Выступая на сессии Международного дискуссионного клуба «Валдай», министр иностранных дел России Сергей Лавров прокомментировал тезис о возрастающей роли религиозного фактора.

Avvenire.it
Папа Франциск и патриарх всея Руси Кирилл

«Что касается религиозного фактора и того, насколько он сейчас вплетается в современную политику, знаете, он очень плотно вплетается и, к сожалению, в весьма деструктивном ключе, — заявил Лавров, отвечая задавшему вопрос участнику. — Когда в мире множатся страдания и тяготы, у человека появляется совершенно естественное стремление к чему-то духовному, он хочет испытать какую-то надежду. Религия здесь, безусловно, дает отдушину, отдохновение и надежду на будущее для себя, своих близких и родных. Считаю, что эту роль религии Русская православная церковь вместе с братскими православными Церквами, Ватиканом, Римско-католической церковью стремится выполнять весьма активно. Мы, как вы сказали, тесно сотрудничаем именно в том, чтобы использовать религиозные чувства для продвижения согласия и разрешения конфликтов».

Глава российской дипломатии противопоставил наш подход действиям «американских коллег». Он напомнил о работе Государственного департамента США, чьи представители публично требуют, чтобы все православные Церкви признали «незаконную, неканоническую т. н. Православную церковь Украины». И это является «навязыванием политически мотивированных решений религиозным общинам. Ведь пока никто из православных Церквей не побежал за решением Фанара, которое было продиктовано известными политизированными причинами, и не признавал Православную церковь Украины». Как заметил Лавров, «тот диалог, который был начат святейшим патриархом и папой Римским, мог бы быть продолжен именно с точки зрения того, чтобы ограждать религию от любых политических игр, тем более игр, которые разворачиваются в регионах, где идут конфликты и разразились кризисы».

Диалог, о котором упоминает министр, относится к встрече в Гаване патриарха Московского и всея Руси Кирилла и папы Римского Франциска, которая состоялась в феврале 2016 года. По итогам ее было принято совместное заявление, в нем затрагивались проблемы как исхода христиан с Ближнего Востока, так и гражданской войны на Украине. Политизация религии в то время относилась в основном к Ближнему Востоку, что касается Украины, то там она присутствовала в заметно меньшей степени. До апреля 2018 года, когда украинский президент Петр Порошенко и константинопольский патриарх Варфоломей пошли на разрушение церковного статус-кво. Фанар провел двухходовую операцию: сначала отменил свое решение 1686 года о передаче Киевской митрополии в ведение Русской церкви, определив ныне существующую Украинскую православную церковь Московского патриархата «яко не бывшую», а затем предоставил томос об автокефалии новосозданной Православной церкви Украины, созданной из непризнанных православных украинских Церквей.

Получить «свою» национальную Церковь мечтали многие украинские политики, но до прошлого года это им не удавалось. Что же изменилось? Видимо, как раз то, что в Госдепартаменте США «вдруг» проснулся интерес к православию. Его стали чувствовать не только на Украине, но и в Турции, Греции и Грузии. Американские дипломаты начали активно встречаться с православными иерархами, не считаясь с тем, каков их канонический статус. Из последнего знаковым можно назвать визит государственного секретаря США Майка Помпео в Северную Македонию, где в городе Охрид он встретился с главой непризнанной Македонской православной церкви архиепископом Охридским и Македонским Стефаном (Веляновским). Эта Церковь надеется, что она станет следующей, которой Фанар предоставит томос об автокефалии. А Лавров в своем ответе также говорил и о давлении американцев на православные Церкви на Ближнем Востоке и Севере Африки и попытках «раскалывать отдельные православные Церкви в регионе».

Проблема в том, что православные Церкви, не все, конечно, некоторые, но поддаются давлению. И это ставит вопрос, можно ли считать их стратегическими союзниками. Фактически, и до Первой мировой войны между православными Русской церковью и Константинопольским патриархатом существовало немало конфликтных ситуаций, как на Ближнем Востоке, так и на Балканах. Эти недоразумения активно эксплуатировали многие местные силы, церковные и политические, выбивая преференции то у России, то у Константинополя. Сегодня история повторяется. Однако, в отличие от предыдущего опыта, иначе выглядит диалог Московского патриархата и Святого престола. Ватикан уже не «враг», не «проклятый латинянин». С ним можно договариваться, снята проблема досаждавшего некогда прозелитизма, что, кстати, в чем-то способствует миссии Русской церкви и открытию ею своих представительств в тех регионах мира, где доминируют католики.

Переосмыслить католическо-православные отношения, столько веков считавшиеся плохими, быстро не получится. Но начинать делать это надо. Альтернативой является замыкание и изоляция, к чему призывают иные ревнивые активисты. Они требуют от РПЦ объявления Константинопольского патриархата «еретическим» (а такого рода действия забивают гол и в собственные ворота) и одновременно жесткого дистанцирования от Святого престола, избирая предлогом самочинную политику Украинской греко-католической церкви. Между тем Ватикан до сих пор соблюдал условия, которые по итогам Гаваны взял сам на себя. Равно как папа Франциск показывает, что, в отличие от православных Церквей, его понтификат способен отражать напор Вашингтона, то есть ограждать религию от политических игр, о чем говорил российский министр иностранных дел.