В чем несостоятельность инсинуаций о «китайском капитализме»?

Спор о том, является ли Китай социалистической страной или прикрывается социализмом, как идеологическим догматом, оправдывающим власть КПК, которая ведет страну по капиталистическому пути развития, идет давно. В том числе в самом Китае, особенно в связи с принципом «одной страны — двух систем», применяемым в отношении возвращенных «домой» бывших колоний — Гонконга и Макао, нынешних Сянгана и Аомэня, а также Тайваня, которому при воссоединении с КНР прочат такой же статус экономического «заповедника» капитализма.

Вместе с тем с приходом к власти в 2012 году нынешнего лидера Си Цзиньпина и с тех пор все более и более очевидным становится курс на «социализацию» страны. Так это выглядит в широком общественном мнении, прежде всего международном, потому что в самом Китае, за исключением автономий, существует консенсус относительно социалистического характера общественного строя, который обусловлен не столько фактором власти КПК, сколько структурой производства и распределения. Из теории марксизма известно, что основное противоречие капитализма пролегает между общественным характером производства и частной формой присвоения; разрешение его в условиях социализма предполагает переход к общественной форме распределения, и совершенно очевидно, что в Китае приоритетом является именно оно. Под жесткий контроль, в рамках которого действует частный бизнес, своевременно и задолго до Си Цзиньпина, еще в конце прошлого века, при Цзян Цзэмине, была подведена теоретическая база концепции «трех представительств». Если отбросить многоэтажные сложности формулировок, она заключается в дополнении рабочего и крестьянского общественного и властного представительства еще и управляемым буржуазным. Это то, на что так и не решилась наша Компартия — ни во времена НЭПа, ни при «развитом социализме», когда, провозгласив науку «непосредственной производительной силой», то есть включив ее в список производительных сил, интеллигенцию, которая ее продвигает, не признали полноценным классом, а оставили прослойкой, лишив лифтовых перспектив и загнав в «кухонную» оппозицию советской власти. Между тем то, что оказалось не по плечу запутавшейся в догматизме поздней КПСС, было, как видим, осуществлено в КНР. И очень быстро принесло плоды. Признание за интеллигенцией, как и за народившейся буржуазией, права на представительство, то есть видение их не инородным телом, а частью нации и народа, повлекло за собой и меры ответственности в виде партийного контроля над бизнесом. В сочетании с отсутствием приватизации, которое предотвратило распил общенародной социалистической собственности, вынудив предпринимателей строить частную экономику не вместо, а рядом с государственной, а также с развернутой при Си Цзиньпине антикоррупционной борьбой, было обеспечено быстрое и легальное развитие бизнеса при сохранении командных высот за государством. Современный китайский социализм — это именно социализм, в котором просто затянулся период НЭПа, необходимость которого объяснялась изначально очень низким уровнем развития страны, пережившей «сто лет унижений». И критерием «социалистичности», по В. И. Ленину, служат именно те самые командные высоты у государства. Бизнес поставлен в жесткие рамки: сохранение легальности буржуазного представительства в политической системе связано с усилением партийного контроля, принятие которого обеспечивает государственную поддержку бизнеса, а для тех, кто пытается от такого контроля освободиться, существуют Центральная комиссия КПК по проверке дисциплины (ЦКПД) и министерство контроля КНР.

Иллюзии «капиталистического перерождения» КНР сохраняются за счет идеологической безграмотности критиков, которые догматически противопоставляют рынок плану в то время, как на самом деле это не противоборствующие, а взаимодополняющие друг друга начала, отношения которых диктуются стратегическим значением планирования и тактическим — рыночных отношений, которые плану подчинены. По формуле, изложенной Си Цзиньпином еще в октябре 2012 года на XVIII съезде КПК: «Невидимая рука рынка должна дополняться видимой рукой правительства, в задачи которого входит поддержание макроэкономической стабильности, укрепление и оптимизация государственных услуг, обеспечение добросовестной конкуренции». Еще эти иллюзии держатся на некоторых особенностях внутриполитической борьбы в КНР, которая предшествовала XVIII съезду, когда претензии на власть «в нештатном режиме» заявила группировка Чжоу Юнкана — Бо Силая, во многом стоявшая на позициях «культурной революции». И поскольку на расхожем, бытовом уровне с социализмом нередко путалась именно она, то ее поражение было интерпретировано как «победа неокапиталистических сил». Представляется, что сторонники таких подходов и в КНР, и в России, где их неизмеримо больше, даже если они считают себя коммунистами, в коммунизме мало что понимают и не знают историю собственной советской Компартии. Как в СССР победа И. В. Сталина над троцкизмом была продолжением ленинского курса суверенного развития, свободного от участия в системе глобального капитализма, так и в КНР победа Си Цзиньпина над упомянутой группировкой «новой банды четырех» стала отрицанием не социализма, а его перегибов. И обеспечила Китаю подлинный суверенитет, идеологическим эквивалентом которого выступает формула социализма «с китайской спецификой», подкрепленная ленинским тезисом своеобразия социалистических революций в незападных странах. С позиций этого безусловного суверенитета КНР и осуществляет сегодня экспансию в глобальные институты, которая имеет целью навязать глобальному капитализму борьбу в его собственном логове.

Но почему так вдруг актуализировалась эта тема? Двух мнений быть не может: в Пекине не переоценивают «первого этапа» торгово-экономического соглашения с США, основные параметры которого согласованы в конце прошлого года, а подписание намечено уже на нынешний. Китайское руководство понимает, что столкновение с Вашингтоном — долгоиграющий фактор внутренней и внешней политики, который коренится в восприятии американской элитой Китая как угрозы США прежде всего ввиду эффективности его планово-рыночной системы, которая обладает несомненными достоинствами по сравнению с американской частной экономикой. И именно поэтому возникла необходимость объяснить населению преимущества социализма, ибо, развиваясь, Китай никогда не упускает из виду печальный опыт СССР, где такая работа в последние годы практически не велась, и население в своей основной массе поддержало антисоветский поворот к реставрации капитализма. В англоязычном издании The Global Times, газеты, издающейся центральным органом КПК «Жэньминь жибао», но отличающейся определенной самостоятельностью в выборе и освещении раскрываемых тем, на днях появилась редакционная статья «Капитализм теряет привлекательность для китайцев». В материале особое внимание привлечено как раз к системным преимуществам социализма, но не только, ибо авторы касаются как классово-идеологического, так и цивилизационного позиционирования КНР в мире.

Первый и весьма убедительный своей наглядностью тезис статьи — ограниченность и эксклюзивность преуспевания при капитализме, который обеспечивает быстрое развитие только для узкого круга стран, а многие отстающие ввергает в хаотизацию. Приводится пример Индии, которая на заре своей независимости, полученной практически тогда же, когда в Китае была провозглашена КНР, находилась примерно на одинаковом с ней уровне экономического и социального развития, а сейчас отстает, причем, существенно.

Ключевым следует признать второй тезис, комплексное изложение которого выглядит следующим образом: «Мы живем в высоко идеологическом мире, где политическая система — это базовая структура, разработанная каждой страной, причем, конкуренция между государствами высвечивает отрицание политических систем друг друга, превращая их в инструмент борьбы». У этой достаточно глубокой мысли несколько срезов. Главный: политическая система любой страны отражает с помощью идеологии ее цивилизационные особенности, институционально оформляя единство нации перед лицом вызовов со стороны других стран и цивилизаций. Из этого следует, что социализм отвечает цивилизационному коду китайского народа, обеспечивая эффективное развитие, позволившее в короткие по историческим меркам сроки существенно сократить отставание и почти догнать ведущие капиталистические страны. Которые, как подчеркивается в статье, «заморозили» свои политические системы, превратившиеся в тормоз развития. Эквивалентом тупика, в котором оказался Запад, в материале The Global Times справедливо называется приверженность Запада модели «конца истории». Которая, добавим, связана не только с одноименным, исполненным внутренних противоречий, произведением Фрэнсиса Фукуямы, от которого он сам неоднократно то отказывался, то к нему возвращался. А с изоляцией Запада от остальных мировых цивилизаций, ибо ни одна из них, в отличие от Запада, концепцию «конца истории» не выдвигает и не продвигает.

Трудно не увидеть здесь прямого указания на тупик капитализма и его обреченность во всемирно-историческом плане. Причем, навязывая капитализм в глобальном масштабе, США и Запад сами себя загнали в ловушку. Концептуальная власть там принадлежит крупной олигархической буржуазии, точнее, ее сплаву с черной аристократией и секуляризованными кругами Ватикана. И все идет к тому, что попытка ответить на вызовы времени, предъявляемые быстрым ростом незападных стран, прежде всего Китая, приведет к перегрузке западных политических систем, которые не могут ни отказаться, ни даже скорректировать олигархические интересы, ибо находятся под их полным и всеобъемлющим контролем. В этом плане весьма наглядным является пример США: несмотря на популистские инаугурационные заявления о «возврате власти народу», дальше слов дело не пошло. Разрываясь между предвыборными обещаниями и реальностью, Дональд Трамп все более обнаруживает несостоятельность в их сочетании между собой, и не по причине собственной слабости, а ввиду того, что согласовать их без применения социалистических методов планирования и подчинения им рыночной стихии попросту невозможно. Частная форма присвоения себя исчерпала, но поменять ее на общественную естественным путем, обычными средствами не получится. Ибо это означает спилить сук, на котором сидит и правит олигархический капитализм. И именно поэтому лозунги о реиндустриализации и возврате в США из стран Востока промышленных производств повисают в воздухе, а там, где они возвращаются, это не ведет к созданию новых рабочих мест для американцев, ибо хозяева пользуются передислокацией для их роботизации, заменяющей человека машиной. Как «овцы съели людей» при мануфактурном производстве, так сейчас людей «едят» роботы, а частная форма распределения не обеспечивает социальной справедливости научно-технического прогресса, выгоду от которого получают единицы, а страдают, теряя работу, сотни тысяч и десятки миллионов.

Китайская модель социалистической рыночной экономики, говорится в статье, состоит в том, что тактика рынка ограничивает свою компетенцию распределением и перераспределением ресурсов (на это обратил внимание и Си Цзиньпин в докладе XIX съезду КПК в октябре 2017 г.). В то же время макрорегулированием всей системы занимается государство, и рыночные субъекты частной инициативы подлежат этому регулированию в той же мере, что и государственные. В материале подчеркивается приверженность именно социализму патриарха китайской политики реформ и открытости Дэн Сяопина, чей пассаж относительно «неважности цвета кошки» для «ловли мышей» интерпретируется комментаторами однобоко и с капиталистических позиций. Ядром социалистической системы, повторим это еще раз, теперь в привязке к тому, о чем пишет The Global Times, именуется общественная собственность на средства производства, удельный вес которой в экономике КНР, и без того запредельный, во времена Си Цзиньпина продолжает укрепляться. Это и понятно: созидательная инерция развития укоренилась, государство в Китае окрепло, а экономика и технологии развились настолько, что актуальность НЭПа снижается. Реализация же задач следующего этапа после строительства к 2021 году общества «среднего достатка», нацеленных в 2049 год, к столетию КНР, когда страна должна достичь уровня высокоразвитой социалистической державы, связана с консолидацией управления. И не случайно, что этот вопрос совсем недавно, в октябре 2019 года, обсуждался пленумом ЦК КПК. Вместе с этим, восстановление единства страны, связанное с принципом «одной страны — двух систем», а также участие КНР в международном разделении труда в рамках курса реформ и открытости требует сохранения многоукладности. Одновременно это повышает требования к управлению динамикой развития. И как следует из статьи, в партийно-государственном руководстве это осознается.

В упомянутом докладе Си Цзиньпина на XVIII съезде КПК (2012 г.) были отмечены три основных узких места рынка:

Сам факт помещения в The Global Times этой статьи в настоящее время показывает, что теоретическая дискуссия в руководстве партии и страны не прекращается, продолжая обеспечивать стремительное развитие Китая. И торгово-тарифная война с США, в которой достигнуто скорее всего лишь временное перемирие — лишь один из факторов, углубляющих эту дискуссию и повышающих уровень ее ответственности. Другой, еще более важной стороной является разработка того, что в концептуальном управлении именуется исторической перспективой. Стратегический рубеж 2021 года по сути уже достигнут; но раньше того, чем об этом будет объявлено во всеуслышание, без раскачки, формируется повестка следующего этапа, который будет запущен уже на следующий день после подведения итогов, которое в Пекине приурочат к столетию КПК. Именно в этом залог успехов КНР, обеспеченных постоянным творческим обновлением марксизма, соединяющим теоретические достижения с практикой социалистического строительства.