Зеленский и Зурабишвили оказались у разбитого европейского корыта

У кинематографистов есть термин «уходящая натура». Применяется он тогда, когда необходимо успеть что-то запечатлеть. Например, завтра опадет листва и уже нельзя будет снять героев на фоне деревьев, одетых в осеннее золото. Или растает снег, а в кадре нужно обозначить зиму.

Аналогичный термин широко используется и в политике. Им обозначаются явления или состояния политической жизни, которые в силу разных причин уходят в прошлое, исчезают невозвратно. Когда политики начинают работать в такой парадигме, оперируют несостоявшимися геополитическими или идеологическими доктринами, они обозначают кризис мировоззрения, разлом между «старыми» и «новыми» временами. В таких случаях одни пытаются втолкнуть себя в уходящий мир и провести реставрацию «уходящей натуры», другие — начать строительство нового мира на базе реально складывающейся парадигмы, что связано с формированием мировоззренческого проекта и наличием фактора исторического времени. Те, кто не в состоянии учитывать измененные характеристики драматических перемен, неизбежно превращаются в музейные экспонаты.

Небольшой методологический экскурс понадобился нам по следующим причинам. Выступая в Давосе, президент Украины Владимир Зеленский, говоря о перспективе членства его страны в Европейском союзе, заявил, что когда одна страна выходит (31 января Великобритания должна покинуть ЕС, ранее эта дата переносилась из-за невозможности ратификации договора об условиях Brexit в парламенте самой страны — С.Т.), возможно, для другой наступает время туда войти. «Вопрос не в том, когда мы будем в Евросоюзе. Вопрос в том, какой статус будет у Украины, какое отношение будет к нашей стране, — отметил Зеленский. — Отношение как к мощному, равноправному игроку, к стране, которую уважают, на которую не смотрят сверху вниз. Сейчас очень удобный момент, когда мы знаем: одна большая страна сделала exit (выход), может, для Украины настало время сделать enter (вход)?». До того депутат Верховной рады Украины Анна Гопко писала в своем блоге, что «нужно спасать Европу как континент» по формуле «Британия выходит — Украина заходит», а «если мы не консолидируемся, то можем оказаться в забвении». Прежде Гопко с такой же идеей выступала президент Грузии Саломе Зурабишвили. Она заявляла, что «Грузия должна воспользоваться выходом Великобритании из Евросоюза, чтобы продвинуться в интеграции, ведущей к членству в ЕС».

Подобные заявления делаются в ситуации, когда в геополитической конфигурации ЕС, и не только в ней, происходят качественные изменения, сопровождающиеся кардинальным сдвигом в мировом балансе сил. И результат: в Европейском союзе начался процесс поиска новой идентичности и определения, где проходят его границы и, соответственно, границы его национальных интересов, кого в будущем следует относить к Европе. Как пишет европейский исследователь Ульрика Гюрот, «вопрос расширения или не расширения ЕС уже не определяется исключительно ожиданиями извне со стороны таких стран, как Украина или Грузия». Тем более что отношения Брюсселя к Киеву и Тбилиси прошли заметную эволюцию от обещаний через определенный промежуток времени интегрировать эти страны в ЕС до, отмечает швейцарское издание Neue Zürcher Zeitung, «статуса серой зоны Восточной Европы, где существует хрупкая, готовая в любой момент к изменениям архитектура безопасности и тенденция к изменению государственных границ». Все это делает туманными перспективы продвижения ЕС на восток, хотя формально ОБСЕ и Совет Европы принимают заявления в поддержку Украины и Грузии.

Кстати, это уже осознал президент Азербайджана Ильхам Алиев. По его словам, Баку «сделал все возможное для интеграции в структуры Евросоюза, но не встретил взаимности». Алиев также исключил перспективу интеграции в ЕС любого из постсоветских государств, обозначая фактор децентрализации Европы. Критический взгляд на дружбу с Европой сформировался у Азербайджана не сразу. Бывали времена, когда Баку настраивался на крепкую дружбу с Западом с расчетом на энергоресурсы Каспийского бассейна, но зашел в тупик, не решив даже нагорно-карабахскую проблему.

Что касается США, то они не только далеко, но и демонстрируют по разным причинам потерю былого интереса к Украине и Грузии. Поэтому в складывающейся ситуации Москву объективно стимулируют самой заняться формированием новой архитектуры безопасности на постсоветском пространстве, что снижает риски превращения Украины и Грузии в полигон противостояния Востока и Запада. Не случайно Брюссель настаивает на том, чтобы Тбилиси решал сам проблемы с Москвой, а Киеву указывают на необходимость соблюдения достигнутых Минских соглашений по юго-востоку страны. Ситуация меняется. Вашингтон снизил активность на этом направлении, Брюссель фактически заблокировал дальнейшее расширение Евросоюза на неопределенное время. В этой связи президент Грузии Зурабишвили заявила, что «в период, когда Европа больше сосредоточена на внутренних проблемах, мы должны думать иначе, планировать нестандартные меры и быть готовыми к инновационным подходам и смелым шагам». И такие «шаги» делаются через заявления о возможности заменить Грузией или Украиной в союзе Великобританию, начать хотя бы переговоры по разделам, не имея официального статуса.

А ведь Украина уже «сама себя женила», вводя в Конституцию строку о евроинтеграции. А евроинтеграция Грузии никому не нужна, кроме самой Грузии. Как говорит один грузинский эксперт, «на этом историческом этапе многое изменится и может случиться так, что когда Тбилиси войдет в ЕС, там уже никого не будет». К тому же, если рассуждать объективно, в Евросоюзе не существует специальной украинской или грузинской повестки, кроме стремления оттянуть Киев и Тбилиси от России, но не приближать к себе, оставляя их на обочине. Что выставляет Зеленского и Зурабишвили провинциальными мечтателями. Они стучатся в закрытые двери, зная и понимая, что ключей от них в ближайшем будущем никто не предложит. Это и есть уходящая «политическая натура».