Вчера записывал свою авторскую телепрограмму в Симферополе, приехал в столицу Крыма, и тут и там люди переговаривались о том, как «утром в столице бахнуло». Многие говорили о событии обыденно, другие, наоборот, с напряжением и даже с испугом. А за несколько дней до этого в Севастополе средства ПВО сбили БПЛА, якобы украинский. Соцсети пестрели сообщениями об этом. Потом, правда, выяснилось, что то ли были учения, то ли с военного корабля стреляли, то ли, и правда, сбили. Но пошумели в социальных сетях знатно.

Кузьма Петров-Водкин. Тревога. 1919

Вообще севастопольцев, если они настоящие севастопольцы, ничем таким и чем похуже, ясное дело, не испугаешь. Они ко всему привыкшие, они ко всему готовые. Как, кстати, и город Керчь. А можно ли как-то иначе, когда в твоём городе есть Малахов курган, Сапун-гора, Аджимушкайские каменоломни? Ты обязан быть достоин своих предков. А вот с приезжими несколько иная история.

Александр Полегенько ИА REGNUM
Вечный огонь в сквере Славы в Керчи

К чему это я всё? Да к тому, что вдруг, как Атлантида, поднялось из глубин сознания: не все, далеко не все понимают, что происходит сейчас на самом деле. Хотя 24 июня будет уже четыре месяца как. Хотя, если подходить системно, то адское продолжается ещё дольше. Но есть ли чёткое понимание? Тут сразу заявят, что статистики на этот счёт внятной нет — об этом «понимании», — а есть лишь та, согласно которой более 70 процентов поддерживают СВО.

Но как бы общественность отнеслась к большой войне? Это не значит: отнеслась после того, как, не дай Боже, ударят не только по Клинцам, но и по Феодосии, Краснодару. Это значит лишь то, что там, на Украине, наши парни решают насколько сложную, настолько и важную задачу. Понимаем ли мы это? И если да, то как должно быть оформлено данное понимание? И каковы, собственно, ощущения? Что сдвинулось не в быту, но и в сознании?

«Макдоналдс» исчез. IKEA сбежала. Последнее, кстати, особенно символично, если вспомнить героя «Бойцовского клуба», называвшего себя рабом пристрастия к мебели этой фирмы. Освобождение его началось после того, как пристрастие это исчезло. Да и другие пристрастия тоже. Цены изменились. И впереди, конечно, ещё много перемен — очень нехороших, петлю затягивающих и подзатягивающих, сколько бы нас ни опрыскивали пропагандистским оптимизмом. Но что конкретно на сейчас? И на что мы готовы? Если вообще готовы. А порою кажется, что нет — не готовы.

Да, всё понимаю. Люди привыкли жить — и жить хорошо. Моя память фотографична, а потому я помню, что было. В деталях, в подробностях помню. И потому лишь досадно морщусь, когда человек, накупивший машин всем членам своей семьи, вдруг заявляет, что жить ох как трудно. Угу, да, конечно, без соли доедаешь. Кстати, когда спрашиваешь про квартиры, машины, шмотки, часто слышишь в ответ: «А разве это показатель?» Так скажите, что тогда показатель? Внимательно слушаю. Но это, повторюсь, понятно всё же — человек так устроен: хочет есть ещё сытнее. Осуждать ли его за это?

Однако есть всё же то, что делает нас кем-то большим, нежели просто мясо в офисных креслах. И как-то стыдно, как-то пошло и малодушно жалиться и ныть, когда Донецк молотят из всего, из чего только молотить можно. В том числе и из западного вооружения. Это, кстати, в Киеве они встретились: Драги, Зеленский, Макрон, Шольц — кто они? Те, кто спонсирует убийство людей Донбасса. А по тому выпускают более 80 снарядов за день. И оттуда уезжают даже самые стойкие.

Владимир Андрианов ИА REGNUM
Последствия обстрела Донецка 06.06.2022. Прилёт в Ленинский район. Склад мебели

Тоже вопрос. Почему так? Ведь одной из главных целей СВО была защита Донецка и Луганска, как нам сказали, но Донбасс стали обстреливать ещё яростнее. Сейчас говорят: надо терпеть, надо отодвигать линию фронта. Надо, но они восемь лет терпели. И терпят. А мы что? И тут возникает главный вопрос: как помочь? Кроме молитв. Если вы молитесь, конечно.

Думаю, знаю, что это вопрос важнейшей самоидентификации — той, что выстраивается относительно Донбасса, самого русского, что у нас есть. Если мы мыслим себя как русские (ментально, культурно, цивилизационно), если не сдвигаем себя в область пошло-мещанских нарративов, в которых ничего не имеет смысла, но больше всего не имеет смысла то, что происходит сейчас.

Говоря проще, нас ещё не призвали в строй, нам не дали автомат или винтовку. Но по-своему мы уже в строю. И у нас есть шанс помочь тому, кому и чему помочь можно и нужно. Тут уж каждый пусть сам расшифрует и ответит себе на вопрос: «Как помочь?» Пусть это будет его личной войной. Без убийств, без разрывных, без оторванных конечностей, но войной. Её крайне важно выиграть. Чтобы не допустить войны куда более страшной.