Активизация Гитлера в Прибалтике: май – июнь 1939
Необъявленная война в Монголии продолжалась. Исследуя опыт первых боев с японцами, комиссия Генштаба отметила, что войска действовали неумело, командование не знало деталей происходивших на местах боев, авиация действовала без опыта, накопленного в Испании и Китае. Член комиссии Г. К. Жуков ожидал нового удара японцев и планировал затянуть их к Халхин-Голу, а затем ударами с флангов отсечь от границы и уничтожить. Комкор Жуков занимал должность заместителя командующего войсками Белорусского военного округа. 2 июня Ворошилов обрисовал ему сложившуюся в Монголии ситуацию и назначил Жукова командующим войсками. Для СССР все очевиднее наступал момент принятия решения. А тем временем партнеры Москвы по объявленным переговорам о возможном союзе в Европе не спешили начинать эти переговоры.
2 июня последовал советский ответ на очередной англо-французский проект. Он предполагал равноценные обязательства помощи в случае нападения на одну из трех стран со стороны европейской державы, а также в случае агрессии со стороны этой державы в отношении Бельгии, Греции, Турции, Румынии, Польши, Латвии, Эстонии, Финляндии, либо в случае нападения этой европейской державы на третью страну, которая обратится к Франции, Великобритании или СССР с просьбой о помощи (Ст. 1). Три участника соглашения обязались в кратчайшие сроки договориться «о методах, формах и размерах помощи» (Ст. 2). К консультациям участники соглашения должны были прибегнуть в случае угрозы агрессии (Ст. 3). Договор должен был вступить в силу после выполнения условий статьи 2 (Ст. 6), его действие предполагалось продлить на пять лет (Ст. 6).
Итак, советское правительство предложило Лондону и Парижу соглашение о поддержке пяти из семи стран, границы которых уже получили англо-французские гарантии. Москва готова была предоставить гарантии нейтралитета республик Прибалтики и приглашала приехать на переговоры о заключении союза министра иностранных дел Великобритании лорда Галифакса. На начавшихся консультациях сразу же выяснилось нежелание Лондона и Парижа распространять эти гарантии на прибалтийские государства — Финляндию, Эстонию и Латвию. Хельсинки, Таллин и Рига не обращались к Англии и Франции с подобными просьбами, так как не хотели раздражать Берлин. Более ранние попытки советской дипломатии склонить эти государства к военно-политическому сотрудничеству успеха не имели. Они настаивали на своем нейтралитете и явно склонялись к соглашению с Германией.
На самом деле прибалтийские государства все более явно склонялись к соглашению с Берлином. Это касалось не только Латвии, Эстонии и Финляндии. 31 мая 1939 года был подписан германо-датский пакт о ненападении. Он был ратифицирован на следующий день голосами всех партий, за исключением коммунистов. Договор был опубликован 8 июня. В его тексте отсутствовало упоминание о послевоенных границах Дании, что было частичным признанием возможности их исправления в будущем. В Дании считали возможными требования Берлина относительно северной части Шлезвига, переданной Копенгагену по условиям Версаля. Германская дипломатия рассматривала это соглашение как частичный ответ на заявление Рузвельта, демонстрирующий миролюбие национал-социалистической Германии, а также надеялась усилить свое влияние в стране, занимающей важное положение на подступах к Балтике. Последняя цель была явно достигнута. В стране резко усилилось влияние Берлина, активизировались местные фашистские и профашистские партии. Их лидеры стали требовать выхода королевства из Лиги Наций.
Накануне публикации германо-датского соглашения, 7 июня, по этому образцу в Берлине были подписаны германо-латвийский и германо-эстонские пакты. Местная пресса отреагировала на эти соглашения организованной кампанией нападок на СССР. Предложения защиты от внешней агрессии трактовалась однозначно как недружественный акт. Направленность политики Эстонии не вызывала сомнений. Командующий её армией ген. Йохан Лайдонер публично высказал мнение своего ведомства: «Никогда не будет такого времени, чтобы мы вместе с русскими выступили против немцев». Также уверенно был настроен и премьер Каарел Ээнпалу: «Среди нас не может быть места для тех, кто ставит перед собой вопрос: «С кем идти?» Резко возросло влияние Германии и в Литве. В республике, дважды подвергнувшейся в 1938—1939 гг. унизительному давлению со стороны Польши и Германии, очень болезненно переживали последствия уступок соседям. В правительстве республики увеличилось число сторонников фашистов, пресса развернула кампанию по агитации германского выбора Каунаса и против Советского Союза. Схожие процессы шли и в Латвии, где надеялись играть роль экономического партнера Германии в случае большой войны. Официальная Рига явно и активно боролась с антигерманскими настроениями в латышском обществе.
Москва не могла не учитывать этих изменений на своих северо-западных границах. 7 июня в газете «Геральд Трибьюн» выступил Черчилль. Он полностью согласился с логикой советских предложений по прибалтийским государствам. 8 июня, выступая в палате лордов, глава Форин-офис заявил, что «не приемлет разделения на политически враждебные группы» и предпочитает предложить Германии конференцию для решения вновь возникших проблем. В тот же день, правда, Галифакс обратил внимание Майского на необходимость скорейшего заключения договора между Англией, Францией и СССР, для чего в Москву будет отправлена миссия заведующего центральным департаментом британского МИД Вилльяма Стренга. При этом министр по-прежнему был против советских предложений гарантий прибалтийским странам и одновременного подписания и политического, и военного соглашений. Венцом этой беседы следует считать её окончание, которое Майский изложил следующим образом: «Какое-то сомнение у британского правительства имеется и по пункту, предусматривающему обязательство не заключать сепаратного перемирия, но Галифакс не распространялся по этому поводу более подробно, и вообще заметил, что данный вопрос нетрудно будет урегулировать».
На следующий день выступил Юзеф Бек. Он становился все более воинственно настроенным и все более явно верил в силы своей страны. При вручении верительных грамот нового полпреда в Польше Н. И. Шаронова министр начал говорить о невозможности территориальных уступок, так как, уступив маленькую деревню, можно потерять независимость, и что ошибаются те, кто спокойствие Польши принимают за нежелание воевать. Бек заявил: «Мы уже дали один небольшой отпор, второй будет серьезнее». Очевидно, имелась в виду Германия, но отпор был дан потенциальным союзникам. 6 июня Бек в очередной раз заявил французскому послу в Польше Леону Ноэлю, что Варшава будет приветствовать англо-франко-советский союз, но ни в коем случае не вступит в него четвертой, чтобы не провоцировать западного соседа. А пока что Варшава планировала развивать военную промышленность и улучшать торговые отношения с СССР. Свободной польской прессе было дано указание не публиковать антисоветские материалы.
9 июня Бек известил британское правительство через польского представителя в Лондоне: «Мы не можем согласиться на упоминание Польши в договоре, заключенном между западными державами и СССР». Договор становился все более и более странным и все менее и менее реальным, но, очевидно, это мало кого волновало в Варшаве, Риге, Таллине, Хельсинки и даже Париже и Лондоне. Западные дипломаты продолжали свои игры, и в них охотно играли их польские коллеги. Положение становилось все более напряженным. Москве оставалось немного — она явно не теряла надежды на заключение договора, и 10 июня НКИД известил о согласии принять миссию Стренга. При этом Молотов потребовал поставить британскую сторону в известность: «Во избежание недоразумений считаем нужным предупредить, что вопрос о трех прибалтийских государствах является теперь тем вопросом, без удовлетворительного разрешения которого невозможно довести до конца переговоры».
Чем больше настаивала советская дипломатия на гарантиях прибалтийским государствам, тем больше опасений вызывала у них. 6 июля посланники Латвии и Эстонии в СССР встретились для совещания в резиденции посланника Литвы Ладаса Наткявичуса. Обсуждалась проблема советской политики в регионе и общей позиции трех республик. Латышский представитель Коциньш подвел итог:
Германская ориентация трех республик была очевидной и до этого, и Москва не собиралась уступать.
13 июня «Правда» поместила передовицу, посвященную проблемам переговоров с Англией и Францией. Позиция НКИД по вопросу о государствах Прибалтики была охарактеризована как абсолютно верная. Довод о том, что принятие советской помощи будет означать потерю суверенитета, был отвергнут ссылками на Польшу, Бельгию и Румынию, получивших гарантии Франции и Англии и ничего не потерявших. В ней, среди прочего, была помещена большая цитата из интервью Черчилля о Финляндии, Латвии и Эстонии: «Не подлежит сомнению, что если бы эти страны подверглись вторжению немцев или были бы взорваны изнутри фашистской пропагандой или интригами, то вся Европа была бы вовлечена в войну. Если их независимость или целостность подвергнется угрозе со стороны германских фашистов, Польша должна драться, Великобритания и Франция должны драться, СССР должен драться… В отношении гарантий балтийским странам требования Советского Союза абсолютно законны и вполне логичны. Франция и Англия вступают в соглашение с Советским Союзом, они должны быть заинтересованы в том, чтобы Советский Союз не пострадал в первые дни войны от германской интервенции через территории балтийских стран. Нужно, чтобы мы знали, к чему же мы стремимся: хотим ли мы или не хотим заключить союз с СССР… Если мы хотим этого союза, мы должны сделать все, чтобы Германия не обосновалась в Риге, Таллине и Хельсинки, а также на Аландских островах. Указывают, что ни Финляндия, ни Эстония, ни Латвия не желают франко-англо-советских гарантий. Что за чертовщина? Если они не желают этих гарантий, то это значит, что имеются лишние основания для беспокойства. Указанные балтийские страны, две из которых являются странами-лилипутами, не способны сами обеспечить свою независимость. И если они утверждают противное, это значит, что они вступили в германскую орбиту. Советский Союз желает этому противостоять. Мы должны поступить точно так же».
Позиция советского правительства была предельно ясна, оно хотело получить ответ на вопрос, заданный Черчиллем: действительно ли его партнеры по переговорам хотят заключить союз с СССР. Время было дорого. 2 июня советская разведка вновь представила информацию о готовящемся германском нападении на Польшу. Оно должно было быть подготовлено в конце июля 1939 года. Немцы планировали начать с внезапного воздушного удара, польскую армию планировалось разбить за 14 дней. В качестве предлога для начала войны готовилась инсценировка украинского восстания в Восточной Галиции. Гитлер, по источникам советской разведки, не ожидал вмешательства Англии и Франции в германо-польский конфликт. Он планировал сначала покончить с Польшей, затем с Францией и Англией, после чего вновь повернуть на восток и обрушиться на СССР.
Один из крупных функционеров СС открыто заявил: «В конце концов, большевики знают же, что в один прекрасный день и до них дойдет черед». Сомневаться в этом не приходилось, но весной и летом 1939 года вопрос стоял лишь о том, когда это произойдет и при каких обстоятельствах. Интересно, что 15 июня два германских дипломата — братья Эрих и Теодор Кордты — на частной встрече сообщили Ванситарту о том, что Гитлером предприняты решительные шаги к улучшению отношений с СССР, что позволит ему сокрушить Польшу без эффективного вмешательства со стороны Запада. Ванситарт убедился — реализуются самые страшные его опасения. Остановить войну с Европой мог только союз Англии с СССР.