G20: лидеры не передрались, и это уже хорошо
Прежде чем касаться итогов встречи G20 в Осаке, стоит напомнить, что вообще такое это G20, и почему к нему приковано столько внимания. Хотя официально считается, что регулированием всех международных вопросов занимается ООН, вскоре после крушения СССР она стала быстро терять реальную власть. Потому что, по сути, с самого начала являлась не самостоятельной и самодостаточной силой, а лишь технической надстройкой для формализации процесса разрешения споров между ведущими странами относительно мирным путем.
Со временем (после распада СССР) ее структура стала чрезмерно забюрократизированной и тенденциозной. Особенно после раздувания значимости всяких разных лимитрофов, в конце концов ставших публично возмущаться — почему это всё решает только Совет Безопасности, в который на постоянной основе входят только пять стран: Россия, Китай, Франция, Британия и Соединенные Штаты? Попытка из вежливости расширить присутствие всех прочих закончилась лишь еще большим падением общей эффективности работы Организации в целом.
Распад Советского Союза позволил лидерам Западного мира попытаться переформатировать структуру геополитического управления. Вместо 193 членов Объединенных Наций серьезные вопросы должны были решать только те, от кого в этом мире действительно зависит всё. Так началась история встреч «больших и важных», обозначаемая латинской буквой G. Их сначала, в 1991 году, было семь — Британия, Германия, Италия, Канада, США, Франция и Япония, — отсюда и название (Group of Seven «Группа семи» или G7).
Стоит отметить, что руководители промышленных кругов ведущих экономик собирались во французском Рамбуйе еще с начала 1970 года, но тогда речь шла о чисто деловом частном европейском междусобойчике. Позднее туда стали приглашать представителей Японии, тем самым расширив шестерку до семерки. Но главное в другом — с 1991 года встречи G7 стали не просто публичными, их начали официально позиционировать как новый формат для решения всех важнейших международных экономических и политических (!) вопросов.
В течение 1991−2002 годов на приставной стульчик туда пустили и Россию, красиво обозначив формат как «7+1». Что-то вроде «настоящие хозяева и папуасский царек». Смешно, конечно, однако приходится, ибо у него пока сохраняется большая ядерная дубина. Одно время формат даже называли G8, но потом Москву из клуба типа серьезных людей исключили, и он опять вернулся к привычной семерке.
Хотя формально G7 продолжает существовать и по сей день (8−9 июня 2018 в Канаде состоялся 44-й саммит, на котором даже случилось несколько курьезных скандалов), позднее, в 1999-м, «хозяевам мира» таки пришлось признать очевидное и несколько подвинуться, включив в круг «членов клуба» и ряд других стран.
Сначала туда пролезли 33 государства, потом их осталось 22, чтобы в итоге окончательно остановиться на двух десятках, в руках которых находится 85% мирового ВВП и не менее 75% совокупной международной торговли. Вполне логично, что мнения любой другой страны или даже группы государств на этом фоне влияют не особенно сильно.
Таким образом, саммит «Большой двадцатки» — это не просто протокольное собрание глав некоторых государств, а действительно площадка для решения серьезных вопросов, своей эффективностью превышающая ООН. От того, к чему они там придут, до чего договорятся и какие моменты затронут, будет зависеть не только всё происходящее на планете в течение ближайшего года, но и складываться итоговая результирующая всех (экономических, политических и военных) факторов в мире.
Именно с этой точки зрения следует оценивать итоги саммита G20, завершившегося в Осаке. В том числе очевидный факт полного отсутствия каких бы то ни было прорывных результатов.
Описывая итоги встречи, Владимир Путин констатировал, что говорили там много, обсуждали все актуальные вопросы, встречались в самых разных форматах, но на выходе констатировали всего четыре итоговых результата. Надо реформировать ВТО. Надо реализовывать Парижские соглашения по экологии. Надо совместно бороться с негативной и террористической информацией в интернете. Надо совместно развивать цифровизацию экономики и искусственный интеллект.
Понятно, что после столь представительного шоу вернуться вообще ни с чем лидеры ведущих стран решительно не могли. Особенно после громкого провала в итогах прошлогодней встречи.
Другой вопрос, что на самом деле именно отсутствие результатов является главным доказательством достигнутого успеха. Ибо альтернативой стало бы углубление раскола между блоками и группами стран с перспективной неизбежного выхода на предельно поляризованные принципиально непримиримые позиции, разрешить конфликт которых без прямой войны невозможно абсолютно. А что такое полноформатная горячая война между современными промышленно развитыми государствами — сегодня никому объяснять не нужно.
К счастью, удержаться удалось. Более того, получилось даже чуток отодвинуться от края пропасти, но расхождения во взглядах и подходах складывающихся центров силы остались по-прежнему значительными. Бог с ней, с экологией. Степень влияния промышленности на климат по сей день вызывает множество споров даже внутри научного сообщества. По множеству оговорок, прорывавшихся у лидеров во время коротких интервью «на ногах», ключевыми для обсуждения в двустороннем формате (и это (двусторонний формат обсуждения) явная тенденция, усиливающаяся от саммита к саммиту), являлись совсем иные вопросы.
Их полный перечень сейчас пока составить сложно. Слишком мало времени прошло и слишком немного выступлений состоялось. Но даже по имеющимся на данный момент сведениям понятно, что камнем преткновения стали транснациональные корпорации, выработка новых механизмов и стандартов международной торговли, реорганизация ВТО как своего рода высшего, но ничейного, арбитра, противодействие протекционизму и признание границ зон интересов.
Судя по тому, как стойко не только Путин, но и другие лидеры в своих оценках называют прошедшие переговоры именно консультациями, напрашивается очевидный вывод о том, что их суть свелась к обозначению позиций и расстановке критичных маркеров в стиле «осторожно, мины».
Можно ли было ожидать чего-то большего? Очень вряд ли. Для большего требуется фундамент, а он сейчас отсутствует. Точнее, он только начал складываться. Например, плотность графика встреч президента России наглядно показывает критичный дефицит с изолентой у сторонников изоляции РФ от остального мира. Судя по числу и формату переговоров Владимира Путина на G20 в Осаке, в Японии произошло как раз восстановление порушенных санкциями отношений. Пока на уровне общения глав государств, но дальше следует ожидать и публичных решений. Хотя и переусердствовать в ожиданиях тоже не стоит.
Впрочем, соглашения, подписанные по итогам переговоров Путина и Цзиньпина, показывают явный позитивный сдвиг в нужном направлении. В особенности касательно договора о расчетах в национальной валюте, минуя доллар во взаимной торговле. Хотя еще год назад Пекин от практических шагов по его воплощению уклонялся. Появились какие-то факторы, которые подтолкнули Пекин к более тесному торгово-экономическому сотрудничеству с Россией.
В общем, и дедолларизация пошла. Как и процессы сближения стран АТР с РФ тоже. На совместной пресс-конференции по итогам мероприятия российский президент и японский премьер-министр, кроме собственных выступлений, еще засвидетельствовали подписания приличной пачки важных двусторонних экономических соглашений между компаниями. То есть при всех существующих раздорах Япония тем не менее постепенно на сближение с РФ идет. А это значит, что из-под контроля США она тихой сапой ускользает.
И вот таких на первый взгляд мелочей в материалах со встречи глав ведущих государств в Японии оказалось много. Другой вопрос, сейчас требуется выдержать паузу, чтобы посмотреть, какие из них и во что конкретно выльются. Потому как говорить можно много, а объективная реальность остается такой, какой сложилась. Хоть Вашингтон с Пекином и договорились снова сесть за стол торговых переговоров, в действительности весь доступный контент стороны уже выбрали. Предложить в позитивном ключе больше им друг другу уже нечего, кроме возвращения на исходные позиции.
Это особенно неприятно для США. В результате начатой Трампом торговой войны с Китаем за два года свое производство полностью свернули 40% работавших там американских ТНК. Успех? Нет. Потому что лишь 7% из них «вернули заводы в Америку». Остальные просто перебазировались в другие страны Третьего мира, находящиеся за границей фокуса американо-китайской торговой войны.
Более того, даже корпорация Apple заявила о начале вывода из США своего производства ноутбуков — единственного товара, полностью собиравшегося в Америке. Причины руководство называет разные, в том числе системные (проблема с рабочей силой и дефицит достаточно высококачественных подрядчиков), но для Белого дома ключевым становится сам факт бегства, а не объяснение его причин.
А всё вместе означает неспособность гегемона обеспечивать былую политическую, финансовую и экономическую стабильность мира. Он изначально строился строго моноцентричным, с единственным победителем в международной конкуренции, а значит, и единственным определителем правил и основ. Ну и, конечно же, единственным мировым жандармом.
Расширяющийся круг американских проблем затрагивает всё более расширяющийся список отраслей и областей, в конечном итоге выливаясь в нечто вроде перебоев подачи электричества на современное роботизированное производство. Вне зависимости от причин, для владельцев заводов это серьезная проблема, требующая надежного системного решения. Вот его лидеры сейчас и ищут, очень стараясь не свалиться в войну.