Государственный марксизм vs «неомарксизм» хипстеров американской улицы
Даже удивительно: уже более полугода в США идут протесты под эгидой левацких движений и группировок BLM и «Антифа», но только сейчас записные «теоретики» спохватились, осознав, видимо, или им кое-кто подсказал, какую «благодатную» ниву дискредитации марксизма они упускают. И принялись, причем солидарно, как в России, так и на Западе, запускать в оборот откровенные спекуляции, будто бы погромные тенденции «цветных» переворотов являются следствием наработок марксистских классиков. Очень помогает им в этом модный термин «неомарксизм», который они связывают прежде всего с Франкфуртской философской школой, получая на выходе искомую и, видимо, заказную провокацию против Великого Октября, его роли и дела в истории, а также против советского опыта партийно-государственного социалистического строительства.
Сквозь зубы спекулянты признают «неомарксистами» не только «мыслителей» Франкфурта, среди которых, забегая вперед, своим цинизмом особо выделились Герберт Маркузе и Теодор Адорно. Но и представителей совершенно противоположной «мир-системной» школы во главе с Иммануилом Валлерстайном, подарившей миру целую плеяду исследователей, которые, это особенно ценно, сформировали свои взгляды изнутри капитализма. Взаимоотношения «мир-системной» теории с «франкфуртцами» в чем-то напоминают внутренние расклады в раннем СССР, периода борьбы с правым и левым «уклонами» и объединившим их троцкизмом. Опять-таки скрипя зубами, спекулянты, ровняющие тех и других в истории и современности под одну, удобную им и их заказчикам гребенку, вынужденно признают, что на фоне отхода от активной деятельности В. И. Ленина в партии началась борьба Л. Д. Троцкого с И. В. Сталиным. В которой Троцкий, собравший за собой весь шлейф тогдашних «неомарксистских» тенденций, проиграл, был вышвырнут из СССР, и… никто бы его пальцем не тронул, не то, что ледорубом, если бы не два обстоятельства. Первое: создание Троцким собственного, «карманного» IV Интернационала, совпавшее по времени с переходом Коминтерна под сталинский контроль (приход к руководству в 1935 г. Георгия Димитрова вместо Николая Бухарина). Тем самым был организован раскол в мировом коммунистическом движении, причем в канун Второй мировой войны, когда оно, наоборот, нуждалось в укреплении единства. Второе обстоятельство: малоизвестный и тщательно замалчиваемый «официальной» историографией сговор Троцкого с нацистами, оформленный в том же 1935 году «пактом Троцкого — Гесса»: помощь Третьего рейха в смене власти в Кремле в обмен на лояльность новых троцкистских властей. В том числе в вопросах реставрации капитализма и организации грабежа страны немецким капиталом. Иначе говоря, ледоруб потребовался лишь тогда, когда оппозиционный теоретический треп с маханием кулаками после драки перерос в конкретные договоренности с врагом, которые поставили под угрозу существование не только советской власти, но и советской, она же русская, государственности.
Спекулянты вынуждены оговариваться, что корни «неомарксизма» насквозь пропитаны антисталинизмом, но признавая это, они идут на другой, еще более жесткий и сознательный подлог: будто бы именно Троцкий, а не Сталин, проводил в комдвижении линию Ленина, и что «неомарксизм» поэтому-де «связан» с ленинизмом. Ложь несусветная, вместе к тому же еще и с непотребством. Во-первых, Троцкий не был большевиком; вплоть до июля 1917 года, то есть почти до исторического VI съезда РСДРП (б), он входил в Межрайонную группу меньшевиков, сформированную в 1913 году на обломках так называемого «Августовского блока», которая отчаянно противостояла ленинскому ЦК. Особенно жестко — на подступах к Октябрю, когда Троцким предпринимались откровенные попытки отодвинуть Ленина от решения вопроса о власти, дошедшие до того, что Ленин оказался вынужденным пригрозить, что дальнейшее игнорирование его мнения по срокам Октябрьского восстания вынудит его выйти из ЦК и апеллировать к массам. Играя на контактах Троцкого с представителями олигархического капитала, спекулянты без стыда и совести распространяют его «грехи» на всю партию, что не соответствует действительности. Замалчивается тема знаменитого, якобы ленинского, «Письма к съезду», направленного против Сталина. Однако, по мнению ряда авторитетных специалистов, оно является подделкой самого Троцкого, внедренной в партийные скрижали, включая все собрания сочинений Ленина, с помощью Крупской, действительно сблизившейся с «демоном революции» в последние годы и месяцы жизни вождя. Ленин же в это время, забегая вперед, двигался совершенно в ином направлении, на 180 градусов противоположном европейскому «вектору» Троцкого. Не углубляясь в детали, можно сказать, что операция внедрения Троцкого к большевикам на деньги американских олигархов и под контролем британских спецслужб потребовалась именно летом 1917 года ввиду окончательного «развода» большевиков с меньшевиками, который произошел в мае. Когда меньшевики вошли во Временное правительство, а большевики выступили за большевизацию Советов и передачу им власти, приступив к подготовке Великого Октября, олигархи попытались перехватить руководство партией, замкнув его на «своего» Троцкого, который в той мере служит предтечей «неомарксизма», в какой является «неоменьшевиком», занявшим в РСДРП (б) нишу «вечной» антиленинской и антисталинской оппозиции взамен меньшевистских лидеров Петросовета. Следовательно, если быть честным и последовательным исследователем, то следует не просто отделить тот «неомарксизм», что связан с меньшевизмом и троцкизмом, от настоящего марксизма, признав его капитулянтским отходом от марксизма как такового. Но и пояснить, чем этот зигзаг, вызвавший к жизни «неомарксизм» в его меньшевистско-троцкистском варианте, был обусловлен.
Вкратце. Принципиальное расхождение большевизма и меньшевизма — в отношении к переходу от капитализма к социализму. Меньшевики считали, что социализм вырастет изнутри капитализма по мере сглаживания классовых противоречий. Поэтому между буржуазно-демократической и социалистической революциями должно пройти продолжительное время «нормального» капиталистического развития. Большевики для этого условий не увидели. Создать «зачатки цивилизованности», необходимые для социализма, пенял Ленин меньшевикам, рабочий класс может и взяв власть в свои руки и держа процесс обретения «цивилизованности» под собственным контролем, точнее, его возглавляя, в том числе с помощью подавления помещиков и буржуазии. Суть троцкистского «неомарксизма», замаскированного под «центризм», в популистски-демагогическом сочетании большевистской риторики с меньшевистской политикой. Отсюда постоянные стычки Ленина с Троцким и до, и после революции по всем вопросам — от Брестского мира до роли профсоюзов и судьбы внутрипартийных фракций. Показательна короткая ленинская заметка «О краске стыда у Иудушки Троцкого» (1911 г.), времен кампании по борьбе с отзовизмом и ликвидаторством. В ней Ленин уличает Троцкого в получении от партии денег («субсидии») в обмен на заверения в преданности и лояльности. Получив, тот, как водится, на все обещания наплевал и продолжил подрывную работу против партии в СМИ.
Во-вторых, спекулируя на якобы ленинском, большевистском происхождении «неомарксизма», те, кто осуществляют подкоп под марксизм, отнюдь не случайно апеллируют к ранним работам Ленина, не «вылезая» за рамки 1913 года. В 1914 году вышел труд крупнейшего немецкого социал-демократа Карла Каутского «Империализм», в котором он, полемизируя с Лениным, доказывал, что империализм — не высшая и не последняя стадия капитализма, а предпоследняя. И что за ним последует «ультраимпериализм» — подчинение сильнейшим национальным империализмом остальных и формирование глобальной ультраимпериалистической «мир-системы» по принципу переноса практики картельных сговоров на международные отношения. Ясно, что Каутский имел в виду то, что сегодня именуется глобализацией, и мы понимаем, что исторически он оказался прав. Почему Ленин развернул против теории ультраимпериализма, то есть глобализма, жесткую борьбу? Потому, что своей задачей видел избежать подобной участи для России — вывести нашу страну из империализма и создать рядом с ним независимую от него собственную, социалистическую «мир-систему». При этом, как вытекает из работы «Империализм как высшая стадия капитализма» (1916 г.), Ленин прекрасно понимал глобалистскую сущность ультраимпериализма, осознавая, что попасть в эту систему означает превратиться в зависимое, утратившее суверенитет «недогосударство». И видя в быстром переходе к социалистической революции единственное средство этого избежать, сыграл на опережение. В этом главная причина того, что большевики не видели возможности вызревания социализма в капитализме, в то время как соглашательство меньшевиков, а за ними и троцкистов с Западом отражало их стремление как агентов Запада внутри большевистской партии подчинить Россию Западу путем навязывания нашей стране подобного «долгого вырастания», равного, подчеркнем это еще раз, внешнему управлению. Разорвав этот порочный круг внешней зависимости, большевики сознательно вложили в Великий Октябрь не только социалистическое, но и национально-освободительное содержание. Факты? Один перенос столицы в Москву, реализовавший вековые народные чаяния, уже о многом говорит. А разгром корниловщины, учитывая, что всю логистику финансирования и политического обеспечения мятежа взял на себя аппарат военного атташе британского посольства? Достаточно?
Здесь необходимо маленькое «лирическое» отступление с поправкой на маргинализацию современного образования и планомерную дебилизацию его получателей. Империализм — это не империя и не имперская политика; империализм — это монополистическая стадия капитализма, достигнув которой, свободная конкуренция уступает место договорной монополизации рынка ведущими игроками за счет всех остальных, результатом чего становятся рост и всевластие транснациональных банков и корпораций.
Итак, получив такой вот «пас» от Каутского, Ленин, похоже, окончательно осознал: оппортунизм западной социал-демократии и российского меньшевизма (и троцкизма) — не стихийный и даже не сознательный выбор его адептов, являвшихся оппонентами большевиков. Это по-настоящему вражеский проект, спущенный европейской социал-демократии и меньшевикам сверху, замкнутый на внешнее управление, частью которого оппортунисты и являются. И именно тогда, в период 1915—1917 годов, одна за другой появляются три фундаментальных ленинских теории, в которых оформляется разрыв и с этим проектом ультраимпериализма, и с его глобализацией:
- теория империализма и его «слабого звена», наличие которого обусловлено неравномерностью развития при империализме («слабым звеном», по Ленину, тогда была Россия — а сегодня?);
- теория социалистической революции в отдельно взятой стране (которую впоследствии Сталин развил в теорию построения социализма в отдельно взятой стране);
- теория государства диктатуры пролетариата.
С точки зрения «классического», доимпериалистического марксизма, эти теории виделись ересью, а вот в рамках политической реальности империализма, квинтэссенцией которой стала Первая мировая война, они стали гениальным прорывом в будущее без империализма и ультраимпериалистических перспектив. Не случайно крупный кукловод Арнольд Тойнби даже в 1948 году еще сокрушался, что «эти русские» превратили западный марксизм в антизападное оружие, которое мощнее атомной бомбы. Ленин не спорил с Каутским — когда тебе предъявляют проект твоего порабощения, это бессмысленно: попробуйте договориться с крокодилом. Ленин на основе «классического» марксизма разработал теорию, на практике опрокинувшую построения Каутского, и именно ее реализация спасла страну от внешнего порабощения. Потому Сталин и определил ленинизм как «марксизм эпохи империализма и пролетарских революций».
Однако, находясь «на ножах» с меньшевизмом, троцкизмом и глобализмом, которых объединяет рассматриваемая ипостась «неомарксизма», ленинские идейно-теоретические построения удивительным образом согласуются с «мир-системной» теорией, рассматривающей мир разделенным на стабильные ядро и периферию и подвижную полупериферию. С одной стороны, Ленин вывел Россию из империализма, избежал ее включения в глобалистский ультраимпериализм на периферийных условиях еще до его становления и основал собственную «мир-систему», в которой наша страна стала ядром. В мире возникло острое противостояние двух «мир-систем» — капиталистической и социалистической. С другой стороны, реставрация в СССР капитализма в 90-х годах обрушила эту собственную советскую «мир-систему», включив осколки «большой России» в ультраимпериализм задним числом, где наша страна, как изначально и планировалось ее врагами, оказалась весьма далека от ядра. И близкой к периферии. До распада СССР теория Валлерстайна описывала глобализационный миропорядок за пределами мировой системы социализма, после этого она превратилась в адекватный инструмент описания «мир-системы» в целом.
Итак, «мир-системная» теория является «неомарксистской» лишь формально, на деле она является прямым продолжением марксизма, но за рамками империалистической эпохи, в условиях ультраимпериализма и запущенной им глобализации. Поэтому «неомарксистский» знак равенства спекулянтов с теорией «мир-систем» — «книжное» фарисейство. Ниже поясним это подробнее, когда выведем основные этапы и вехи развития марксизма.
В-третьих, не имеют ничего общего «подвыподверты» спекулянтов относительно «мировой революции» и рассуждения о причинах ее краха. Хотя бы потому, что в прочтении Ленина и Троцкого это были совершенно разные темы, совпадающие лишь формальностью названия. Ленин видел движущей силой мировой революции пролетариат каждой отдельно взятой страны, а Троцкий — Красную армию, которую именовал «армией Коминтерна»; авангардом мировой революции у Ленина выступает русский пролетариат, а у Троцкого — европейский. Это — диаметральные противоположности, которые нашли отражение в практической политике. Ленин жупелом «мировой революции», подогревая симпатии западных трудящихся к советской власти, сдерживал военные поползновения западной буржуазии. «Хотите эту гранату себе под зад получить? Нет? Тогда давайте без военных авантюр, договорились?». Ибо «мы оборонцы с 25 октября 1917 года». Троцкий при первой же возможности, воспользовавшись ленинской болезнью, действительно рискнул «мировую революцию» поджечь, спровоцировав «германский Октябрь». На выходе — разгром немецких коммунистов и фашистский «пивной путч» через две недели после этого. Может, не так уж и малозначительна информация о пересечении в свое время Троцкого с расовым идеологом нацизма Розенбергом в прибалтийских социал-демократических кружках? Особенно в свете его упомянутого пакта с Гессом?
Последний штрих к этому вопросу. Как резюмировал Сталин, ни Польша, ни тем более Германия никогда не войдут в советскую федерацию наравне, скажем, с Украиной. Так кому был ближе Ленин — Сталину или Троцкому с примкнувшей к тому Крупской? Это, без преувеличения, важнейшая тема, которая неизменно собирает на себя беспримерное количество исторических спекуляций и фальсификаций, заточенных против исторической правды советского периода.
В-четвертых, и тут мы вплотную подходим к общей логике коммунизма как проекта, прошедшего в своей реализации через ряд последовательных стадий. Ленин и Сталин — вожди не только Великого Октября, но и советской государственности. Теория только тогда имеет право на жизнь, когда проверяется практикой. Троцкий свою практику реализовать не смог, хотя и пытался. А когда провалился и вышел в исторический тираж, его последователи, как и не пытаются отрицать спекулянты, от государственности как идеи и концепции отказались от слова «совсем». И возглавив те тенденции, которые в условиях современной реальности именуются «цветными» протестами и революциями, сами записали себя в список подрывных элементов, которые являются таковыми для любой более или менее стабильной государственности с более или менее устоявшимися и хотя бы в некоторой степени эффективными институтами. Таким образом, если ленинско-сталинская преемственность связана с государственным строительством, то «неомарксистская» преемственность Троцкого — с подрывом и разрушением государственности. Понятно, что знака равенства между тем и другим быть не может, и что это — не последовательные, а противоположные друг другу ипостаси марксизма. Первая обеспечивает суверенитет, вторая заточена на его уничтожение. Легко убедиться, что это находит выражение в политической практике: суверенное управление с собственным центром в собственной стране, с одной стороны, и внешнее управление, замкнутое на внешние центры, с другой. Примерные последствия прихода к власти «неомарксизма» в облике Троцкого мы можем увидеть на примере меньшевистского участия во Временном правительстве.
Вот это очень важная, на самом деле, вещь. Все антисоветские диверсии и спекуляции начинаются с того, что «деньги на революцию» давали олигархи, а большевики их-де «брали». Брал кто? Троцкий, и тому имеются документированные свидетельства его соратников, а также «утечки» тех же британских спецслужб. И деньги ему давались, да, под Октябрь, под победу в Октябре, которая должна была превратить советскую власть во главе с Троцким в протекторат нью-йоркской Уолл-стрит, откуда деньги. Но благодаря ленинскому гению и сталинской поддержке (кто в отсутствие Ленина делал основной доклад на VI съезде, уж не Сталин ли?), Троцкий проиграл, несмотря даже на контроль над Военно-революционным комитетом (ВРК). Олигархи, вложившиеся в «неомарксизм», потратились впустую, овчинка оказалась не стоящей выделки, только что и осталось — вести арьергардные бои, вредя советской власти исподтишка, как в Брест-Литовске.
Итак, суммируем. На первом, доимпериалистическом этапе развития марксизма еще самим Карлом Марксом на примере британской колониальной политики в отношении Ирландии (1870 г.) был сделан вывод о том, что преобладание реформизма над революционизмом в английском рабочем движении тесно связано с эксплуатацией колоний, от которой рабочим тоже кое-что перепадает. После смерти Маркса уже Фридрих Энгельс, взяв это положение в оправдание отказа от революционизма, возглавил дрейф европейской социал-демократии к оппортунизму. То есть к идее «вырастания социализма из капитализма» в рамках классового мира пролетариата с буржуазией за колониальный счет. В идеологической плоскости реформизмом в западный марксизм были внедрены метастазы английского фабианства — идеи немарксистского социализма мировой метрополии, формирующей классовый мир, выжимая соки из колоний. С 1900 года фабианство — неотъемлемая и ключевая часть идейной платформы Лейбористской партии. Из учения, обозначающего перспективу выхода из капитализма в социалистическую «мир-систему», западный марксизм выродился в часть капиталистической «мир-системы». И добровольно (?) согласился в ней на место левого фланга сформированных таким образом двухпартийных систем. Так британская модель буржуазного контроля над рабочим движением распространилась в Европе, пустив корни настолько глубоко, что Каутский через полтора десятилетия формировал свою теорию ультраимпериализма уже на континентальной европейской базе, без британской привязки. Обобщая технологии внешнего контроля, преемник Троцкого на посту главы советского НКИД Георгий Чичерин отмечал, что сердцевиной английского «государственного искусства» является умение вступить в альянс с нарождающейся политической силой с целью ее обезвредить. У первого этапа развития марксизма два основных итога. Первый: факт оппортунистического перерождения социал-демократии с включением в капиталистический проект, на фоне которого произошло становление империализма. Второй итог: раскол на большевиков и меньшевиков внутри РСДРП, в ходе которого первые во главе с Лениным разорвали с оппортунизмом, возродив проект собственной «мир-системы», а вторые пошли за европейской социал-демократией. Показательно: переименование РСДРП (б) в РКП (б) произошло только в марте 1918 года на VII Внеочередном съезде; но вопрос об отказе от скомпрометированной оппортунизмом принадлежности к социал-демократии в пользу коммунизма Лениным впервые был поставлен еще в 1915 году.
Оппортунисты Европы и российские меньшевики — «выбраковка», выпавшая из первого, доимпериалистического этапа развития марксизма, дальнейшее движение которого по революционному пути обеспечило переход марксизма во второй этап, на котором собственно «марксизм» трансформировался в «марксизм-ленинизм», по Сталину, как помним, «марксизм эпохи империализма и пролетарских революций».
Итогом второго этапа развития теперь уже марксизма-ленинизма и теперь уже в эпоху империализма стал Великий Октябрь в России, в котором, во-первых, большевики и меньшевики окончательно разошлись, оказавшись по разные стороны революционных баррикад, а затем — и по разные стороны фронтов Гражданской войны. Во-вторых, внутри большевизма роль неоменьшевиков взял на себя троцкизм. Разрыв с оппортунизмом, избавивший страну от вхождения в «мир-систему» ультраимпериализма, предсказанную Каутским, вывел нашу страну на суверенный путь развития. Раскол с троцкизмом во взглядах на «мировую революцию» получил развитие не только в практике социалистического строительства в отдельно взятой стране, но и в теории. В январе 1923 года в работе «О нашей революции» Лениным был сформулирован принцип «своеобразия» революций, происходящих вне Запада — в России и далее на Восток, где это «своеобразие», по выводам вождя, должно было проявиться еще более рельефно. С точки зрения геополитики и национальных интересов России этот ленинский восточный поворот в высшей степени показателен. Если отказаться от предубеждений и обратиться к эволюции русской политической мысли в эти годы, осуществлявшейся на фоне откровенного предательства Западом российских национальных интересов, то не только в красной, но и в белой части идеологического спектра верх начинают брать идеи евразийства. То есть разворота на Восток, отказа от прежнего европейского вектора, окончательно дискредитированного и разочаровывающего. Если же посмотреть на эту ситуацию с внутрипартийной точки зрения, то это крах троцкизма, обеспеченный Лениным, а затем подхваченный и доведенный Сталиным до логического завершения. Троцкий и его наследие потому так близки как советской «перестроечной» элите, противопоставившей его Сталину, как и нынешним хипстерам, что они ориентировались на Запад, куда поздняя советская элита в процессе предательства и перерождения, зафиксированного XX съездом КПСС, приготовилась направить свои стопы после позорной сдачи СССР.
А внимание к Троцкому упомянутых спекулянтов от «неомарксизма» показывает, что на втором этапе развития марксистского учения к «выбраковке» оппортунистов добавился троцкизм, закономерно скатившийся к предательству коммунизма и альянсу с нацизмом.
На третьем этапе ленинский вывод о «своеобразии» Востока был блестяще доказан историческим опытом следующей великой революции — китайской. Квинтэссенцией новой ступени ее «своеобразия», условно говоря, может служить выдвинутая Мао Цзэдуном теория «новой демократии». Она исходит из того, что в зависимых странах, не достигших индустриального уровня развития, но уже являющихся частью глобальной капиталистической «мир-системы», социалистическая революция, как и социалистическая трансформация, осуществляются под руководством коммунистической партии, в форме народной диктатуры революционных классов, в том числе, при определенных условиях, национальной буржуазии. И по-другому — никак! «Китайская специфика» социализма в КНР — не что иное, как соответствующая интерпретация ленинского «своеобразия». И в этом — бесценный вклад Китая в марксистско-ленинскую мысль, который опровергает поздние советские представления об «универсальности» той модели социализма, которую построила КПСС. Жизнь, как и предвидел Ленин, оказалась богаче любых схем. И нетрудно убедиться, что идеи национального «своеобразия», доказавшие жизнеспособность и эффективность в практике государственного строительства в КНР, продолжили магистральное развитие коммунизма. Перефразируя упомянутое определение Сталина, не будет преувеличением считать идеи Мао и его последователей, вплоть до Си Цзиньпина, «марксизмом-ленинизмом эпохи ультраимпериализма и национально-освободительных революций». От Маркса — к Ленину и Сталину в обход Энгельса во главе оппортунистов и меньшевиков и далее к Мао Цзэдуну и Дэн Сяопину в обход Троцкого и тех самых «неомарксистских» тенденций и течений, выродившихся ныне в «цветную» вакханалию разрушительной антигосударственной стихии, — магистральный путь эволюции марксистско-ленинского учения. Как видим, вполне актуального и конкурентоспособного, способного и в наши дни составить реальную альтернативу капиталистическому глобализму. И это неизбежно произойдет в недалеком будущем.
Трудно не согласиться с некоторыми из спекулянтов в том, что, в отличие от марксизма, «неомарксистские» теории, как потерпевшие крах, так и продолжающие существование, порой в рамках откровенно правых идей, вроде неоконсерватизма, слабо разработаны и неприменимы к реальной жизни. Однако их деструктивное, подрывное содержание, заложенное как раз идеологами Франкфуртской школы, изначально провозглашало подмену промышленного пролетариата крупных предприятий псевдопролетарским «винегретом» из молодежных радикалов, феминисток, ЛГБТ, цветных протестующих. Именно на этом социальном «контингенте» в конечном счете и взросли политические технологии школ «ненасильственного сопротивления» Саула Алинского и Джина Шарпа, ставшие, в свою очередь, идейным фундаментом для многих современных выдвиженцев американской Демократической партии. В основе же доктрины «франкфуртцев» находилась сформулированная Маркузе идея «превентивной революции» как «прививки» от советского наследия. А также доктрина «великого отказа» от христианских корней, замешанная на «революции удовольствий». Апеллируя к «удовлетворению инстинктов», она считает его инструментом установления контроля над личностью. Ну и какое после этого отношение к настоящему, государственному марксизму имеет такой «неомарксизм» деклассированных люмпенов типа BLM и «Антифа»? Тем более ясно видно, что в этот деструктивный ряд как раз и не укладывается «мир-системная» теория, которая по праву разделяет с «новой демократией» Мао заслуги в дальнейшем развитии марксизма. По сути, «новая демократия» и теория «мир-систем» — два взгляда на одну и ту же реальность, одну и ту же историческую динамику с двух сторон — с Запада, откуда марксизм вышел, и с Востока, где он получил подлинное развитие и нашел достойное применение.
Поэтому нужно очень большое, если не сказать безнадежно больное, воображение, чтобы увязывать марксизм и «неомарксизм» в том его виде, о котором говорят упомянутые спекулянты, с эволюцией марксистско-ленинского учения. На самом деле — это тупиковый, ведущий в никуда маршрут, который, как отсохший отросток, отпадает от магистрального пути эволюции коммунизма. Можно и дальше спекулировать на эту тему, апеллируя к трагедии распада СССР, а можно, обратившись к реальности, заметить нынешние достижения социализма, ничего общего не имеющие с так называемой «неомарксистской» практикой. В конце концов, любые изыскания на эту тему всякий раз подтверждают безоговорочную оппозиционность «неомарксизма» настоящему марксизму, и нагнетается она не смыслами, которых «неомарксизм» начисто лишен, а сугубой протестной, разрушительной стилистикой, обрушивающейся на неокрепшие молодые умы и души, увлекая их по скользкой дорожке борьбы с государством и государственностью как формой выживания народа в Истории. И на примере предсказуемого фиаско «неомарксизма» в противостоянии коммунизму спекулянты зомбируют общественность, выдавая коммунистов — истинных патриотов Отечества за пятую колонну и превознося до небес убогую протестную хипстерскую субстанцию.