Недавно ведущий китаевед Казахстана Константин Сыроежкин в ходе публичной дискуссии в Алма-Ате обозначил риски, связанные с неумеренным энтузиазмом в отношении Китая. Учитывая подчеркнутую обращенность России к китайскому вектору, корреспондент ИА REGNUM задал эксперту ряд уточняющих вопросов.

ИА REGNUM: Константин Львович, Вы сказали, в последнее время и в Казахстане, и в России есть эйфория по отношению к Китаю. Не считаете ли Вы, что эта эйфория — сознательная и где-то демонстративная? Учитывая складывающуюся в связи с Украиной политэкономическую конъюнктуру, в отношении кого еще можно было бы испытывать такой энтузиазм?

Эйфория в отношении Китая начала наблюдаться задолго до событий на Украине и кризиса в отношениях России и Запада. Думаю, что это связано с экономическим ростом Китая и его увеличившимися инвестиционными возможностями. Во всяком случае, это очень заметно по отношению к государствам Центральной Азии. Визиты Си Цзиньпина осенью 2013 года и Ли Кэцяна в декабре 2014 года — наиболее яркие примеры.

Китай платит за свое растущее присутствие в различных регионах мира и не обуславливает свои инвестиции какими-то политическими требованиями. Именно это и создает иллюзию об «альтруизме» Китая.

ИА REGNUM: Вы предостерегли от того, каким может предстать Китай, когда достигнет предела своей силы, и привели в пример США, уже достигшие этого состояния. Если сделать несколько футурологический набросков, то какой он — Китай на пределе своей мощи?

Футурология — неблагодарное занятие. Предсказать, каким будет Китай через пять, десять, пятнадцать лет, практически невозможно. Но несколько тенденций вполне очевидны уже сейчас. Это, во-первых, стремительный рост внешнеполитических амбиций Китая, причем не только в традиционной для него зоне Юго-Восточной Азии, но и в мире в целом. Во-вторых, продолжающаяся модернизация НОАК и ВПК, придание им совершенно нового облика и постановка перед ними качественно иных задач. В-третьих, очевидный рост национального самосознания, а следовательно — ханьского национализма. Добавьте к этому перспективу прихода к власти поколений, которые родились и выросли в условиях динамично развивающегося Китая и «китайского чуда».

ИА REGNUM: Дадут ли Китаю дойти или, если даже не будут мешать, сможет ли он дойти до этого предела? Ведь внутри страны есть и свои процессы — рост городского населения, рост консюмеризма среди молодежи, старение населения и т.д.?

Пока Китай успешно справляется с большинством внутренних и внешних проблем. Хотя на него и оказывается колоссальное давление. Думаю, что если не произойдет нечто непредсказуемое, он продолжит свое развитие. Если говорить о пределе, то кто может охарактеризовать его ориентиры? Проблема в другом, в отличие от США, Китай не ставит перед собой мессианских целей и не собирается внедрять «китайские ценности» во всем мире. Пока он все-таки является не глобальной, а региональной державой.

ИА REGNUM: Вы говорили, что ЕАЭС как геополитическое образование настораживал Китай, и, напротив, ЕАЭС как союз экономический нивелировал эти тревоги. В таком случае, какое содержание союза было бы оптимальным для баланса отношений с Китаем — и далее подчеркнуто экономическое или с привнесением в дальнейшем большей доли политики/геополитики?

Я не верю в исключительно экономическую составляющую региональных интеграционных проектов. В них, так или иначе, но всегда присутствует геополитика. И когда Владимир Путин говорил о Евразийском союзе, он имел в виду именно геополитику. Китай увидел в этом вызов для ШОС, которая позволяет ему «держать руку на пульсе» Центральной Азии. И именно это вызвало настороженные оценки китайских экспертов. За три прошедших года стало понятно, что ЕАЭС не угрожает интересам Китая на постсоветском пространстве. Более того, открывает новые возможности. Рост объемов взаимной торговли между Китаем и странами постсоветского пространства — очевидное свидетельство этого. При нахождении разумного баланса интересов ЕАЭС не будет конкурентом и новой стратегии Китая — строительство экономического пояса на Шелковом пути. Более того, с моей точки зрения, как геополитические концепции они могут дополнять друг друга.

ИА REGNUM: Поворот на Восток. В российской прессе ставится вопрос — это обозначение — прикрытие для переориентации конкретно на Китай или действительно речь идет о Востоке в целом, об Азиатско-Тихоокеанском регионе?

Поворот России на Восток произошел не сегодня и не вчера. Это — традиционная политика России, потому у российского орла и две головы. Естественно, что речь идет не только о Китае, но и о других странах АТР, СВА и ЮВА. Если внимательно посмотреть на российскую внешнюю политику, то станет очевидно, что Россия пытается соблюсти некий баланс интересов. Хотя в последнее время, безусловно, доминирует Китай.

ИА REGNUM: А что можно сказать о Казахстане и АТР? Будет ли Казахстан двигаться в фарватере российской политики?

АТР не входит в зону особых интересов Казахстана. Хотя, безусловно, мы заинтересованы в развитии отношений со странами этого региона. И в рамках проводимой Казахстаном многовекторной политики это делается. Конечно же, мы не можем не учитывать и интересы России, для которой АТР — зона особых интересов.

ИА REGNUM: В конце 80-х — начале 90-х в казахстанско-китайском сотрудничестве был компонент и научно-технический, причем Китай был заимствующей стороной. Как сейчас выглядит научно-технический, технологический аспект сотрудничества, если он существует?

С научно-технического сотрудничества все начиналось. И это вполне объяснимо, поскольку по своему научно-техническому потенциалу СССР (и Казахстан как его часть) значительно превосходил Китай 90-х и особенно 80-х годов. У нас было, что позаимствовать, и Китай не стеснялся делать это.

Сейчас ситуация несколько изменилась. Во-первых, вырос научно-технический потенциал самого Китая. Во-вторых, многое из того, что когда-то можно было отнести к научно-техническим новинкам Казахстана, на сегодня утеряно. Хотя сотрудничество в этой сфере продолжается, и у нас по-прежнему есть, что предложить Китаю. Дело, как говорится, в цене вопроса.

ИА REGNUM: Вы сказали, что в своей внешней политике Китай четко ориентируется на свои национальные интересы. Что бы Вы сказали о нацеленности на национальные интересы и их реализации у России и Казахстана в отношениях с Китаем в текущий момент?

У Китая, во-первых, эти интересы четко обозначены, а во-вторых, он обладает реальными возможностями (экономическими, финансовыми, политическими и иными) по их претворению в жизнь.

В Казахстане и России эти интересы обозначены лишь в общей форме, без детализации. Но даже если мы их и детализируем, возникает вопрос, как мы будем добиваться их реализации на практике.

ИА REGNUM: В России и Казахстане есть серые сектора экономики, проблема коррупции в отношениях с КНР, разница в учете разных показателей с нашей стороны и китайской. Все это мешает понимать наше сотрудничество в измеряемом виде или это вообще не проблема?

Во-первых, аналогичные проблемы имеют место и в Китае, здесь мы в чем-то даже похожи. Во-вторых, эти проблемы сопровождают наши отношения все годы с момента их восстановления. При этом, судя по динамике этих отношений, это — не главная проблема.

ИА REGNUM: В РФ отмечают, что Китай будет вкладываться в сырьевой сектор, но не в производственный. В отношении Казахстана Ли Кэцян делал заявление, что есть готовность создавать заводы по производству стройматериалов и переработке сельхозпродукции. В этой связи Вы предостерегали, что надо смотреть на детали — Китай заинтересован в выводе экологически грязных производств. На что еще стоит обратить внимание?

Нужно смотреть на детали любого контракта с иностранным инвестором. Китай здесь не составляет исключения. Главное при его заключении — соблюдение национальных интересов и интересов отечественных товаропроизводителей. Безусловно, важны: экономическая эффективность проекта, его социальная и экологическая составляющая, да и много другое. В каждом конкретном случае нужен конкретный анализ. При этом интерес чиновника должен стоять на последнем месте.

ИА REGNUM: Российские эксперты прикидывают основные препятствия, связанные с разворотом на восток. Например, в этой статье, где говорится и о разнице менталитетов, о географической удаленности демографических и промышленных центров РФ и КНР, о разной бизнес-культуре и культуре вообще в РФ и КНР, есть и идеи, как действовать — привлекать отставных СЕО западных компаний, чтобы они стали проводниками РФ в Китае. У нас есть такие расклады? А еще, как Вы думаете, почему сейчас такие опасения озвучиваются, будто у них гуаньси (круговая порука в значении социальный капитал) была не всегда или мы для них не были всегда лаоваями (иностранцами)?

За последние 30 лет Китай качественно изменился. Изменилось и отношение к иностранцам. Сегодня к ним относятся в лучшем случае как к партнерам. И это нормально. Что касается понятия «гуаньси», то это сугубо китайское явление, иностранцы в эти отношения не вписываются. Хотя не учитывать их значимости при контактах с китайцами было бы верхом головотяпства. На них выстроены все социальные связи, без учета которых бизнес в Китае просто невозможен.

Поэтому я бы рекомендовал прислушаться к словам Си Цзиньпиня, обращенным к иностранцам, «лучше понимать Китай». Для того, чтобы его лучше понимать, Китай нужно системно изучать. В России это делается (хотя, по признанию российских специалистов, со все меньшим успехом), у нас, к сожалению, на этом направлении, за исключением разговоров, пока похвастаться нечем. А это — одна из базовых причин, по которой в отношениях с Китаем мы всегда наступаем на одни и те же грабли.

ИА REGNUM: Китай и Казахстан договорились о взаиморасчетах в национальных валютах. При этом есть прогнозы о девальвации юаня на 20% в 2015 году. Мы также ожидаем девальвации тенге — для выравнивания с рублем. Что в этой связи можно сказать о планах по снижению значимости доллара и планах по конкуренции банка БРИКС с МВФ? Чего ожидать в целом?

Не люблю строить какие-то абстрактные выводы. Для прогноза нужны более детальные данные, я ими, к сожалению, не владею. Хотя ваш прогноз о девальвации юаня на 20% скорее из области страшилок. Для этого нет никаких оснований.

Что касается тенге, коррекция курсов национальных валют — экономическая неизбежность. Вопрос в том, как она будет происходить и каковы будут ее социальные последствия.

Торговля в национальных валютах и уход от доллара и евро — также из разряда экономической необходимости. Доллар и евро, как показывает мировая практика, не самые надежные инструменты.

ИА REGNUM: Мягкая сила Китая выражается только экономически? Штаты берут своей американской мечтой и потребительским раем, Япония берет молодежь аниме и прочим. Что можно сказать про Китай? На ум приходят стратагемы, конфуцианство — но все это как-то далеко от масскультуры. Китаю это не нужно? Китай не собирается этого делать, хотя и ставит задачу расширения влияния китайской культуры. Я уже говорил, что в отличие от США с их концепцией либеральной демократии, у Китая нет мессианской идеи. Ни конфуцианство, ни китайский специфический социализм на эту роль явно не тянут. У первого очень ограниченный ареал, второй, мягко говоря, исчерпал свою привлекательность даже в пределах КНР.

Кстати говоря, теряет свою глобальную привлекательность и идея либеральной демократии. Особенно сейчас, когда для многих становится очевидна ее истинная природа и все лицемерие этой политики.

ИА REGNUM: Вы говорили о стратегии Китая развиваться, чтобы его успехами пользовались все. Это проявляется в регионе? Каким образом?

Это говорю не я, это — один из базовых лозунгов новой внешней политики руководителей «пятого поколения». Пока это реализуется только в виде растущего присутствия Китая в регионе и увеличения нашей кредитной зависимости от Китая. Возможно, что-то изменится в перспективе. Хотя в этом вопросе я больше скептик. Для того чтобы смочь воспользоваться успехами развития Китая, нужно быть к этому готовым. В том числе и в плане наличия соответствующих трудовых ресурсов.