзенских евреев, не так давно поселившихся в Екатеринославе. Она обожала музыку, театр, занималась вокалом, мечтала стать певицей. Они познакомились в гимназии, там же полюбили друг друга, но поженились лишь в 1916-м, после того как Арон Гинсбург вернулся с Западного фронта, невзирая на то, что родители с обеих сторон были против этого брака. Влюбленным пришлось бежать из города, чтобы обвенчаться, но они вернулись и вскоре были прощены. Через некоторое время молодые поселились в первом кооперативном доме в городе, который сами же для себя и строили.
Через два года у них родился первенец — Александр. В свидетельстве о рождении мальчика была указана дата — 20 октября. По крайней мере так утверждает биограф Галича Михаил Аронов. «20 октября 1918 года у Арона и Фейги родился мальчик Саша, будущий поэт и бард Александр Галич, — пишет Аронов в своей книге о Галиче. — В справке о его рождении, оригинал которой написан на иврите, значится: «У Арона Гинзбурга и жены его Фейги 20/7 октября 1918 года родился сын, которому дано имя Александр. Екатеринославский раввин». Главным раввином города в ту пору был Леви Ицхак Шнеерсон. В 1925 году ему предложили стать главным раввином Иерусалима, но он предпочел остаться в Екатеринославе, а в 1939-м был сослан в Казахстан, где и скончался через пять лет».
Закон вечности, сформулированный поэтом Александром Кушнером через 70 лет после появления на свет Александра Галича и отразившийся в судьбе раввина, сделавшего запись о его рождении: «Времена не выбирают, в них живут и умирают», начал работать… Но тогда никто об этом не догадывался.
Через два года семья переезжает в Севастополь. По некоторым данным, Гинсбурги переехали, так как речь шла о возможной эмиграции, но они решили остаться в своей стране, невзирая на все трудности. Севастополь — первый город, о котором у Александра сохранились воспоминания.
«Запахи Севастополя — первого города, живущего в моей памяти, — были летними: мокрые и теплые камушки, соленая морская вода в нефтяных разводах и гниющие на берегу водоросли, сладковатый запах пыльной акации, которая росла на нашем дворе. А в знаменитой панораме «Оборона Севастополя» пахло совсем замечательно — скипидаром, лаком и деревом, нагретым солнцем.
Мы медленно шли с мамой по круглой галерее панорамы — мимо окон, за которыми расстилались форпосты береговой обороны и виднелись окутанные дымом корабли с распущенными парусами, — вспоминает Галич в своей книге «Генеральная репетиция». …
— А вот у окна, выходившего на четвертый бастион, я застрял. И застрял надолго. Здесь все было замечательно: и реющий в дымном тумане Андреевский флаг, и раскаленные жерла пушек, и суетящиеся возле этих пушек орудийные расчеты, и храпящие, мчащиеся неведомо куда боевые кони.
А совсем рядом со мной, внизу, лежал на земле беззвучно кричащий раненый морячок, и молоденькая сестра милосердия, встав около него на колени, бинтовала ему окровавленную грудь».
До 1923 года Гинсбурги прожили в Севастополе, эмигрировать так и не решились, а вскоре родня позвала их в Москву. Старший брат Арона Самойловича — Лев Самойлович Гинсбург (1879−1934) — профессор МГУ — известный литературовед-пушкинист решил, что семье брата лучше будет жить в столице.
Лев Самойлович настолько любил Пушкина, что дорожил каждой датой его жизни. 19 октября — день открытия Царскосельского лицея, где учился поэт и которому он посвятил столько стихов. Поэтому с переезда в Москву у Саши Гинсбурга появился второй день рождения — 19 октября, который и был записан в официальных советских документах. Племянник унаследовал от дяди любовь к Александру Сергеевичу и знал его куда лучше, чем многие современные поэты. Влияние Пушкина многие отмечают в и стихах Галича. Например, вот в таких:
И всё так же, не проще,
Век наш пробует нас:
Можешь выйти на площадь?
Смеешь выйти на площадь,
В тот назначенный час?!
Где стоят по квадрату
В ожиданьи полки —
От Синода к Сенату,
Как четыре строки!
С переезда в Москву день рождения Александра отмечался 19 октября. Обычно к нему в этот день приходили гости, и Галич читал одно из стихотворений Пушкина, посвященное Лицею.
Впрочем, все это было потом, а пока будущий поэт входил в мистический мир московского центра. Семья переехала в дом 4 по Кривоколенному переулку, некогда принадлежавший поэту Дмитрию Веневитинову, где Пушкин впервые читал друзьям свою пьесу «Борис Годунов» осенью 1826 года. Их коммуналка на первом этаже двухэтажного особняка была буквально в пяти минутах ходьбы от Чистопрудного бульвара. В прудах еще ловили рыбу. Дом этот несколько раз пытались снести и построить на его месте другой. В последний раз — в 1999 году, когда на его защиту встала вся литературная общественность столицы: и те, кто любил Пушкина, и те, кто любил Галича, поклонники Апраксиных, Оболенских и Веневитинова, да и просто старой Москвы и района Чистых прудов. Приговор к сносу заменили реставрацией…
Москва запомнилась Галичу городом зимним.
«А запахи Москвы были зимними, — писал он в своей книге «Генеральная репетиция». — Удивительно, но я совершенно не могу себе представить Москву моего детства весною и летом. Может, и впрямь — есть летние города и зимние города?! Я отчетливо помню запах снега на Чистых прудах, запах крови во рту (какой-то великовозрастный болван уговорил меня, в лютый мороз, попробовать на вкус висевший на воротах железный замок), запах мокрой кожи и шерсти — это сушились на голландской печке мои вывалянные в снегу ботинки и ненавистные рейтузы, которые перед каждой прогулкой со скандалом натягивала на меня мама».
Все снежком январским припорошено,
Стали ночи долгие лютей…
Только потому, что так положено,
Я прошу прощенья у людей.
Воробьи попрятались в скворешники,
Улетели за море скворцы…
Грешного меня — простите, грешники,
Подлого — простите, подлецы!
Вот горит звезда моя субботняя,
Равнодушна к лести и к хуле…
Я надену чистое исподнее,
Семь свечей расставлю на столе.
Расшумятся к ночи дурни-лабухи —
Ветра и поземки чертовня…
Я усну, и мне приснятся запахи
Мокрой шерсти, снега и огня.
А потом из прошлого бездонного
Выплывет озябший голосок —
Это мне Арина Родионовна
Скажет: «Нит гедайге, спи, сынок…
(Александр Галич, 1969 г.)
В Москве родители сменили имена на более привычные российскому слуху. Мама стала Фанни Борисовной, отец Аркадием Самойловичем. Он устроился экономистом на завод, мать — в Московскую государственную консерваторию, затем — администратором в зал Чайковского. Круг общения этой семьи также сложился замечательный, благодаря маме, дяде Льву — профессору университета и его сыну Борису — студенту физического факультета, учившемуся у Вавилова. Фанни Борисовна общалась с актрисой Зинаидой Ермолаевной Евтушенко, переводчицей Лизой Ревзиной (Эфрос) — мамой будущего режиссера — Анатолия Эфроса, с Раисой Самойловной Ширвиндт, которая была редактором Московской филармонии.
Александра с пяти лет учили играть на рояле, петь, танцевать, читать стихи, поэтому к школе он был прекрасно подготовлен, а потому в школе БОНО-24 он стал отличником. Именно к этому времени 16 февраля 1925 года, как это и было принято «к школе», в семье появился младший ребенок — Валерий, ставший впоследствии известным кинооператором, снявшим такие фильмы, как «Когда деревья были большими», «Солдат Иван Бровкин», «Живет такой парень», «Приказ: огонь не открывать» и другие.
Но все это будет потом, а пока было счастливое детство и чудо Кривоколенного переулка, где, как вспоминал Александр Галич: «Окна нашей квартиры выходили во двор. Вернее, даже не во двор, а на какой-то удивительно нелепый и необыкновенно широкий балкон, описанный в воспоминаниях Погодина о чтении Пушкиным «Бориса Годунова»… «Борис Годунов» — это нам было понятно. Понятнее, чем частушки и блатные песни… Дом наш в Кривоколенном был суматошный, бесконечные гости, всегда кто-нибудь ночевал из приезжавших, и папа, и мама работали. Они не были конторскими служащими, работа… длилась гораздо больше обычного рабочего дня, общения с ними в детстве было мало, близость пришла позднее…»
Гимназия, в которой учились оба брата, также была необычной. Как и двор, и район.
«Мы всем двором, взрослые и дети, наблюдали подъем аэростата — зрелище само по себе ничего не представляло, но сопричастность событию создавала некую «ауру» естественной общности, что ли, — писал Василий Гинсбург в своих воспоминаниях. — В начале Кривоколенного, почти на углу Мясницкой, была стоянка извозчиков, а рядом — два котла для варки асфальта. В них ночевали беспризорники, в тепле. Мы, приготовишки, упоенно пели песню про «финский нож» или частушку: «Когда Сталин женится, черный хлеб отменится», и нам казалось, что мы приобщаемся к их беспризорной вольности. Учились мы в здании бывшей гимназии в Колпачном переулке, занятия для нас начинались часов с двенадцати, и мы, сидя на полу в ожидании, когда старшие освободят классы, все это распевали…»
Завтра была война
Александр стал участником литературного кружка, которым руководит Эдуард Багрицкий. В 1933 году его уже хвалил сам Багрицкий, и у него были две публикации в «Пионерской правде». Когда Александру было 14 лет, семья Гинсбургов переехала с Чистых прудов на Никитскую. Там Саша учился последний год. «Актер Михаил Козаков, также учившийся в этой школе, вспоминал, как в марте 1974-го опальный Галич «даже пришел с гитарой на встречу выпускников, но директриса его не пустила», — пишет Михаил Аронов в своих воспоминаниях о Галиче.
Но до опалы было еще далеко: целая жизнь успешного драматурга и поэта — любимца публики. После девятого класса отличник Александр Гинсбург поступил сразу в два вуза: Литературный институт им. Горького и в Оперно-драматическую студию К. С. Станиславского. Оба учебных заведения довольны даровитым студентом, но он сначала скучает в Литинституте, а в 1939 бросает и Оперно-драматическую студию, ради театра-студии А. Н. Арбузова и В. Н. Плучека, определивших всю его дальнейшую жизнь.
Тандем двух режиссеров привлекал молодежь своим прогрессивным взглядом на искусство, возможностью творческого роста. Всю осень идут репетиции спектакля «Город на заре», одним из авторов которого был Александр Галич. В феврале 1940-го состоялась премьера этой пьесы — в здании клуба Трикотажной фабрики в Малом Каретном переулке. Пьеса была посвящена строительству города Комсомольска-на-Амуре, имела как положительных, так и отрицательных героев, и даже определенные трудности при выпуске на сцену. Проверяющие решили, что в ней нет ни одного по-настоящему положительного героя. Однако пьесу все же разрешили, и она, отличавшаяся от подобных героико-романтических пьес «производственного» жанра режиссерскими нововведениями в виде хора, приемов японского театра и комедии «дель арте», имела шумный успех.
Начиналась война. Александра забрали в армию, но вскоре комиссовали из-за врожденного порока сердца. Однако оставаться в тяжелое военное время в Москве просто так, без дела он не мог. Александр записывается в геологическую экспедицию на Северный Кавказ, доходит с ней до Грозного. Дальше экспедицию не пустили, а в Грозном два молодых режиссера — Константин Борщевский и Владимир Вайнштейн организовали «Театр народной героики и революционной сатиры», где играют начинающие актеры, которые толком и не знают, как им заинтересовать уже успевшую повоевать публику. Среди них будущие мэтры: Сергей Бондарчук, Махмуд Эсамбаев и Александр Гинзбург — автор пьес. Театр ездил по госпиталям, выступал перед ранеными бойцами, Александр участвовал в спектаклях, пел свои песни, написанные для них.
Никакие героические призывы бить врага не вдохновляли раненых бойцов, только доверительная интонация, разговоры об оставшейся в родном городе или в эвакуации семье, любимых девушках, матерях, родных. Все остальное оказалось фальшивым отблеском соцагитации мирного времени. Александр Галич понял это быстро.
Однако в Грозном Галич пробыл до декабря 1941 года, а после того, как услышал, что в городе Чирчике неподалеку от Ташкента режиссер Валентин Плучек вновь собирает коллектив студентов своей студии, он выехал туда. В то время в самом Ташкенте было очень много театров, а в маленьком театре Чирчика у них практически не было конкурентов. Правда, и в театре условия были тяжелые даже для художественной самодеятельности: холодно, голодно и не слишком приспособленно.
Там же он встретил и свою будущую жену — актрису и красавицу Валентину Архангельскую (она была секретарем комсомольской организации театра, а Галич — ее заместителем). Кроме того, Валентина Дмитриевна Архангельская (20.08.1919 — 28.12.1999) была младшей сестрой композитора и дирижёра Ростислава Дмитриевича Архангельского (1918—2006).
6 декабря на клубной сцене Чирчика начались репетиции спектакля «Парень из нашего города» по пьесе Константина Симонова, и 31 декабря, под Новый год, прошла премьера.
«Под Новый год — разгар лихорадочной работы над двумя спектаклями, ребята и репетировали по нескольку ролей, и сами же стучали молотками, сколачивая декорации, пилили, красили, подбирали, подшивали костюмы. Вот тут-то, очень-очень кстати — транзитом через Баку, Красноводск, всю Среднюю Азию — объявился на Чирчике Саша Гинзбург. И включился с ходу — мы с ним сыграли Луконина и Бурмина в симоновской пьесе «Парень из нашего города"*. В «Ночи ошибок» Голдсмита Саша играл главную роль молодого джентльмена Марлоу, жуткого бабника и хама с горничными, но клинически робевшего в присутствии дамы своего круга, — вспоминал в книге «В те разнообразные годы» его друг — сценарист Леонид Агранович. — Между репетициями, прихватывая ночи, Саша еще сочинял кучу песен-интермедий для обоих спектаклей (тексты и музыку) и разучивал их с исполнителями, озябшими пальцами перебирая клавиатуру расстроенного рояля в нетопленом подвале под сценой клуба Чирчикстроя. Под визг пилы и стук молотков».
Мы пройдем военною дорогой
Сквозь огонь, ненастья и тревоги,
Что с того, что путь домой далек,
Мы придем и скинем у порога
Запыленный вещевой мешок.
Нам не пасть в сражении последнем,
Нам землею не засыпать глаз.
Не волнуйтесь, мамы, мы приедем,
Не волнуйтесь, ждите нас…
Из песни к спектаклю «Парень из нашего города», Александр Галич
Как выяснилось, многие стихи, знакомые нам с детства, также написаны Галичем. Например, «О бедном гусаре замолвите слово» по пьесе Гладкова «Давным-давно». «По воспоминаниям участвовавшей в этом спектакле Валентины Бобровой, во втором акте она исполняла романс о бедном гусаре, который также сочинил Саша Гинзбург: «О бедном гусаре замолвите слово! / Ваш муж не пускает меня на постой, / Но женское сердце нежнее мужского, / И сжалиться может оно надо мной. / Я в доме у вас не нарушу покоя, / Скромнее меня не найти из полка. / И если свободен ваш дом от постоя, / То нет ли хоть в сердце у вас уголка?» — пишет Михаил Аронов в биографической книге об Александре Галиче.
Многие из тех, кто не слишком внимательно прочитал воспоминания коллег Галича по фронтовому театру, считают, что он отсиживался в тылу под Ташкентом, в то время как остальные артисты московских и прочих драматических театров не покидали линии фронта. Это — совершенно неправильное мнение. Все артисты студии Арбузова написали письмо в политуправление Советской армии, что просят причислить их к фронтовым театрам в 1942 году, а в ожидании вызова гастролировали по Средней Азии, выступая в госпиталях перед ранеными солдатами. Затем их вызвали в Москву для дальнейшей командировки на Северный фронт, также воевавший и несший страшные потери. Однако на Северный фронт Александра Галича не пустили, зато потом он выступал вместе с Аграновичем на Центральном и Западном фронтах. Однажды театр гастролировал прямо под носом у немцев, и артисты даже боялись, что произносят диалоги слишком громко, не началась бы бомбежка.
Пожениться с Валентиной Архангельской они пытались дважды. В первый раз в Ташкенте, когда молодые поехали подавать документы, в автобусе у них украли документы. Молодые люди целовались взахлеб и ничего не заметили, второй раз уже в 1942 году в Москве. В мае 1943 года в Москве у них родилась дочь Алена, а через год — в 1944 году Валентину призвали в Иркутский драматический театр, где предложили стать примадонной. Ей очень надоело жить со свекровью, и она согласилась.
Вскоре туда должен был уехать и Галич, которому предложили место завлита. Но тут восстала бабушка — Фанни Борисовна, которая никак не хотела отправлять свою любимую маленькую внучку и сына-сердечника в Сибирь. Она предложила невестке оставаться или же ехать в Иркутск одной. Возможно, она действительно спасла здоровье и жизнь внучке и старшему сыну, либо посчитала этот брак недолговечным, зная увлекающийся характер Александра. Но Галич за женой так и не поехал.
Сокрушительный успех «Генеральной репетиции»
Алена и Александр остались в Москве, а брак его с Валентиной Архангельской распался. А вскоре Александр Гинсбург взял себе псевдоним Галич, состоявший из букв его имени и фамилии.
Александр очень любил заниматься с дочерью, однако постоянно уезжал в командировки на фронт, а потом и на гастроли в Мурманскую область. Вероятно, чиновники, вычеркнувшие его из списка фронтового театра №5, гастролировавшего на Северном фронте, на этот раз что-то пропустили.
В 1945 году Александр Галич встретил свою вторую жену — утонченную аристократическую красавицу, дочь бригадного комиссара Ангелину Шекрот (Прохорову) — настоящую «жену декабриста» — хрупкую, стройную и необыкновенно преданную своему талантливому мужу. Ангелина уже успела побывать замужем за ординарцем отца — бригадного комиссара Прохорова, развестись, поступить на сценарный факультет ВГИКа. Она стала для Галича и женой, и второй матерью, и нянькой.
«Их свадебная ночь прошла на сдвинутых гладильных досках в ванной комнате в доме их друга Юрия Нагибина, — пишет об их романе друг семьи Н. Милосердова. — Аня была худой, утонченной, с длинными хрупкими пальцами. Галич называл ее Нюшкой. Еще у нее было прозвище Фанера Милосская. Она стала для него всем: женой, любовницей, нянькой, секретаршей, редактором. Аня не требовала от Галича верности, состояние влюбленности было для него естественным творческим стимулятором, никакого отношения не имеющим к их любви. Он был бабником в самом поэтическом смысле этого слова. Нюша его не ревновала, к романам мужа относилась с иронией. Скажем, однажды «возмутилась»: «Ладно бы выбрал себе кустодиевско-рубенсовский тип, можно понять. Но очередная пассия — такая же «фанера». И она решила «воздействовать» на даму — догнала их, собравшихся «погулять», и долго впихивала мужу разные лекарства, заботливо инструктируя даму, в каком случае что применять. Не помогло, дама разгадала ее ход: «Нюша, дайте еще клистир и ночной горшок, да побыстрее, а то мы не успеем полюбоваться закатом…» О такой жене любой поэт, увлеченный своей работой куда больше остального окружающего мира, мог только мечтать. Галич был не слишком практичным, Ангелина же во многих местах — в редакциях, на Мосфильме — договаривалась за него.
В это же время Галич начинает писать первую серьезную свою пьесу «Матросская тишина», потом бросает ее ради пьес, которые приносят и деньги, и славу. «Вас вызывает Таймыр», «Верные друзья» (1954) (Помните: «Ботиночки чижовые лежат на дне реки!», «А не макнуть ли нам академика?»), «За час до рассвета», «Пароход зовут «Орленок», «Много ли человеку надо?».
Галич становится желанным автором пьес, популярных песен. Он хорошо зарабатывает и надеется, что скоро, наконец, улучшится и его жизнь, и всей сраны. Однако время таким мечтам не соответствовало вовсе. На страну надвигается очередная чистка рядов, раздувается дело врачей. В прессе появляется критика его пьес.
Однако колесо еще раскручивается, поэтому в 1955 году его принимают в Союз писателей, в 1958 году — в Союз кинематографистов. В 1956-м он дописывает пьесу «Матросская тишина», которой должен открыть сезон будущий театр «Современник».
В пьесе два главных героя. Главными действующими лицами в этой пьесе являются старый еврей Абрам Шварц и его сын Додик (Давид), проживающие в украинском городе Тульчин. Абрам Шварц — пробивной завскладом мечтает, чтоб его талантливый сын стал знаменитым скрипачом. Для этого он и работает.
Давид уезжает в Москву, учится в консерватории, побеждает в конкурсе. Потом наступает война, в Тульчин приходят немцы, всех евреев, включая старого Абрама, ведут на расстрел. В одном из полицаев он узнает своего знакомого «фон Филимона» и об его голову разбивает скрипку своего сына. Абрама расстреливают. Затем в город приходит Красная армия, вместе с Давидом, которого ранят. Во сне к нему приходит погибший отец, Давид умирает.
Пьесу Галича на сцену не выпустили с формулировкой, что он «не так представляет роль евреев в Великой Отечественной войне». Он начал выпивать, случился первый инфаркт. Выхаживала его верная жена Ангелина.
Но против Галича уже начата «просветительская» работа компетентных органов. Ставить пьесу «не советуют», ее снимают во всех театрах. К тому же выходит статья во влиятельной в то время газете «Советская культура» «Против ремесленничества в драматургии», где Галича, Аграновича и еще нескольких авторов подвергают серьезной критике. «Дело врачей», смерть Сталина, ХХ съезд КПСС, оттепель, как декорации театра абсурда сменяют одна другую, но настоящей свободы не видать.
В 60-е годы Галич начинает петь. Он исполняет «авторские» песни, сначала безобидные, потом все более антисоветские. Его пьесы больше не ставят, песни, как и песни Высоцкого, переписывают на магнитофонные катушки.
В 1968-м он становится лауреатом конкурса авторской песни, в 1969-м выходит книга его стихов. И все же народная любовь и слава оказались для поэта пропуском в советский ад. Власти видели в нем серьезного оппонента, а потому начали травить. В 1971-м Галича исключили из Союза писателей, в 1972-м — из Союза кинематографистов. Его пьесы больше не принимались, он подрабатывал, правя чужие сценарии, потом начал продавать редкие книги из дома. Галич получает инвалидность, а кормить приходится не только собственную семью, но и матерей — его и Ангелины.
Уезжать Галич не хотел, но 22 октября 1974 года его пьесы по постановлению ЦК КПСС запретили. Ему приходится выложить деньги за кооперативную квартиру, которую они с женой оставляют государству, а также оплачивать выездные визы. Но денег больше нет. Платить за выезд Галича приходится компетентным органам. В дальнейшем эта ситуация описывается в книге Галича «Генеральная репетиция».
Галич и Ангелина уезжают сначала в Норвегию, потом в Мюнхен, где он некоторое время работает на радио «Свобода», затем в Париж. Там Галич и погиб 15 декабря 1977 года при очень странных обстоятельствах. Захотел послушать музыку, а колонки «коротнуло». Некоторые, включая родную дочь Галича — Алену, до сих пор считают его гибель — убийством. Через год ушла из жизни его верная жена, не выдержав одиночества.
Александр Галич похоронен в пригороде Парижа на Кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Если ты остался…
Мы с годами становимся строже…
Постоянство — основа основ.
Нас уже по ночам не тревожит
Шелест листьев и шум поездов.
Мы боимся тревог и последствий…
Мы спокойны.
Мы знаем одно —
То, что было придумано в детстве,
Надо спрятать поглубже, на дно…
Александр Галич
Фильмы и спектакли по сценария Галича:
«Вас вызывает Таймыр» (в соавторстве с К.Ф. Исаевым);
«Пути, которые мы выбираем»;
«Под счастливой звездой»;
«Походный марш»;
«За час до рассвета»;
«Пароход зовут «Орлёнок»;
«Много ли человеку надо»;
«Верные друзья» (совместно с К.Ф. Исаевым);
«На семи ветрах»;
«Дайте жалобную книгу»;
«Третья молодость»;
«Бегущая по волнам»;
» Август»;
» Матросская тишина».
Повести: «Генеральная репетиция «, «Блошиный рынок».