О чем России говорить с киевским «офисом президента»?
В последнее время вашего покорного слугу особо сильно гложет вопрос, который в принципе гложет с февраля и, шире, с 2014 года. Вопрос этот обращен к российским ведомствам, структурам и персоналиям, ответственным за принятие оперативных и стратегических решений по украинскому вопросу, используя нашу же терминологию, — к «центрам принятия решений».
Итак, российские представители разного уровня, вплоть до самого высокого, регулярно говорят о готовности России к мирным переговорам с Украиной и о том, что практической реализации данной готовности мешает лишь неконструктивная позиция киевского режима и стоящего за ним Запада. При этом в заявлениях может (далеко не всегда) уточняться, что территориальная цена переговоров для Украины с каждым днем увеличивается, но сам факт конструктивного настроя и стремления подписать соглашение именно с Зеленским и Ко подчеркивается всегда.
Бывший германский канцлер Герхард Шредер, недавно совершивший визит в Москву, дал интервью, в котором рассказал, что встречался с Путиным, что в Кремле готовы к переговорам и что для Донбасса «нужно будет найти решение по модели швейцарского кантона» (то есть фактически речь о возврате к Минским соглашениям с некоей политико-языковой автономией для ДНР и ЛНР). Разумеется, можно, несмотря на близость Шредера к российским верхам, считать всё это фантазиями или изрядными преувеличениями отставного политика. Но общая интонация и «нотный рисунок» интервью поразительно резонирует с настроем широких кругов российского правящего класса, регулярно выражаемым в словесной форме.
Между тем
1. В конце июля пленный боевик «Азова» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) по прозвищу «Орест» рассказал, что «офис» Зеленского отдавал приказы об убийстве российских военнопленных на камеру для провоцирования в РФ антивоенных выступлений. Немедленно после этого Украина нанесла удар по СИЗО в Еленовке (ДНР), убив более полусотни «азовцев» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) как нежелательных свидетелей преступлений киевского режима.
2. В последнее время украинская военная группировка в Донбассе стала с воздуха рассыпать на донбасскую землю тысячи мин типа «Лепесток», чья цель — не столько убить, сколько покалечить человека, в частности, оторвать ему нижние конечности. С особым удовольствием «лепестки» бросают на детские площадки. Применение подобных изуверских антигуманных боеприпасов присуще наиболее жутким кровавым конфликтам в странах «третьего мира» и наиболее нецивилизованным, потерявшим человеческий облик участникам этих конфликтов. Даже если считать такие акции изначальной инициативой среднего командного звена украинской группировки, со стороны киевского руководства они не только не пресекаются, но и явно поощряются.
3. Украина подвергает массовым и самым изощрённым пыткам наших военнопленных. По существующей информации, им подвергаются 85-95% тех, кто попал в руки украинских палачей.
4. Украинская сторона наносит подчеркнуто неизбирательные ракетные удары по мирным жителям ДНР, ЛНР и других освобожденных территорий, в частности, Херсонщины, а также городам и селам приграничных областей Российской Федерации — Белгородской и Курской, включая непосредственно Белгород и Курск. Наиболее вопиющим стал удар по Донецку «Точкой-У» 14 марта, но такие удары осуществляются каждый день, унося множество жизней, включая, что особенно страшно, детские.
5. Украина регулярно совершает другие акты, однозначно подпадающие под определение военных преступлений. Возьмем последние дни — 30 июля ВСУ нанесли в Запорожье с помощью беспилотников удар по автомобилям гуманитарной колонны, на которых были знаки гуманитарной миссии; 2 августа — в Херсонской области боевики расстреляли автобус с эвакуированными мирными жителями, проводя видеосъемку, дабы затем обвинить в расправе российских военных.
6. Украинская сторона вообще ни в грош не ставит жизнь своих или по крайней мере громогласно называемых «своими», «защищаемыми от российской агрессии» граждан, когда нужно соорудить провокацию и обвинить в ней Россию. Примеры — Буча, удар по вокзалу в Краматорске.
7. Под руководством киевского «офиса президента» на освобожденных территориях осуществляется политика террора против пророссийских чиновников и активистов — в дополнение к ракетным ударам террор должен дестабилизировать и хаотизировать обстановку, так как вернуть эти территории киевский режим уже особо не рассчитывает.
Список, на самом деле, гораздо шире и объемнее. Но и самого краткого изложения хватает для вопроса — как и по каким параметрам режим подобного рода можно считать подходящим контрагентом для переговоров? Не говоря уже о таком параметре, как договороспособность в прямом смысле — все договоренности до и после начала СВО украинской стороной подчеркнуто нарушались, и на всякий «акт доброй воли», вроде отвода войск с киевского направления, следовал красноречивый ответ вроде провокации в Буче. Не будет ли более верной несколько выпадающая из общего ряда фраза главы МИД Сергея Лаврова: «Мы обязательно поможем украинскому народу избавиться от режима, абсолютно антинародного и антиисторического»? Вопрос мой прошу считать хоть и отчасти риторическим, но подразумевающим необходимость предметного, хотя бы краткого ответа. Не уверен, что дождусь его.