«Призрак социализма» внимательно присматривается к России

Мэр Москвы Сергей Собянин, выступая в эфире Первого канала, высказался против социальных выплат из региональных бюджетов гражданам, оставшимся без работы в результате «самоизоляционных» мер, принятых для борьбы с коронавирусной инфекцией. «Бюджеты треснут», — резюмировал градоначальник, предложив бизнесу, контролирующему производственную сферу, «проявить социальную ответственность». И выразил уверенность в том, что поскольку речь пока идет об одном месяце, то у работодателей хватит ресурсов, чтобы в этот сложный период поддержать тех, кто оказался на вынужденных каникулах.

У этого заявления, как представляется, два среза. Первый очень хорошо иллюстрируется другим заявлением — главы «всемогущего» на сей момент Роспотребнадзора Анны Поповой о том, что эпидемия развивается по «благоприятному» сценарию. То есть это не взрывной рост «итальянского» типа, о подготовке к которому во время посещения Владимиром Путиным инфекционной больницы в Коммунарке его предупреждал героический главврач Денис Проценко (здоровья ему и долгих лет счастливой жизни!). А еще некоторые из губернаторов, в рамках «особых» полномочий, которые предоставил им президент, пока осторожно, но заговорили о сокращении срока всеобщих эпидемических «выходных». В эту же тенденцию укладывается и существенное «смягчение» ужесточения мер самоизоляции в Москве и Подмосковье. Принятый в итоге вариант значительно отличается от первоначального.

И показательно: чтобы предотвратить возможность произвольного толкования содержащихся в нем мер правоохранителями — в духе пресловутого «эксцесса исполнителя», — о принятом порядке передвижения на автомобилях, например, Собянин сообщил согражданам лично. Становится очевидным, что верх потихоньку начинает брать здравый смысл, суть которого наиболее рельефно выразила вице-премьер Татьяна Голикова: нужен адекватный баланс между изоляцией и экономикой, чтобы не остаться у разбитого корыта после окончания эпидемии. А такая угроза отнюдь не мифическая, если даже «небожители» из МВФ не удержались от того, чтобы перепугать общественность сообщением об «остановке мировой экономики».

В этом же русле следует рассматривать и «нефтяное» сближение России с США и с Саудовской Аравией, с которыми мы, казалось бы, разругались в дым и безвозвратно. Характерно: американский президент Дональд Трамп, выслушав своих нефтяников, не пошел у них в поводу и не стал педалировать тему антироссийских санкций, что само по себе уже примечательно, особенно на фоне тенденций, сложившихся в последние годы. И если мы увидим на будущем возобновленном саммите ОПЕК+ в составе участников делегацию еще и США, представители энергетического ведомства которых успели выйти на контакт с российскими коллегами, никто, в общем-то, уже не удивится.

И поскольку мартовский ценовой обвал оказался результатом совокупного воздействия двух групп факторов — эпидемического дефицита спроса на главный энергоноситель и нефтяного кризиса в российско-саудовских отношениях — по крайней мере, вторую часть этой составляющей, а может и больше, рынок, безусловно, отыграет. И вряд ли для этого потребуется слишком много времени: политический фактор тем и специфичен, что последствия его (не)вмешательства не связаны с инерцией технологических и производственных процессов. Посчитали, договорились — и вперед, была бы воля.

Другой вопрос: хватит ли России при сниженных объемах производства ценовой справедливости на уровне в 42 доллара за бочку, если и при 60 долларах и других масштабах добычи далеко не все в экономике было гладко. И если резервы, на которые работает пресловутое бюджетное правило, на фоне последних событий рухнули весьма ощутимо. Но это уже вопрос, действительно, другой. Иначе говоря, все, что здесь перечислено — и из московских и российских, и из международных реалий — говорит о том, что из двух сценариев борьбы с пандемией, связанных с тотальной или умеренной чрезвычайщиной, поначалу и у нас, и за рубежом, глядя на китайский опыт, ударились в радикализм.

А затем подсчитали, прослезились и спохватились; вдруг нечаянно выяснилось, что не так страшен черт, «как его Малюта» — призрак развала и голода, который незримо встает в перспективе борьбы с коронавирусом «любой ценой» и до последнего из сограждан. В конце концов, жизнь ни в коей мере пока не опровергла и шведский опыт противодействия инфекции, фактически не связанный с чрезвычайщиной. И различие в масштабах и расстояниях здесь не аргумент, ибо чем выше плотность населения — тем сильней эпидемиологическая угроза, и сдается, что именно это нас пока спасает в большей мере, чем все «превентивные меры», вместе взятые. Но у проблемы неготовности бюджетов помочь в полном объеме гражданам, как это делается в ряде зарубежных стран, поднятой Собяниным, которая, оговоримся, действительно имеет место быть, есть и другой срез. И он состоит, во-первых, в моральных качествах нашего доморощенного бизнеса, на который уповает мэр, взявшийся расписываться за другие регионы, в которых есть свой бизнес со своей системой отношений с региональной властью. (Об этом автор, около двух десятков лет проработавший в «обойме» одного из таковых субъектов РФ, от Москвы весьма удаленного, знает не понаслышке). Во-вторых, если экстраполировать этот срез на международный уровень, где экономика абсолютного большинства стран давно уже превратилась в директивный придаток «больших» корпоративно-олигархических, преимущественно финансовых, интересов, то вопрос состоит уже не в исчерпанности модели отношений олигархов с нанятой ими властью, а в капитализме как таковом.

Проблема воспитания российского бизнеса, проявившаяся в нынешнем вирусно-экономическом кризисе, — в том, что в сохранившей, в отличие от Запада, приоритет власти над бизнесом России цинизм отдельных «хорьков» если что и демонстрирует, то их дремучую неспособность постичь эту разницу моделей. Между прочим, о ней открытым текстом писал «младореформаторский пахан» Егор Гайдар, сокрушавшийся, что если на Западе «собственность определяет власть», то в России — «власть — собственность». И раз так, то у нас капитализм, исчерпавший себя уже и на Западе, исчерпан дважды. А с учетом дореволюционного опыта столетней давности — трижды. За примерами ходить далеко не нужно.

Белгородские бизнесмены написали в президентскую администрацию донос на своего губернатора Евгения Савченко за просьбу помочь, и не такими уж большими деньгами, с приобретением медицинского оборудования. А некий «креативно-продвинутый» дизайнер выразил негативное отношение к предложению президента Путина сохранить работникам зарплату на период вынужденного простоя, описав свои эмоции от выступления главы государства вообще с помощью матерного сленга и выложив это в свободный доступ. В целом же социальные сети буквально пестрят примерами откровенного саботажа работодателями президентских поручений.

Поэтому на что рассчитывает мэр Собянин, делая подобные заявления, автору этих строк, в общем-то, непонятно. Тем более что несколько ранее, на этапе последовательного закручивания гаек чрезвычайщины, он и сам признавал, что многие потеряют работу и будут нуждаться в социальной поддержке. А теперь, когда стало понятным, и когда сам признался, что подобные чрезмерные меры излишни, получается, что сделал шаг назад еще и в социальной сфере? Неужели непонятно, что «крайними» окажутся отнюдь не работодатели, а лишенные средств к существованию граждане? Кроме того, не надо забывать, что, демонстративно отказывая в повиновении властям, недалекая часть бизнеса еще и провоцирует их на репрессивные меры, создавая тем самым проблемы большинству простых сограждан, которые становятся объектами дополнительных «эпидемических» ограничений. Как быть?

Капиталистическая модель в своей притворно-социальной ипостаси, именуемой «кейнсианством» и призванной в свое время хоть что-то противостоять примеру подлинно социального государства, созданному в СССР, выработала специфический трехсторонний механизм согласования интересов власти, бизнеса и трудящихся. Последних в нем представляют профсоюзы, и очень хорошо известно, что профбоссы являются неотъемлемой частью существующей системы. И если на Западе их задачей является удержание труда в узде капитала, то у нас, в логике нашей модели, они служат, прежде всего, сохранению политической стабильности и лояльности политическому режиму. Поэтому ни на Западе, ни в России нельзя представить себе подлинной фронды профсоюзов по отношению, соответственно, к бизнесу и к власти. Тем более интересной, заслуживающей самого пристального внимания, является прозвучавшая на днях инициатива ФНПР о национализации стратегически важных компаний страны. В последние часы она получила продолжение в письме председателя профсоюзной федерации Михаила Шмакова премьер-министру Михаилу Мишустину. «Национализация наиболее важных предприятий в России может потребоваться в связи с нестабильностью в экономике», — считает глава ФНПР, добавляя, что серьезной проблемой видятся перспективы рейдерских захватов крупных бизнесов. Отметим, что кризисное рейдерство со скупкой обесценивающихся активов за копейки — по сути, легальный инструмент концентрации собственности, в том числе средств производства, в монопольных руках кучки «конечных бенефициаров» всех без исключения крупнейших транснациональных банков и компаний. Что касается стран, не принадлежащих к ядру мир-системы глобального капитализма, к числу которых относится и Россия, то этот захват, как правило, осуществляется в интересах западных монополий и уже через них оказывается вовлеченным в сферу влияния тех самых «конечных» интересов. Это — стандартная модель рукотворных кризисов, запуск и завершение которых регулируются подъемом и обвалом учетных ставок соответствующих центробанков — экономических регуляторов и эмитентов резервных валют.

И поскольку никаких оснований «подозревать» российский олигархический бизнес в приверженности национальным интересам сам он за три десятилетия так и не предоставил, постольку предложение ФНПР, явно согласованное «в верхах», является актуальным, важным и имеет хорошую перспективу реализации именно в кризисных условиях. Как это, например, было успешно проделано в Донбассе, когда бандеровский Киев, заручившись согласием олигархов-собственников, объявил тотальную экономическую блокаду народным республикам Донецка и Луганска. Уже тогда было понятно, что донбасская национализация — пилотный проект с большим будущим, перспективы которого пределами Донбасса отнюдь не ограничиваются.

Сразу вспоминается некий апокриф, с некоторых пор разгуливающий по московским «политическим салонам».

Якобы в самом конце НЭПа один из наркомов экономического блока, собрав в Большом театре тогдашних олигархов, вышел на сцену в комиссарском прикиде времен Гражданской войны и громогласно объявил: «Господа! Мы знаем, что у всех у вас кое-что припасено на черный день. Так вот, этот день — настал. Прошу, господа». Так это было или нет — история умалчивает, но суть — явно не в этом. А в том, что призрак социализма, который бродит по Европе еще с мирового финансового кризиса 2008−2009 годов, когда международная олигархия, неудачно сыграв ва-банк, получила в ответ на свой «лом» — симметричный «ломовой» ответ Москвы и Пекина, вновь очень пристально присматривается к России. И в нынешней вирусной вакханалии это не может не вызывать ощущений «осторожного», но тем не менее вполне себе исторического оптимизма.