Кому не нравится правда о советских «шарашках»?
В преддверии Дня Победы в Перми разыгрался скандал, вызванный заметкой о «шарашках», опубликованной на сайте государственного музея истории политических репрессий «Пермь-36». Заметка породила бурю негодования в правозащитном сообществе.
«Шарашки» — это закрытые учреждения научно-технической сферы, где трудились заключенные-специалисты в СССР в 1930−50-е гг. Именно там был разработан самый массовый советский бомбардировщик периода Великой Отечественной войны Пе-2. А также Ту-2, который многие называют лучшим советским фронтовым бомбардировщиком военных времен. Заключенные-инженеры создавали также артиллерию: за годы войны было выпущено более 10 тыс. разработанных ими пушек М-42, а также более 4,5 тыс. гаубиц МЛ-20 — одной из лучших в мире за всю историю.
Что же было сказано в заметке музея на этот счет? По сути, ровно три вещи, из которых замеченной оказалась только одна:
1) Ученые, инженеры и конструкторы шарашек — это пострадавшие от политических репрессий.
2) В шарашках «заложены первые кирпичи величественного здания отечественной науки».
3) Шарашки эффективно справлялись с возложенными на них задачами. Конкретно написано следующее: «С точки зрения эффективности «шарашки» себя оправдали».
Все критики прочли выделенное предложение как «эффективность шарашек оправдала их существование»,
Вот образцы недовольства.
Игорь Аверкиев, председатель «Пермской гражданской палаты» (большую часть своей истории существовавшей на иностранные гранты): «Дело не в том, что это не правда (это правда), а в том, что прославлять и продвигать в наше время такие методы научной деятельности — полный неадекват и мракобесие».
Иван Печищев, доцент ПГНИУ: «Государственное бюджетное учреждение оправдывает репрессии за счет налогоплательщиков».
Не обошлось без главы президентского Совета по правам человека Михаила Федотова, который был «шокирован» и назвал заметку «по меньшей мере кощунственной». Высказывания всех этих и пары других граждан некоторые СМИ назвали ни много ни мало «гневом пермяков».
Вся эта истерия и загадочная утрата навыков чтения легко объясняются развернувшимся вокруг музея политическим конфликтом. Напомним, что долгое время «Пермь-36» находилась под управлением автономной некоммерческой организации (АНО). В музее тепло относились к бандеровцам, распространяли антисоветские мифы, приравнивали коммунизм к фашизму и продвигали идею Нюрнбергского трибунала над СССР.
Не так давно управление музеем взяло в свои руки государство, существенно исправив политику заведения — исчезли плакаты, прославляющие таких деятелей, как украинский нацист Лукьяненко, прекратилось проведение скандального форума «Пилорама» с его песнями в стиле «я готова, а ты готов поджигать ночью машины ментов?» и «ваш Путин — фашист».
Для прозападной публики это стало катастрофой. Ведь помимо историко-пропагандистских планов с музеем было связано множество чисто политических надежд — «Пермь-36» хотели превратить в полноценную базу подготовки «майданного» актива из числа журналистов, депутатов и общественников. Всем этим планам пришел конец, а АНО была признана «иностранным агентом».
Новая команда пытается превратить доставшуюся им в наследство машину антироссийской пропаганды в нормальный музей, в частности, в рамках просветительской деятельности публикует заметки на исторические темы — одна из которых, написанная ко Дню космонавтики, и вызвала такой шум.
Прежде чем я перейду непосредственно к шарашкам, хочу показать вам один из типичных плакатов, которыми был увешан потолок в выставочном зале этого музея во времена прежнего, «рукопожатного» руководства, сторонники которого так возмутились констатацией эффективности шарашек:
О боже! Что это?! Защитники диссидентов продвигают гулаговские методы?! Они смеют называть принудительный труд эффективным?! Они смеют цитировать мерзкие слова Шаламова, который говорит, что подневольный труд в ГУЛАГе был организован правильно и был гораздо эффективнее, чем труд вольнонаемных?
Видимо, единственное прегрешение нынешнего руководства музея состоит в том, что оно не потрудилось сравнить СССР с «рабовладельческими цивилизациями древности». Это-то и бесит всех наших диссидентов на самом деле — отсутствие в заметке помоев, вылитых на советское прошлое.
А теперь — собственно шарашки.
Лично у меня-то вопросы возникают не по поводу эффективности, а по поводу оценки роли шарашек как «первых кирпичей величественного здания отечественной науки». В каком смысле первые? Разве не было науки до этого? Или она была недостаточно величественна? Или «первые» тут означает «главные»?
Вначале обратимся к данным об образовательном уровне заключенных ГУЛАГа самого авторитетного в этой области историка Виктора Земскова: в 1934 году — 3572 чел., в 1940 — 24 199. Это все, имеющие высшее образование, а не только инженеры и конструкторы.
А теперь, просто чтобы иметь какую-то оценку, сравним с общим числом высокообразованных людей в стране. Для этого воспользуемся данными зам. директора по научной работе Центра социологических исследований Минобрнауки России Александра Арефьева: в 1928 году — 233 тыс. чел., в 1940 году — 909 тыс. чел. Нетрудно посчитать, что в 1940 году в ГУЛАГе сидело 2,7% всех людей с высшим образованием.
От оценок — к фактам. Летом 1939 года, согласно «Спецсообщению Л. П. Берии И. В. Сталину о заключенных-специалистах, используемых в особом техническом бюро при НКВД СССР» (куда и входили все шарашки), таковых было 316 человек.
В завершение данного вопроса приведу мнение профессионального историка, старшего научного сотрудника Института российской истории РАН Михаила Морукова:
«Особые технические бюро по сути своей являлись организациями, предназначенными для выполнения чрезвычайных задач в максимально сжатые сроки. Подчеркну, что никогда не было цели заменить ими обычные конструкторские бюро. Именно поэтому ОТБ не имели собственной проектной инициативы, они были призваны дополнить собой повседневную деятельность КБ соответствующего профиля».
Кто-то может сказать, что в шарашках сидели особо выдающиеся деятели, а на свободе оставалась «всякая мелочь». Однако это не так. Например, из всех советских лауреатов Нобелевской премии был репрессирован только Лев Ландау. За распространение листовок собственного сочинения, где приравнивал Сталина к Гитлеру и призывал к его, Сталина, свержению. Такое, наверное, и сегодня сочли бы экстремизмом.
Теперь по поводу политических репрессий.
Начнем с того, что многие инженеры, конструкторы и ученые были посажены не по политическим статьям, а за «вредительство», шпионаж и т.п. Поэтому правильнее ставить вопрос о качестве работы НКВД и справедливости приговора, а не о характере репрессий. Осуждены ли все эти люди за дело? Уверен, что нет. Но, может, НКВД просто устраивал охоту за специалистами, чтобы наполнить шарашки, не важно по какой статье?
В беседе с журналистом «Правды» Виктором Кожемяко уже упомянутый историк Михаил Моруков опровергает эту точку зрения и приводит свои объяснения: «Если можно так выразиться, «сдавали"-то специалистов зачастую рабочие, которые должны были реализовать их проекты».
Неудачные испытания, когда из 14 самолетов разбивались семь, приводили к отмене их производства. Заводы, изготовлявшие опытные образцы, простаивали. Рабочие на сдельщине не получали зарплату, и после многих жалоб партком завода сообщал о возникших подозрениях в ОГПУ.
Но больше всего историй о доносительстве — в среде самих конструкторов. Самая известная, наверное, — это доносы на Сергея Королева. По одной из версий, доносы были написаны Лангемаком, Клейменовым и Глушко. Этой версии придерживается, например, космонавт Леонов и автор биографии Королева журналист Ярослав Голованов.
По версии сына Глушко, доносы на всех писал начальник одного из отделов НИИ-3 Андрей Костиков. А уже после этого арестованные Клейменов и Лангемак сдали Глушко, Победоносцева, Королева и Шварца. Дочь Королева в своей книге «Отец» ссылается на документы дела, согласно которым, помимо Костикова, её отца оклеветали Л. С. Душкин, М. П. Калянова и А. Н. Дедов.
Как бы то ни было, очевидно, что доносы реально писались, и люди по ним действительно садились. Конечно, НКВД обязан был докопаться до истины — и не выполнил свой долг. Однако, при чем тут политика? Наталья Королева вообще намекает, что Костикова интересовала их жилплощадь — по её словам, он добивался от её матери обмена квартиры после ареста отца.
Впрочем, политические мотивы тоже, конечно, были. В своих воспоминаниях Чуев приводит ответ Молотова на вопрос, почему сидели «Туполевы»:
"Туполев из той категории интеллигенции, которая очень нужна советскому государству, но в душе они — против, и по линии личных связей они опасную и разлагающую работу вели, а даже если и не вели, то дышали этим. Да они и не могли иначе! Не пропагандой, а своим личным влиянием они опасны. И не считаться с тем, что в трудный момент они могут стать особенно опасны, тоже нельзя…»
Сейчас некоторые рассуждения Молотова кажутся дикими. Но если мы хотим понять произошедшее, то надо себе представить, что не прошло и 20 лет с тех пор, как страна пережила развал, потерю территорий, две революции, кровопролитную Гражданскую войну, развязанную в интересах иностранных держав (именно так оценивал действия белогвардейцев, например, Черчилль), интервенцию этих самых иностранных держав, голод и прочее. И все ждут новую войну, готовятся к ней и понимают её неизбежность. Вот в какой атмосфере происходило становление советской науки и всего советского государства.
Кроме того, следует напомнить, что кампания по борьбе с «вредительством» началась в 1928 году. Но лишь в 1930 году Куйбышев и Ягода подписали циркуляр об «использовании на производствах специалистов, осуждённых за вредительство».
А теперь про эффективность.
Можно как угодно оценивать шарашки с правовой и моральной точек зрения, но надо отдать должное как их организации, так и людям, которые там работали. Эффективность шарашек — это факт.
Так, Сергей Шевырин, ведущий специалист Пермского государственного архива новейшей истории, приводит заявление 13 конструкторов пушечного завода в Мотовилихе о провальном характере работ собственного ОКБ. Далее он показывает, что появившееся на заводе ещё одно КБ — шарашка — лучше справлялось с заданиями:
«ОКБ Мотовилихинского завода предложило вариант М-6, эвакуированное ОКБ — М-42. При испытаниях выстрел из М-42 оказался кучнее 12;
Особенно замечателен в статье историка следующий фрагмент, показывающий разницу в работе шарашек и обычных КБ: «В отчете начальника ОКБ Мотовилихинского завода их неудача в основном объясняется тем, что конструктор, которому было поручено вести разработку, уехал в дом отдыха, и «работа остановилась».
Опыт организации работы в шарашках (не сами шарашки и не репрессии — умейте читать!) востребован и сегодня. Вот что пишет, например, Александр Багров, доктор физ.-мат. наук из Института астрономии РАН:
«…История показывает, что директивное управление наукой вполне реально. При решении всего спектра оборонных задач целевое использование экономических и людских ресурсов всегда приводило к успеху. Знаменитый Лос-Аламосский проект и не менее знаменитые советские «шарашки» продемонстрировали высокую результативность подобных целевых программ с полноценным финансированием. И здесь важно подчеркнуть, что во всех этих случаях решение о комплексном штурме той или иной проблемы принимала не научная общественность, а государство».
Кстати, о заграничном опыте. Прозападная общественность не хочет об этом вспоминать, но известно, что одно из первых в новейшей истории конструкторское бюро, где использовался принудительный труд, возникло в 1917 году в США. Силами содержавшихся там под арестом инженеров в течение месяца был спроектирован и испытан авиационный двигатель Liberty — основной двигатель американской авиации в начале 20-х годов.
Пусть теперь «либеральные» критики поголосят о том, что рассуждать об эффективности шарашек — «кощунственно», ужасно, невозможно и т.д.
Подведем итог.
В шарашках советское руководство нащупало определенные организационные, управленческие решения. В первую очередь это не лишение свободы, а более плотный контроль (в том числе способствующий погашению конфликтов между учеными) и гораздо более полное и оперативное обеспечение всех нужд коллектива со стороны государства, а также гораздо большая сосредоточенность коллектива на решении поставленной задачи.
Эти решения показали свою эффективность, хотя и нельзя сказать, что шарашки сыграли главную роль. ОТБ не было коварным планом Сталина по порабощению ученых. Наоборот, советское руководство было вынуждено придумывать, как не дать пропасть способностям угодивших в ГУЛАГ специалистов.
Специалисты же угодили туда по разным причинам. То, что в наше время кажется безобидным, тогда выглядело совсем иначе. Доносительство, помноженное на межвоенную атмосферу, сыграло не последнюю роль в печальной судьбе многих видных ученых.
Оправдывать несправедливость нельзя. Но нельзя и бесконечно лить помои на историю своей страны и не признавать вклада тех, кто и в заключении продолжал работать на благо Родины, ковать оружие Победы.