Утверждение Чехословацкого корпуса в Самарской губернии стало отправной точкой для дальнейших его действий. Чехословацкие части и их союзники по антибольшевистскому движению продолжили занимать новые города и населенные пункты. Июньское продвижение войск Чехословацкого корпуса в Поволжье и Сибири сопровождалось чередой расстрелов как представителей советской власти, так и ненавидимых легионерами венгров, немцев, а также красных чехов. Частыми случаями были расправы над железнодорожниками.

Бронепоезд «Орлик». Пензенская группировка чехословаков. Уфа. Июль 1918

12 июня 1918 года в результате антибольшевистского восстания, возникшего на почве слухов о приближающихся войсках Чехословацкого корпуса, на несколько дней был захвачен пород Невьянск (Пермская губерния). В самом начале восстания был убит председатель следственной комиссии П. П. Шайдуков и ранены товарищ председателя исполкома и двое его служащих (всех членов совета и служащих арестовали). Ночью был расстрелян арестованный среди прочих членов совета председатель местного Совета С. Ф. Коскович. Аресты были продолжены по всему уезду. Всего, по воспоминаниям невьянского комиссара финансов Н. М. Матвеева, повстанцами было арестовано в самом городе около 40 большевиков и до 60 большевиков в окрестных волостях.

Согласно сообщению Уральского обкома, 17 июня, когда к городу стали приближаться красные войска, охрана стала бросать бомбы в камеры арестованных и стрелять. В одной из камер из 14 человек уцелело двое, в другой из 17 — трое человек (остальные были убиты или тяжело ранены). Это факт запомнился одному из красноармейцев, участнику боев под городом. Н. Смоленский вспоминал: «Кровавое преступление совершили правые эсеры и меньшевики в Невьянске: в маленькую комнатку, битком набитую арестованными советскими людьми, эсеры бросили несколько бомб. Узнав о злодеянии, моряки совместно с бронеотрядом успешно заняли Невьянск, ликвидировав эсеров и меньшевиков». Факт бросания охраной в камеры заключенных гранат подтверждают и современные данные научных исследований. Согласно им, всего было убито 11 человек и 11 тяжело ранено. Цифры, близкие к данным 1918 г.

При отступлении были жертвы и среди мирного населения. Так, на станцию были принесены трупы женщины и ее троих детей, в том числе пятимесячного младенца. У одного из мертвых детей разрывной пулей был разворочен весь живот.

14 июня войсками Чехословацкого корпуса был захвачен Барнаул. На следующий день жертвами расстрелов ожидаемо стали все выжившие члены интернационалистического отряда (венгры). Были также казнены член ревкома Н. Д. Малюков, а также другие члены Барнаульского Совета С. М. Сычев, Н. А. Тихонов, Е. П. Дрокин, Т. А. Тяпин. Взятые в эти дни в плен руководители большевиков, руководитель барнаульского ВРК М. К. Цаплин и И. В. Присягин, были заключены в тюрьму и казнены через два месяца, 26 сентября. Организатором их убийства был штабс-капитан Авенир Ракин.

Впоследствии режим в городе и его окрестностях также характеризовался массовыми расстрелами. Так, были расстреляны 50 человек в селе Карабинка Бийского уезда, 24 крестьянина села Шадрино, 13 фронтовиков в селе Корнилово. Первоначально начальник Барнаульской городской, а затем уездной милиции поручик Леонид Ракин, младший брат коменданта Барнаула Авенира Ракина, прославился тем, что мог за несколько ударов превращать тело жертвы в кусок разбитого мяса. Поручик Гольдович и атаман Бессмертный, действовавшие в Каменском уезде, заставляли своих жертв перед расстрелом, стоя на коленях, петь себе отходную, а девушек и женщин насиловали. В селе Крутиха ими были расстреляны крестьяне за то, что не смогли спеть «Боже, царя храни». Строптивых и непокорных живыми закапывали в землю. Поручик Носковский был известен тем, что умел одним выстрелом убивать нескольких человек.

16 июня поражением красных войск закончилось длительное сражение под Мариинском, открывавшее войскам Чехословацкого корпуса прямой путь на Красноярск. «40 или 50 венгров, попавших в плен, чехи расстреляли без суда и следствия. Их русские товарищи, также оказавшиеся в неволе, смогли поддержать расстреливаемых только пением «Интернационала».

17 июня войсками Чехословацкого корпуса захвачен Ачинск. В городе войскам корпуса сдался отряд командующего советским Мариинским фронтом Павла Зверева в 80 штыков. Несмотря на добровольную сдачу, Зверев был расстрелян. В ачинскую тюрьму были посажены десятки человек. Часть из них будет расстреляна позднее. Так, 26 июня в городе были расстреляны 12 человек: председатель отдела Ачинского Совета по городским делам В. Н. Слободчиков и другие местные руководители советского периода. Ряд заключенных проведут в заключении более длительные сроки, но с таким же итогом. Например, в 1919 г. будет расстрелян взятый летом 1918 г. в плен и сидевший в ачинской тюрьме венгерский интернационалист Ференц Киш. Это практически единственный случай длительного заключения венгерского пленного.

Забавы с медведями

18 июня чешскими легионерами совместно с оренбургскими казаками был взят Троицк. В городе, по данным советской периодики, в первые недели было расстреляно 700 человек. Данные цифры выглядят завышенными, но ряд обстоятельств позволяет считать их близкими к действительности. Уровень репрессий определился высокими потерями легионеров. Незадолго до захвата города троицкие железнодорожники пустили пустой паровоз навстречу чехословацкому бронепоезду, в результате было много убитых и раненых легионеров. Мотивы мести определили расстрел 80 железнодорожников. Этим дело не ограничилось. Существенно большие цифры зафиксировал впоследствии в статье «Восстание чехословаков в Сибири» меньшевик С. Моравский, который так описывал эти события:

«Около пяти часов утра 18 июня 1918 года город Троицк был в руках чехословаков. Тотчас же начались массовые убийства оставшихся коммунистов, красноармейцев и сочувствующих советской власти. Толпа торговцев, интеллигентов и попов ходила с чехословаками по улицам и указывала на коммунистов и совработников, которых чехи тут же убивали. Около 7 часов утра в день занятия города я был в городе и от мельницы к гостинице Башкирова, не далее чем в одной версте, насчитал около 50 трупов замученных, изуродованных и ограбленных. Убийства продолжались два дня, и, по данным штабс-капитана Москвичева, офицера гарнизона, число замученных насчитывало не менее тысячи человек».

Данные цифры можно считать близкими к истине. В советском издании 1924 г. фигурировала и большая цифра: около 3 тыс. человек. Помимо прочего, в книге указывался ряд фамилий погибших: Аппельбаум, Дмитриев, Дмитриева, железнодорожник Иванов, два брата Малышева, Сковронский, Тарас Бородин, Куховкин, П. Як. Степанов, Ф. Ф. Титов, Колобов, Лаврентьев, Иванов, прапорщик В. Еремеев, Дубинин Тар., Амитов, Волков, Шаров Ор., Войцеховский, анархист Кениг и др. Дмитриева, секретарь президиума исполкома, вместе с четырьмя товарищами, после заключения в тюрьме больной была вывезена за Меновой Двор и зверски убита. Казнью руководил прапорщик Казимир Казимирович Миллер.

Отметим, что часть лиц, арестованных в первые дни в Троицке, была казнена позднее. Так, председатель троицкого уисполкома Я. В. Аппельбаум был вывезен в Челябинск, но, не доезжая до города, после пыток повешен.

18 июня совместными усилиями чешских легионеров и местного подполья во главе с полковником В. П. Гулидовым была свергнута советская власть в Красноярске. В городе были проведены массовые аресты, в т. ч. 398 железнодорожников. Большевистскому руководству удалось бежать из города на пароходах вниз по Енисею к Туруханску. Однако вскоре за ними командиром Средне-Сибирского корпуса подполковником А. Н. Пепеляевым была послана погоня во главе с полковником Мальчевским. 25 июня 1918 г. у села Монастырское беглецы были настигнуты и частью уничтожены. Уцелевшие были отправлены в Красноярскую тюрьму. При доставке арестованных, когда 27 июня колонна проходила через Новобазарную площадь, часть из них была отбита казаками и уничтожена на берегу реки Кача. Среди погибших в результате самосуда были в т. ч. командир красного отряда Т. П. Марковский, член ЦИК Советов Сибири Ада Лебедева, инженер С. Б. Печерский. 27 июля около мельницы Абалакова были обнаружены их трупы. «Печерский лежал с разбитой головой и выколотым глазом. У Лебедевой рассечен живот и вырезаны груди. У Марковского внутренности лежали рядом с ним». Согласно более поздним свидельствам 1920 г. с ошибочной датировкой:

«Ночью с 27 на 28 августа в 4 часа утра, не доходя до тюрьмы, была выхвачена из партии вместе с товарищами Марковским и Печерским остервенелыми казаками (из офицеров), выведена за город, на реку Качу, на мельницу Абалакова и зверски зарублена шашками. Тела ее и т.т. Марковского и Печерского оставлены на месте преступления».

Красноярский комитет РКП (б) не позднее 29 июля 1918 г. выпустил специальную листовку, которая была посвящена этим событиям. В ней говорилось:

«Были насмерть замучены Марковский, Лебедева, Печерский и ряд других товарищей. Но палачам показалось мало этих жepтв. За городом найдено несколько товарищей, изрубленных шашками, с кусками мяса вместо лица. У одной женщины отрезаны груди, распорот живот. В тюрьме — пир сатаны, какая-то вакханалия кровожадности. Арестованных раздели донага, били нагайками, прикладами и каблуками. В результате несколько человек мертвых. Без всякой одежды их загнали в калорифер, но и там избиения не прекращаются. Приходят и вымещают свою злобу на безоружных людях все кому не лень».

По другим сведениям, А. Лебедева умерла в больнице от нанесенных ей в голову трех глубоких ран.

Пулемётчики готовятся к бою

26 июня войсками Чехословацкого корпуса после трехдневных ожесточенных боев захвачен Бузулук. В городе расстреляны почти все захваченные с оружием, несколько комиссаров.

27 июня легионерами захвачен Златоуст. В городе начались массовые аресты сторонников советской власти. К 29 июня количество арестованных в городе превысило 360 человек. Согласно данным советских газет, в городе при белых будет арестовано около 2 тысяч человек, расстреляно около 500, в т. ч. два инженера. Насильно уведены 3 тыс. человек. Эти данные вызывают определенные сомнения, учитывая масштаб цифр. Они, безусловно, нуждаются в корректировке, но, главное, они фиксируют сам факт значительных, пусть и преувеличенных, арестов и расстрелов в городе. Вместе с тем можно указать на документы белой стороны, указывающие на высокий уровень репрессий в городе летом 1918 г. В докладной записке златоустовского уездного комиссара Временного Сибирского комиссара министру юстиции о нарушении законности в области суда и следствия в златоустовском уезде от 26 августа 1918 г. отмечалось несколько случаев «ненормальных явлений». Упоминалась неоднократная передача следственной комиссией в распоряжение чехословацких войск всех арестованных ее большевистских комиссаров, русских офицеров, служивших в рядах Красной армии, всех участников нападения на чешский эшелон 27 мая. После этих передач производились расстрелы. Помимо этого, упоминается передача 12 августа от начальника местной тюрьмы чешскому коменданту ст. Златоуст ряда заключенных, семеро из которых было расстреляно, хотя следствие в их отношении еще не было завершено, а суд только предполагался.

Можно отметить, что имеющиеся воспоминания фиксируют ожесточенность действий в городе как чехословаков, так и белых частей. Так, согласно неопубликованным мемуарам бывшего прапорщика 22-го Златоустовского полка горных стрелков М. В. Белющина, в городе был забит камнями один из красных пулеметчиков, двоюродный брат автора мемуаров.

Интересным дополнением к этим событиям может служить случай, произошедший в Златоусте спустя много месяцев, но, возможно, связанный с предыдущими массовыми репрессиями в городе. И. И. Горождин, участник златоустовского подполья вспоминал о покушении на адмирала А. В. Колчака во время его визита в город. Колчак приехал в Златоуст ранним утром 12 февраля, вскоре посетив завод, где когда-то работал инженером его отец. «После этого, когда Колчак посетил инструментальный цех, ему на голову хотели сбросить с лестничной клетки болванку, но это намерение не удалось. После этого пошли большие репрессии».

28 июня частями Чехословацкого корпуса совместно с оренбургскими казаками захвачен Сорочинск. Было арестовано более 20 человек. Затем через несколько дней по приговору полевого суда в штабе карательного отряда в селе Лабазы Новосергиевского района их казнили. Среди казненных были портной Черкасов, первый организатор Советов в Сорочинском, члены Совета А. и Г. Зверевы, комиссар дружины Ташков, А. Пантеровский, Улеев, Г. Байдин, Горшков, Колесов и др. Каждого из них заставили рыть себе могилу, кололи штыком в спину и рубили шашками.

В селе Пьяновке (12 верст от Сорочинского) карательный отряд прапорщика Левина казнил 8 бывших красногвардейцев, затоптав их еще живых лошадьми в яме и зарыв полуживых в земле. В селе Исаево-Дедово было расстреляно 18 активных советских работников.

Парад чехословаков во Владивостоке

29 июня войсками Чехословацкого корпуса произведен переворот во Владивостоке. Председатель исполкома Владивостокского совета К. А. Суханов и другие члены Совета расстреляны. По официальной версии властей, Суханов 18 ноября 1918 г. был убит при попытке к бегству во время перевода из лагеря на Первой Речке в гражданскую тюрьму. Расстрелы при «попытке к бегству» фиксировались и в других городах Сибири. Так, по сообщению газеты «Алтайский край» от 2 июля 1918 г., были убиты при конвоировании член правления алтайского союза кооперативов С. М. Сычев (ранее добровольно явившийся в следственную комиссию), учитель Тихонов, машинист Дрокин.

Отметим, что еще до расстрела Суханова, в момент самого переворота, чешскими легионерами в городе были расстреляны многие рабочие и советские работники. Газета «Красное Знамя» 4 июля 1918 г. писала:

«После кровавой расправы над рабочими многие рабочие организации недосчитываются многих своих товарищей. Так, из союза грузчиков пропало без вести около 70 членов. По рассказам очевидцев, при занятии штаба телами убитых рабочих были нагружены и отвезены неизвестно куда два автомобиля. ЦБ профессиональных союзов получило всего 8 трупов, которые были похоронены. …После боя было выведено несколько пленных, которые были на месте расстреляны. «Победители» принялись добивать раненых. Присутствовавшая тут молодая женщина в костюме сестры милосердия, не могшая удержаться от протеста при виде этих зверств, была на месте заколота штыками».

Кто были эти расстрелянные? С большой вероятностью опять-таки венгры и немцы. По сообщению газеты «Далекая окраина» (1918. № 3579) во время захвата власти чехословаками во Владивостоке было убито 149 красногвардейцев, мадьяр и немцев. Арестовано и предано военно-полевому суду 17 коммунистов и 30 чехов.

29 июня войсками чехословацкого корпуса взят Шадринск. Сразу же после занятия города начались повальные аресты и репрессии по отношению к сторонникам советской власти. В этот день белогвардейскими разведчиками был убит комиссар станции Тимофеев. Самосуды продолжались и в дальнейшем. «Карательные отряды из буржуазной молодежи ездили по городу и уезду, производя аресты и чиня расправу. От самосуда 1 июля погиб кузнец железнодорожного депо А. Н. Анисимов. Расстрелян начальник телеграфа Н. И. Ильиных, который поехал верхом на лошади на Городище проверять телефонную связь. Без суда и следствия расстреляны братья Иван и Кузьма Лавренюк. Особой жестокостью прославились комендант города поручик А. Марьев и комендант станции поручик Быстрицкий. Городская тюрьма наполнялась арестантами. В тюрьме оказались председатель уездного комитета партии С. В. Антонов, уездный комиссар В. Н. Жилин, Е. И. Юровских, А. А. Иванов, А. Д. Шуплецов, И. Я. Мокеев, В. П. Громов, В. Ф. Федоров, И. Я. Шишкин, Р. Г. Кауфман, председатель коммуны «Труд» И. В. Шаркунов, Николай Дмитриевич Чернавин, заместитель председателя Революционного Трибунала в г. Шадринске, сотрудник газеты «Крестьянин и рабочий» и др.».

В начале июля в с. Ольховское Шадринского уезда прибыл карательный отряд. По указаниям кулаков члены отряда схватили работников Совета И. X. Нукрина, И. Н. Орлова, Я. Е. Орлова и тут же расстреляли. 11 июля 1918 г. на имя начальника Шадринской народной милиции пришла телеграмма от начальника 5-го участка следующего содержания: «Вступил в обязанности принял дела. Убийство отрядом Сибирской армии трех граждан Орлова Якова, Орлова, Нукрина попытке бежать. Дознанию приступил, жду распоряжений, как поступить трупами. Проверьте ленте почте разговор Вяткина. Здесь все уничтожено. Теперь вновь восстановлено. Степанов».

В селе Батуринском военных столкновений не было, чехословаки и белогвардейцы шли со стороны Уксянки, Камчатки, Кабанья. Белогвардейцы схватили Афанасия Ивановича Булыгина с женой Анной Ивановной, Утусикова Ивана Ивановича, Лукиных Андриана Лукича (их выдал П. М. Перескоков), увезли в Шадринск, посадили в тюрьму. Обратно вернулась одна Анна Ивановна. Активиста Степана Васильевича Лашкова рубили шашками, но он остался жив. Сына середняка, дезертира царской армии Павла Егоровича Булыгина, который скрывался дома, увезли на сельское кладбище, расстреляли, а тело изрубили шашками. Наутро отец подобрал куски тела сына и землю, пропитанную кровью, сложил в тряпицу и похоронил. Имя П. Е. Булыгина было написано на обелиске в центре села. Об этих трагических фактах свидетельствуют документы школьного музея с. Батурино. За год пребывания белых войск в Шадринском уезде в нем будет расстреляно 800 человек, в т. ч. 67 человек из Каргопольского района.

30 июня чешко-русский отряд подполковника И. С. Смолина занял поселок Ертарского завода. Местное большевистское руководство в количестве 8 человек было расстреляно. Этот же отряд 1 июля произвел налет на станции Тугулым. В почтово-пассажирском поезде были задержаны два комиссара. Мадьяра для расстрела отдали чехам, русского оставили себе. О событиях на станции Тугулым рассказывали и советские газеты. Согласно их сообщениям, на станции чехословацким отрядом было расстреляно 17 человек из железнодорожной охраны и еще три человека. Начальник охраны перед расстрелом был подвергнут пыткам (выкололи глаза). Также были расстреляны члены красного летучего отряда: 10 красноармейцев и 4 сестры милосердия. О расправе на станции Тугулым писал в своих воспоминаниях и Ф. И. Голиков: «Самое ужасное — известия о зверствах белогвардейцев. Кулачье лютует, не жалея женщин, детишек, стариков. Под станцией Тугулым было расстреляно много красноармейцев, а начальнику станции Артюхову белые сначала выкололи глаза, потом зарубили его шашками».

В этот же день, 1 июля, в Златоусте расстрелян член РКП (б) Г. Д. Щипицын, машинист местного паровозного депо. Во время первой неудачной попытки захвата города 27 мая он вывел под предлогом маневров белочешский эшелон в выемку с целью разоружения легионеров.

Артиллеристы чехословацкого корпуса

1 июля же 1918 г. началось антибольшевистское восстание крестьян в селе Тамукольское Камышловского уезда Пермской волости. 11 большевиков были жестоко убиты в ходе восстания (выколоты глаза, отрезаны носы и т. д.), еще около 250 были арестованы. Через 36 часов село будет отбито красными войсками и в нем будут произведены массовые расстрелы (28 человек, а всего за восстание будет приговорено к смертной казни 172 человека). Формально Чехословацкий корпус не был причастен к этим событиям, но 20 июля село будет занято чешскими легионерами, которые не препятствовали новым расстрелам уже «просоветских» жителей. За год новой власти в селе будет расстреляно 20 человек и еще 20 отправлено на каторгу.

Этот момент «присутствия» будет четко виден и далее. Легионеры не просто стояли гарнизонами в захваченных городах, но и принимали непосредственное участие в репрессивной практике. Хорошо прослеживается это на примере столичной Самары, где их «присутствие» было особо заметно. 1 июля Самарский Комуч издал указ, в котором, указывая на большое количество военнопленных, ходящих без дела и надобности, предписал их задерживать и препровождать в концентрационный лагерь. Все военнопленные должны были поступать в распоряжение коменданта чехословацких войск, к которому надлежало обращаться всем лицам, нуждающимся в рабочей силе. Скоро это стало предметом разбирательства заседания 3 июля рабочей конференции в Самаре. С речью по поводу арестов выступил глава КОМУЧа В. К. Вольский:

«Самара — ближайший тыл; никакие действия, враждебные демократической власти, допущены быть не могут; если бы началось какое-нибудь выступление, оно будет беспощадно подавлено. Кто предпочитает Советскую Республику, может уезжать туда, пропуск дадим. До установления полного народовластия мы будем самым решительным образом подавлять всякие попытки крайних левых элементов всадить нам нож в спину со стороны, чем и объясняются аресты».

На этой же конференции собравшимся 300 делегатам председателем конференции С. М. Лепским было объяснено, кто является внешними врагами новой власти: «мадьяры, немцы, китайцы и большевики, идущие против демократии». Список был характерен. В этот же день, как бы подтверждая подобные высказывания, в Самару были привезены из Сызрани около 1000 пленных мадьяр и красноармейцев. Возможно, с этим приездом было связано еще одно событие в городе. На местное кладбище в этот день явились два чеха, приведшие с собой неизвестного, они купили свободную могилу. Затем чехи расстреляли неизвестного, заставив потом сторожа помочь им зарыть труп.

6 июля в Самару на пароходе доставлен арестованный в селе Усолье бывший комиссар милиции П. А. Кондаков. На Воскресенской площади, по приказу сопровождающего офицера — подпоручика Игнатьтева, его поставили к забору и расстреляли. Сначала стрелял конвой, затем несколько выстрелов в упор сделал офицер. Несмотря на присутствие многочисленных свидетелей расстрела, был составлен рапорт о расстреле при попытке к бегству. В качестве оправдания приводилась попытка передачи Кондакову записки. Это был очередной случай расстрела «при попытке к бегству». В этот же день чехами была расстреляна по обвинению в шпионаже в пользу красных 22-летняя Лепилина. Продолжались расстрелы и позднее. Ночью 8 июля комендантом Самары В. Ребендой в подвале комендатуры был произведен расстрел шести человек. Расстрел производился в присутствии 48 других заключенных. Последним Ребенда после расстрела заявил, что вскоре с ними будет так же. В середине июля 1918 г. в Самаре происходит выступление 3-го полка Народной армии.

«Два пьяных офицера арестовали солдата 3-го полка Нар. Армии, приняв его за красноармейца, и заставили его идти за собою, пригрозив, что, если он скажет хоть слово, его пристрелят, как собаку. Проходя мимо казармы 3-го полка, арестованный крикнул группе солдат: «Тов., меня ведут расстреливать». Солдаты тотчас, бросившись к нему, освободили его, арестовав офицеров. Вокруг собрался весь полк, возмущенные солдаты хотели покончить с офицерами самосудом, но дежурный по полку офицер приказал отвести их в штаб. Солдаты собрали митинг для обсуждения возмутительного насилия, но вскоре прибыли чехи с артиллерией и пулеметами и окружили казармы. Народоармейцы вооружились, рассыпались в цепь и приготовились к отпору. Обе стороны пролежали таким образом, цепь против цепи до 12 часов ночи, когда чехов отозвали. Артиллерия, поставленная вблизи казарм, готовилась к обстрелу.
Солдаты, выслав разведку, сняли цепь и выставили охранение. Утром ген. Потапов увез арестованных офицеров, а командир полка помешал солдатам задержать их. Затем полк вновь был окружен чехами, кавалерией и пулеметной командой, и несколько сот солдат было арестовано. Военно-полевой суд приговорил двух «зачинщиков» к казни, приведенной в исполнение на следующий день».

Характерно, что, несмотря на эти меры, а возможно, благодаря им, 3-й полк Народной армии продолжал оставаться крайне ненадежной в политическом отношении частью. Так, в конце июля 1918 г. значительная часть полка вынесла решение не носить погон и снять их. Только массовые аресты и, как утверждалось, дальнейшее «исчезновение» ряда арестованных из тюрем временно остудили солдат. Однако в начале августа в ответ на указанные аресты после митинга представители полка взяли штурмом гауптвахту, освободив всех арестованных. Только после перестрелки с приехавшим вместе с пулеметами и орудиями чешским отрядом 3-й полк капитулировал. Последовали новые аресты.

Чехословацкий эшелон

Продолжалось в начале июля и дальнейшее успешное продвижение войск Чехословацкого корпуса. 4 июля ими была захвачена Уфа. В городе в привычном порядке были произведены массовые аресты. Согласно советским газетам, было арестовано до 300 человек. Часть из них впоследствии была объявлена заложниками. В сентябре 1918 г. в Уфе содержалось уже более 20 заложников. Репрессиям подверглись все заподозренные в сотрудничестве с советской властью. Как и в июне, железнодорожники вновь становились жертвами легионеров. Так, согласно материалам музея Уфимского тепловозоремонтного завода — бывших уфимских железнодорожных мастерских, кочегара железнодорожных мастерских Павлушина застрелили только за то, что на приказание развести через 15 минут пары на паровозе он ответил, что паровоз — не самовар. До полусмерти был избит шомполами машинист Карташов.

При этом в городе в бараках бывшего 103-го запасного полка властями Чехословацкого корпуса, ввиду переполненности уфимской тюрьмы, был образован специальный концлагерь. В нем содержалось около 2 тыс. человек, еще около тысячи заключенных содержалось в местной тюрьме. Помимо этого, в городе при чешской контрразведке также существовали арестантские помещения.

За август в Уфе будет казнено 73 партийных и советских работника. На переполненность уфимской тюрьмы и на массовые расстрелы указывалось также в сводке командования советского Восточного фронта за сентябрь 1918 г.: «Тюрьма полна… У моста… каждую ночь в час или два ночи проходят расстрелы».

5 июля на железнодорожной станции Дымка под Бугульмой в засаду угодил красный эшелон. Во время ожесточенного боя с чехословацким отрядом погибло три бойца, 14 было расстреляно после боя. Двоих тяжелораненых бойцов спас подошедший вскоре красный бронепоезд «Свобода или Смерть» под командованием А. М. Полупанова. Имена погибших впоследствии поместили на братской могиле: М. Чучалик, Попов, Сивцов, Громов, Матвеев, Алферов, Герасимов, Писарев, Гнетов, Огородников, Севастьянов В. и трое неизвестных.

5 июля войска Чехословацкого корпуса взяли под контроль Уссурийск. По воспоминаниям большевика Уварова, всего за время переворота чехами в Приморском крае было убито 149 красногвардейцев, еще 17 коммунистов и 30 «красных» чехов были арестованы и преданы военно-полевому суду с последующим расстрелом.

9 июля чехословаки заняли с. Нижний Яр, расположенное в 12 верстах от Далматова. Согласно данным современного исследователя А. А. Пашкова, «в это время белогвардейцы — офицеры из Шадринска и ученики из шадринских училищ, объединенные в отряд штабс-капитаном Куренковым, двигались на Далматово по слободской дороге, идущей по правому берегу Исети, и днем были уже в с. Затеченском, что в трех верстах от Далматово. В этот день конный ординарец 4-го Уральского полка Сергей Островский с тремя красноармейцами и с товарищем по городскому училищу, жителем Далматово Афанасием Бормотовым (не красноармейцем) неосторожно въехали в Затечу, где и были схвачены куренковцами. Островский «как сознательный враг белых» вместе с красноармейцами был расстрелян».

11 июля советские войска оставили Иркутск. Согласно чешским агитационным материалам этого периода, помещенным впоследствии в белом эмигрантском издании, в городе произошли крупные столкновения между Чехословацким корпусом и красными частями под руководством «немецких офицеров» при попытке разоружения эшелонов. После короткого боя чехи перебили немецких офицеров, «заняли город, обезоружили войска центрального сибирского правительства и перебили до 800 немцев и австрийцев». Данное сообщение следует считать агитационным материалом со всеми свойственными им преувеличениями (город был взят после краткосрочного боя у железнодорожной станции), однако характеризующим готовность чехословаков к массовым расстрелам и наличие последних в других населенных пунктах.

Вместе с тем репрессии в городе были: не только многочисленные аресты (к сентябрю в иркутской тюрьме находилось около 1400 политзаключенных), но и публичные казни и уличные расправы над сторонниками советской власти (причастны к этому были и чешские легионеры). Сведения об этом, в частности, разместил в своем дневнике известный местный краевед Н. С. Романов. Свидетельства ряда самосудов приводятся и в современной исторической литературе. «Так, 12 июля 1918 г. шашкой отсекли голову Г. Л. Беренбауму за то, что тот служил, по словам его палачей, «в анархии». Без суда расправлялись со сторонниками анархистского движения, как сообщали газетные корреспонденты, «утомленные отряды войск Сибирского правительства». Военнослужащие объясняли это тем, что «при выходе в поход дали слово ни одного из них не оставлять в живых». Однако убивали не только анархистов. «На глазах у публики», по утверждению обозревателей, в парке «Звездный» г. Иркутска зверски расправились с начальником технического отдела Управления городским хозяйством Караваевым. «Сбежавшимся гражданам, — свидетельствовали очевидцы, — представилась ужасная картина этого гнусного убийства: на земле лежал человек в луже крови с почти отделенной от шеи головой и с несколькими огнестрельными ранами на груди».

Протестовавшего против самосудных расстрелов журналиста В. Е. Мандельберга за статью «Долой смертную казнь!» в местной газете «Иркутские дни», в которой он справедливо сравнил смертную казнь в период Гражданской войны с кровной местью, чешские легионеры арестовали 17 июля. Участвовали легионеры в иркутских репрессиях и позднее. 8 августа 1918 г. в Иркутске чешские легионеры повесили во дворе семинарии двух шпионов (один из них еврей).

Вступление чехословацких войск в Иркутск. 28 июля 1918 года

Иркутск же надолго стал одной из тюремных столиц Белой Сибири. По архивным данным И. Ф. Плотникова, на 10 марта 1919 г. в Иркутской губернии в тюрьмах томилось 4700 человек, в т. ч. в губернской — 1950, в уездных — 600, в Заиркутном военном городке — 800, остальные — в Александровском централе и пересыльной тюрьме. При этом численность заключенных и в последующий период в Иркутске была существенной. Так, в декабре 1919 г. она составляла около 2500 чел. Справедливости ради, следует отметить, что условия снабжения заключенных были лучше, чем годом ранее.

11 июля в Ставрополе-на-Волге (сейчас — Тольятти) легионерами было расстреляно 11 военнопленных, обвиняемых в шпионаже.

15 июля чешский военный отряд под командованием С. Чечека захватил Кузнецк. После захвата Кузнецка начались реквизиции в близлежащих деревнях. В Павловке чехословаками для большего успеха реквизиции был расстрелян сопротивлявшийся ее проведению Сергей Гомоюнов. 21 июля 1918 г. в Павловке были арестованы милиционеры Н. Шаронов, Дмитрий и Михаил Чекмаревы, партийный активист Павел Волков и жена местного коммуниста А. И. Гусева — Дуся. Ночью они были расстреляны в овраге, а жителям было рассказано, что их отправили в Хвалынск. Скорая попытка отбить Павловку красноармейским отрядом оказалась безрезультатной. Красный отряд был разбит, а трое его членов попали в плен и позднее были также расстреляны.

В самом Кузнецке перед походом на Сызрань чешскими легионерами были взяты в качестве заложников председатель Военно-революционного комитета А. Вагапов и саратовские большевики Мойжес и Рихтер, приехавшие в Кузнецк для оказания помощи местной партийной организации. В пути следования к Сызрани они были расстреляны.

18 июля белыми войсками занят город Мелекесс Самарской губернии (с 1972 г. Димитровград). Среди расстрелянных был военком В. Н. Парадизов. Многочисленные расстрелы, признанные белочехами, произошли на Черном озере и Лесной горке. Впоследствии многочисленным репрессиям подверглись рабочие города. Так, в Мелекессе были расстреляны 20 рабочих-грузчиков. При этом расстрелы членов этого союза продолжались и в дальнейшем. По данным П. Г. Попова, до переворота в союзе насчитывалось 75 грузчиков, «из них только 21 остался в живых, остальные погибли от рук белогвардейцев». Эти данные присутствуют и в более раннем исследовании В. Троцкого, согласно которому помимо 20 расстрелянных в городе грузчиков, по слухам, еще 15 грузчиков, направленных в Сибирь, были также расстреляны, а еще 18 грузчиков пропало без вести. Также П. Г. Поповым упоминались самосудные расстрелы арестованных в Мелекессе при перемещении их в тюрьму Самары.

22 июля частями «Народной армии» под руководством В. О. Каппеля, совместно с чешскими подразделениями, захвачен Симбирск. В городе было расстреляно около 400 человек. Комендант города подпоручик Воробьев в официальных донесениях писал о 500 арестованных в первые дни после занятия Симбирска, при этом упоминая об отсутствии точных цифр расстрелянных. Между тем свидетельства расстрелов приводились в публикациях тех лет. «Вестник Комуча» признавал 28 июля 1918 г.: «Пойманные в городе красноармейцы в большинстве случаев расстреливались». Самарская «Вечерняя заря» писала, что в Симбирске «расстрелы производились без всякого стеснения тут же на улицах, без следствия и суда, и трупы расстрелянных валялись на улице несколько дней». Очевидно, что в свете этих сообщений можно говорить о массовых расправах в городе. Так, П. Г. Поповым приводились данные о почти 400 жертвах расправ на улицах и площадях Симбирска. Эти же цифры приводил позднее и другой известный советский историк В. В. Гармиза. Писатель-сибиряк С. Г. Скиталец (С. Г. Петров) в своем известном автобиографическом романе «Дом Черновых» также оставил красноречивое свидетельство этих дней.

Расстрелы продолжались и после первых дней по занятии города. 26 июля расстрелянный позднее председатель ревтрибунала И. В. Крылов писал жене о детях: «Я люблю их безумно, но жизнь сложилась иначе». При этом количество арестованных шло на сотни — в том же Симбирске около 1500 чел. за 52 дня пребывания в нем белых. Позднее тюрьмы Симбирска несколько разгрузились, и в них оставалось 557 арестованных. Впрочем, есть данные, что спустя некоторое время в симбирской губернской тюрьме стало вновь расти число заключенных. В частности, встречается указание на освобождение красными войсками 12 сентября 1918 г. 1500 заключенных.

После боя

25 июля войсками чехословацкого корпуса захвачен Екатеринбург. В городе фиксируется ряд самосудных расстрелов. Жители выдают на расправу чехам и казакам красноармейцев, а те их расстреливают. Эти расправы продолжались более недели. Так, 30 июля в городе был обнаружен и вскоре расстрелян В. Д. Тверетин, оставшийся для организации подполья. Общее представление о терроре в городе дает информация Центрального областного бюро профсоюзов Урала в августе 1918 г.:

«Вот уже второй месяц идет со дня занятия Екатеринбурга и части Урала войсками Временного сибирского правительства и войсками чехословаков, и второй месяц граждане не могут избавиться от кошмара беспричинных арестов, самосудов и расстрела без суда и следствия. Город Екатеринбург превращен в одну сплошную тюрьму, заполнены почти все здания в большинстве невинно арестованными. Аресты, обыски и безответственная и бесконтрольная расправа с мирным населением Екатеринбурга и заводов Урала производятся как в Екатеринбурге, так и по заводам различными учреждениями и лицами, неизвестно какими выборными организациями уполномоченными. Арестовывают все кому не лень…»

Степень участия солдат и офицеров чехословацкого корпуса в этих расправах не была определяющей. Но все это происходило при их присутствии, а иногда и участии. Характерен в этом отношении один документ, принятый в период предзабастовочной ситуации в июле 1918 г. Телеграмма командующего Восточным фронтом Гайды от 25 июля за № 462 (по старому стилю) гласила:

«По полученным мною сведениям на линии Томской [железной] дороги не все спокойно. В среде рабочих Красноярского и некоторых других депо ведется агитация в пользу забастовки. Есть сведения о подготовке восстания военнопленных. Вообще у себя за спиной чувствую не только я, но и вверенные [мне] войска работу большевиков и немцев. Этого я допустить не могу и предпринимаю следующее:
железную дорогу от Барабинска до Красноярска объявляю на военном положении, а от Красноярска на восток — на осадном.
Для активной борьбы с большевиками и германскими агентами командирам чехословацких эшелонов в Барабинске, Новониколаевске, Ачинске, Красноярске, Канске, Нижнеудинске и станции Половине распоряжением старших из начальников эшелонов учредил военно-полевые суды в составе трех членов, по назначению от чехо-словаков, и одного члена по назначению начальников местных гарнизонов. Неприбытие последнего не должно служить препятствием к тому, чтобы суд не состоялся.
Запрещаю всякие митинги на линии жел[езной] дор[оги|, объявленной на осадном положении.
Виновные в призыве или подстрекательстве к забастовке на железн[ой] дор[оге] или в уклонении от работ подлежат расстрелу по приговору военно-полевого суда. Предавать суду имеет право начальник того эшелона, при котором сформирован суд.
Точно такие же меры должны предприниматься против лиц, уличаемых в активном содействии частям советских войск, действующих против нас, а также в отношении немецких шпионов».

Можно упомянуть и другое июльское свидетельство «вовлечения» чехословацкого корпуса в Гражданскую войну в России. В июле 1918 г. при подавлении крестьянского восстания в трех волостях Бугурусланского уезда Самарской губернии было расстреляно более 500 человек. Даже иркутский комитет партии социал-революционеров указывал в своих прокламациях на непростительную жестокость, проявляемую чехословацкими войсками к местному русскому населению, на их участие в грабежах и насилия разного рода.

Август внес мало изменений в практику репрессий со стороны отрядов чехословацкого корпуса и союзных им военных отрядов.

1 августа 1918 г. командующий белыми поволжскими войсками полковник С. Чечек издал приказ о расстреле на месте преступления граждан, портящих железные дороги и другие сооружения. В этот же период чехами на железнодорожной станции Обшаровка были расстреляны два китайца ввиду отсутствия у них документов.

6−7 августа совместными усилиями 1-го чехословацкого полка под командованием поручика Йозефа Йиржа Швеца совместно с отрядом В. О. Каппеля, при поддержке изнутри города сербского батальона под командованием майора М. Благотича, с боем взята Казань. По большевистским данным 1918 г., в городе незамедлительно было расстреляно более 300 человек. Впрочем, эти цифры, на наш взгляд, серьезно занижены. Так, по воспоминаниям каппелевца В. О. Вырыпаева, по приговору военно-полевого суда в городе было расстреляно 350 бойцов только латышских стрелков, захваченных в плен. Незадолго до расстрела с ними общался Каппель, отдав должное стойкости стрелков. Следует отметить, что упомянутый В. О. Вырыпаевым захват в плен красноармейцев 5-го латышского полка имел одну характерную черту: они сами сдались в плен… Также отметим, что все же не все латышские стрелки были расстреляны; так, советский латвийский историк Б. А. Томан писал о 137 арестованных латышских стрелках, которых заставляли «насильно» писать призывы к сложению оружия. Позднее, при освобождении красными войсками Казани, было освобождено 120 из них. Некоторые из арестованных, отпущенные ранее для агитации, не вернулись обратно. Таким образом, правильнее говорить о расстреле половины из латышского отряда, хотя и эта цифра трехзначна.

Чехословацкие легионеры

Происходили в городе и другие «интернациональные» расстрелы. Так, согласно сообщению петроградской «Красной газеты» со ссылкой на австрийский источник (газета «Райхспост»), в городе по приказу сербских офицеров были арестованы и расстреляны через 10 минут после ареста военнопленные австро-венгерские врачи. Лишь одному из них удалось бежать, он и оставил данное свидетельство. Писала «Красная газета» и о 30 раненых коммунистах сербо-хорватах в лазарете, которые стали жертвами соотечественников. Это сообщение подтверждается телеграммой в Москву санитарного врача 5-й советской армии: «Москва, Советская площадь. Южнославянской компартии. Из Свияжска, штаб 5-й армии. По команде сербохорватских офицеров в городе Казани в лазарете белогвардейцы зарезали тридцать раненых коммунистов — сербохорватов. Политком, сан. врач Маркович». Данный эпизод был в дальнейшем использован советским писателем А. Н. Толстым при написании известного рассказа «Гадюка».

Расстреливали в эти дни не только латышских стрелков и австро-венгерских врачей. Также советские газеты писали о расстреле чехословацкими легионерами 85 чехов-интернационалистов. Были и единичные расстрелы чехов. Сидевший при чехословаках в тюрьме один из организаторов «Первой добровольной боевой мусульманской рабочей дружины» печатник Мирза Ибрагимов вспоминал:

«Привели в камеру какого-то политического работника одного из наших кораблей, по национальности чеха. Тут чехи — защитники учредилки — рассвирепели: начиная от нижнего чина и кончая командным составом, стали бить и ругать и опять бить — до крови — бедного чеха-коммуниста. Под диктовку избитого пленника палачи написали письмо на родину; расстреливая его, чешский майор сказал, что он счастлив исполнить свой «революционный» долг, который повелевает ему убить «изменника нации, продавшего свою душу кровавым большевистским хищникам».

Суммарно только эти интернациональные расстрелы дают минимальную цифру примерно в 400 человек.

Расстреливали в Казани, после ее захвата, не только воинов-интернационалистов. Уничтожались, как и в других случаях взятия городов, все советские и партийные работники. Среди прочих в эти и последующие дни у стен Казанского кремля будут расстреляны председатель Казанского губкома РКП (б) Я. С. Шейкман, руководитель большевиков Бондюжного завода и первый председатель Елабужского уездного Совета депутатов С. Н. Гассар, комиссар юстиции Казани М. И. Межлаук (был ранен в ногу и остался в городе), профсоюзный лидер А. П. Комлев (председатель Союза портных, при рождении была повреждена нога, поэтому не смог уйти из города) и многие другие. С. Н. Гассар оставил предсмертную записку к жене, в которой указывал, что его выдал хозяин квартиры. С ней можно ознакомиться в фондах Национального музея Республики Татарстан.

Среди жертв были представитель самарской партийной организации Хая Хатаевич (спасшийся там, но нашедший смерть здесь), организаторы рабочих отрядов братья Егор и Константин Петриевы и многие другие. В эти же дни в Казани был арестован и позднее по приговору военно-полевого суда 19 августа 1918 г. расстрелян весь состав Центральной мусульманской военной коллегии во главе с ее председателем Мулланаром Вахитовым.

Многочисленные примеры расстрелов в Казани рядовых граждан еврейской национальности, принятых за комиссаров и их пособников, были приведены в статье 4 номера «Еженедельника ЧК» со ссылкой на «Знамя революции» № 16. В т. ч. в материале упоминался расстрел чехами 90 евреев в казанской тюрьме. Характерным был конец статьи: «Вот такая участь ждет целую нацию в 8 миллионов человек от власти просвещенных разбойников «учредиловцев». Безусловно, сами эти сведения нуждаются в перепроверке, но также несомненным являются не единичные «случайные» жертвы среди еврейского населения Казани.

Чехословацкие легионеры

Известный большевик П. Г. Смидович позднее свидетельствовал:

«Это был поистине безудержный разгул победителей. Массовые расстрелы не только ответственных советских работников, но и всех, кого подозревали в признании советской власти, производились без суда, — и трупы валялись по целым дням на улице». Еще более жестко описывала репрессии в городе побывавшая в Казани после ее освобождения Красной армией член коллегии ВЧК, иногороднего отдела ВЧК, Ю. Янель. Согласно ей, «Действия чехов в Казани далеко превосходят всякие примеры массового террора со стороны советской власти. Рабочие, советские сотрудники, все сочувствующие или просто заподозренные в сочувствии расстреливались на улицах и группами на фабриках без разбора суда и следствия. Расстрелянным нет счету. Примеры зверств и бешеной ненависти к рабоче-крестьянской власти со стороны буржуазии и белых неописуемы. Тюрьмы переполнены. Кровавый кошмар налег над городом. Бесконечны и разнообразны рассказы очевидцев о жертвах и бесчеловечности белых».

Расстреливали не только солдат-интернационалистов, большевиков и евреев. Как вспоминал бывший левый эсер К. Ю. Шнуровский:

«А пришли через несколько дней чехи и расстреливали левых с.-р. с не меньшим наслаждением, чем большевиков и крестьянских депутатов, наравне с рабочими».

Красочное описание казанских событий оставил и член КОМУЧа, в 1918 г. меньшевик, а затем уже большевистский деятель И. М. Майский:

«…Уже под вечер, пересекая центральную часть города, я был невольно увлечен людским потоком, стремительно несшимся куда-то в одном направлении. Оказалось, все бежали к какому-то большому четырехугольному двору, изнутри которого раздавались выстрелы. Там группами стояли пленные большевики: красноармейцы, рабочие, женщины, и против них — чешские солдаты с поднятыми винтовками. В щели забора можно было видеть, что делается во дворе. Раздавался залп, и пленные падали. На моих глазах были расстреляны две группы, человек по 15 в каждой. Больше я не мог выдержать. Охваченный возмущением, я бросился в социал-демократический комитет и стал требовать, чтобы немедленно же была послана депутация к военным властям с протестом против бессудных расстрелов. Члены комитета в ответ только развели руками.
— Мы уже посылали депутацию, — заявили они, — но все разговоры с военными оказались бесполезными. Чешское командование утверждает, что озлоблению солдат должен быть дан выход, иначе они взбунтуются.
Я отправился к эсерам, там господствовала та же растерянность. Ни та, ни другая партия не оказались в состоянии держать в руках воинскую силу, действующую именем демократии».

Ужас казанских расстрелов буквально хлынул на страницы советской печати, обрастая подробностями и множась в публикациях. Характерна, например, следующая публикация петроградской «Красной газеты»:

«Моряков красного Балтийского флота просто живыми жгли на кострах, предварительно связав руки и ноги вязательной проволокой… Рабочих связывают друг с другом за руки и заставляют цепью бежать в реку Казанку, сзади открывая пулеметный огонь. Среди особо пострадавших в Казани были рабочие завода Крестовникова и фабрики «Победа».

Позднее, после подавления 3 сентября 1918 г. легионерами и белогвардейцами (комендант города генерал В. Рычков) при помощи артиллерии и броневиков восстания казанских рабочих, в городе будет расстреляно еще более 600 человек. Расстрелами сопровождался и более поздний уход белочешских частей из города. 22 сентября состоятся похороны около 50 жертв белого террора в городе. Воспоминание о терроре в Казани оставили и выжившие советские деятели. Таким образом, в Казани и ее пригородах менее чем за месяц было расстреляно и казнено, на наш взгляд, не менее полутора тысяч человек за указанные временные рамки. Данные цифры могут показаться завышенными, но известный исследователь Е. Г. Гимпельсон со ссылкой на архивные материалы приводил еще большие данные о происходивших в городе расстрелах: более тысячи человек только за первый день после взятия Казани. Эти данные совпадают с приведенными выше свидетельствами. Можно указать и другие новейшие научные исследования, в которых говорится о более чем тысяче расстрелянных в первые дни после взятия города.

Впоследствии имевшиеся случаи массовых расстрелов в городе в воспоминаниях гиперболизировались в уже фантастические цифры:

«…Озверелые чехи, напоенные, пьяные, разгуливали по улице, без всякого разбора расстреливали всех попадающихся в их руки. В течение месячного их разгула расстреляно было в одной только Казани около 7000 рабочих и крестьян». Однако подобные цифры не могли бы появиться, не будь в городе действительно массовых репрессий со стороны противников советской власти.
Не только расстрелы, но и многочисленные аресты с дальнейшим тюремным заключением были характерной чертой казанских августовских дней. В Казани в одиночных камерах сидело по 15−18 человек, арестованные отдыхали на полу по очереди в ожидании расстрела. «[…] Месячное хозяйничанье чехословацкой банды оставило большие следы: тюрьмы были переполнены измученными красноармейцами, масса была могил зарытых революционеров, погибших от рук палачей». Тюрем не хватало, и местные власти использовали «баржу, прицепленную сбоку к судну «Владимира Мономаха», где находился главный штаб чехо-словаков, где было еще много наложников (так в тексте. — А. В.) из Казани, и тут у них были все приспособления пытки и расстрела и виселица».

При этом в тюрьмах применялись зачастую пытки, изготавливались даже специальные пыточные орудия, впоследствии захваченные красными частями. В Казанском и Пермском районах уже летом 1918 г. использовались особые кувалды с деревянными ручками и со свинцовыми наконечниками различной формы. Наконечник из свинцового шара служил для битья по ногам и голове, с острой железной иглой — для прокалывания пяток, из дутого свинца — для битья по рукам.

Офицеры штаба 2-й чехословацкой дивизии

В начале августа 1918 г. белыми войсками захвачен Спасск. В статье «Спасские ужасы» за 22 августа 1918 г. газета «Новое казанское слово» извещала, что после занятия г. Спасска отрядом Народной армии во главе с поручиком Лопаевым начались аресты местных советских работников и их казни. Первым был расстрелян начальник милиции и член исполкома совета Брендин, затем еще ряд советских руководителей. Отметим, что и здесь репрессии коснулись не только города, но происходили также и в уезде. Скрывавший в это время в Спасском уезде красногвардеец П. А. Филатов в своих воспоминаниях упомянул два таких эпизода. В селе, где он скрывался, были произведены аресты и арестованных вывезли в город. Дело вроде бы ограничилось поркой населения, но позднее он «получил сведения, что председателя Сельсовета Белова и комиссара Долгого шашками порубали, не довезя до города. Другим удалось бежать. Другой случай произошел по соседству в деревне Ижборискино (сейчас Иж-Борискино).

«Туда приехало сперва несколько солдат (2−3) и начали аресты и избиения. Собравшийся сход не утерпел. Крестьяне схватили этих белогвардейцев, поучили немного, разоружив сначала, а затем выгнали из деревни на все четыре стороны. После этого заявился сюда большой карательный отряд белых, окружил деревню чтобы никто не скрылся, и по указу кулаков ловили крестьян, зверски избивали и, вывозя из деревни, расстреляли несколько десятков человек. На такую деревню, меньше 100 дворов — это было ощутительно. Затем, избив и членов семей, кое-чего пограбив, отряд уехал».

7 августа под станцией Кын на пермском направлении произошло очередное военное столкновения чешских и венгерских отрядов. В сражении принимали участие с одной стороны подразделения чехословацкого корпуса во главе со штабс-капитаном М. Жаком, а со стороны красных — небольшой красноармейский отряд и батальон интернационалистов-венгров во главе с Михином (Ференц Мюнних). После победы в ожесточенном сражении чехословаками было расстреляно около 70 пленных. Возможно, цифры были и большими. Стрелок Ржегоунек так объяснял, что на станции Кын было много убитых: «Мадьяры повесили одного нашего раненого, который попался им в руки при первой атаке, и наши не щадили никого. Всего здесь осталось почти 800 мертвых, главным образом мадьяр и немцев».

«Когда 20 августа советские бойцы вновь отбили станцию (Кын — И. Р.), их взору открылась картина чудовищной расправы белогвардейцев с захваченными в плен ранеными рабочими и красноармейцами. Белые повесили 70 бойцов-интернационалистов. Перед казнью палачи подвергли их страшным мучениям: четвертовали, отрезали уши, носы, выкалывали глаза».

Эту же цифру в 70 расстрелянных бойцов-интернационалистов упоминала в своих воспоминаниях боец отряда Т. И. Старкова: «После того, когда белые в очередной раз захватили станцию, они жестоко расправились с отрядом «интернационалистов». Их расстреляли. Колючая проволока, которой был обнесен пакгауз (склад на станции), была в крови. Трупы сбрасывали прямо в болотистую местность, заросшую кустарником, рядом с железнодорожным полотном. На месте современного поселка стоял хвойный лес. Только тогда, когда красноармейцы захватили ст. Кын, они смогли похоронить тела погибших. Таким образом, памятник у дороги — братская могила, в которой похоронено около 70 казненных «интернационалистов».

20 августа 1918 г. подразделения «Народной армии» КОМУЧа совместно с подразделениями Чехословацкого корпуса вступили в Николаевск Самарской губернии (с ноября 1918 г. город Пугачевск). В городе начались грабеж советских учреждений, расстрелы коммунистов и советских служащих. Стремительный захват города привел к тому, что в Николаевске осталось много красноармейцев. В приказах, изданных новыми военными властями города, предлагалось всем жителям Николаевска в 24 часа выдать членов семей красноармейцев; пытавшихся прятать таковых ждал расстрел. Данный приказ, как легко убедиться, схож с аналогичными майско-июньскими приказами Чехословацкого корпуса. Среди оставшихся в захваченном городе была и семья В. И. Чапаева. Только плохое знание русского языка чехами, которые проводили обыск в доме, где они скрывались, спасло семью. Вскоре город был отбит красными частями Чапаева.

Лето 1918 г. стало апогеем военных успехов Чехословацкого корпуса. Именно он стал локомотивом, который «тащил» основную военную нагрузку антибольшевистского движения на востоке России. Однако военные успехи сопровождались не только боевыми потерями корпуса, но и его разложением, падением качеств войск. Успехи лета 1918 г. в значительной степени оказались временным явлением, что показали события последовавшей за ней осени.