Третья мировая война: «невидимый» конфликт, который уже ведется

Не секрет, что коллективный Запад — мастер дипломатического лицемерия. И если Британии и США выгоднее не афишировать конфликт, это вовсе не означает его отсутствие.

Так, в первой половине XX века под молчаливое согласие Европы и США шло вторжение фашистской Италии в Эфиопию, Испанская война, раздел Чехословакии, аннексия Австрии, Финская война, вторжение Японии в Китай, итало-греческий конфликт и так далее. Однако до тех пор, пока немецкую машину гитлеровской Германии не удалось повернуть против СССР, мировой войной конфликт не назывался.

Сегодня кибернетические операции, гибридное воздействие, рукотворные смены режимов, бесконтактные атаки дронов, тотальная разведывательная деятельность и большие данные, собирающие информацию обо всех, являются аналогичной частью Третьего мирового конфликта, и с 1991 года, под ширмой демократии и распространения «свобод» костер этой войны лишь раздувается.

Начавшись с насильственного раздела Югославии, он дополнился «Революцией роз» в Грузии, «Пурпурной» революцией в Ираке, «Оранжевой революцией» на Украине, «Тюльпановой» революцией в Киргизии, «Революцией кедров» в Ливане, «Шафрановой» революцией в Мьянме, «Сиреневой» революцией в Молдавии. Длинным перечнем переворотов в рамках Арабской весны, а это такие страны, как Тунис, Ливия, Египет, Йемен, Сирия, Бахрейн, Алжир, Ирак, Иордания, Марокко, Оман, Кувейт, Ливан, Мавритания, Саудовская Аравия, Судан и Западная Сахара.

Затем последовала попытка «Жасминовой» революции в Китае в 2011 году, гражданская война в Сирии, попытка «Болотной» революции в России в 2012 году, Евромайдан на Украине, «Уксусная» революция в Бразилии, еще одна попытка переворота в Китае, но уже через Гонконг, первый кризис в Венесуэле в 2017 году, политический кризис в Южной Корее, и, наконец, современное давление против Каракаса и Мадуро.

Военные действия Запада также множили нестабильность по всему миру. В Персидском заливе, при вторжении на Гаити, при первых массированных ударах по Сербии, во время полноценных бомбардировок Югославии, в период так называемой «борьбы» с терроризмом в Афганистане, области Африканского рога, в Северном Пакистане, Ираке, Йемене, Ливии, Сирии и так далее.

Сегодня США и Британия всё также раздувают мировой конфликт, но уже в другой плоскости. С 2015 года и прихода России в Сирию, после восстановления Кремлем стратегического паритета в 2018 году и укрепления тандема Москва — Пекин, классические методы США уже не работают.

В итоге пока на поле глобальной политики, военной силы, высоконаучных областей, в формате мирного атома, космоса и так далее Россия успешно выправила противостояние с США (аналогично поступил и Китай в экономической сфере), в вопросе цифровой колонизации и информационно-психологической пропаганды, все оказалось не так просто.

Весь вышеописанный список провокаций и переворотов велся в одном ключе — на первом этапе информационное поле государства захватывалось англосаксонскими информационными монополиями. В аспекте социальных платформ — силами Google и Facebook, в разрезе физической базы — другими IT-гигантами. На втором этапе, за агрегаторами новостей, поисковиками и социальными сетями в целевую страну приходили те, кто призван был заполнить их «правильной» информацией — «оппозиционные» СМИ с иностранным финансированием, НКО, купленные «лидеры мнений» и так далее. На третьем этапе режим беспрепятственно «меняли».

Китай же, закладывающий в основу своей политики копирование и изучение чужого опыта, а также Россия, на личном примере знающая цели и методы США, заранее предугадали надвигающиеся тенденции. А потому озаботились не только обороной в военном ключе, но и созданием собственных социальных сетей и сервисов с целью не допустить захвата социумов через информационную сферу.

В 2005 году, в КНР было создано два аналога главного двигателя «цветных» революций Facebook — социальная сеть Renren и крупнейшая в Китае соцсеть Qzone, в 2009 году к ним присоединилась копия микроблогов Twitter — Sina Weibo. В 2006 году в России, также была создана своя социальная сеть «Одноклассники», а спустя несколько месяцев и «ВКонтакте». Аналогом YouTube в Китае стал видеохостинг Youku, в России — целый пул видеохостингов поменьше.

Вместо Google у КНР появился Baidu, четыре из пяти китайских поисковых запросов теперь осуществляется через эту систему. В России, соответственно, возник «Яндекс». Аналогом платежной системы PayPal в Китае стал AliPay, в России — «Яндекс.Касса» и «Яндекс.Деньги». Аналогом WhatsApp — WeChat и так далее.

То есть в целом Москва и Пекин создали собственные аналоги для большинства западных систем цифровой инфильтрации — сервисы такси, системы доставки грузов и многое другое, успев таким образом защитить себя от тихого «захвата».

В итоге, пока по компьютерам пользователей по всему миру беспрепятственно шагал Google и Facebook, Россия и Китай оказались единственными, кто имел весомые альтернативы. Как следствие, «Болотная» революция в России в 2012 году провалилась, как провалилась и попытка инициации «Жасминовой» интернет-революции в Китае. Далее КНР пошел по жесткому сценарию «советского» формата — по пути полных запретов и ограничений, Россия же остановилась на этапе точечного противодействия с целью не повторения ситуации позднего СССР.

Когда в 2011-м, а затем и в 2014 году протесты в различных городах КНР и в Гонконге оказались скоординированы через принадлежащий Google видеохостинг YouTube, микроблоги Twitter, соцсети Facebook и Instagram, КНР приняла жесткие меры. Причем в первую очередь, дело было в том, что Google еще в 2006 году обязался блокировать доступ жителям КНР к сайтам с политически-некорректным, с точки зрения китайских властей, содержанием. А вместо этого сам оказался куратором антикитайских протестов. И если Россия в аналогичной ситуации ограничилась переносом дата-центров и серверов, а также законом о национальном интернете, Китай поступил не так.

C 1 марта 2015 года в КНР был принят закон, согласно которому все аккаунты в соцсетях, микроблогах, форумах и на других сайтах должны были регистрироваться с указанием реальных паспортных данных. Анонимность стала считаться преступлением. «Золотым щитом» («Великим китайским файрволом») был заблокирован Google и все его сервисы, Twitter, Facebook, Instagram, YouTube, Yahoo, Flipboard, LiveLeak и другие. Новостные порталы — New York Times, Bloomberg, BBC, Wall Street Journal, Norwegian Broadcasting Corporation, Reuters и прочие. Ресурсы НКО формата Amnesty International и «Репортеры без границ», а также проамериканские региональные медиа.

Даже «Википедия», которую бесконечное множество раз уличали в переписывании истории на выгодный для Запада лад, в КНР выборочно блокируется, а вместо нее функционирует энциклопедия Hudong.

До 2015 года в рамках государственной программы речь шла только о блокировке. То есть китайцы могли заходить на заблокированные сайты серыми методами, не опасаясь реального преследования. Однако после попытки революции через Гонконг официальный Пекин начал охоту и за VPN-сервисами.

Теперь в КНР работает обязательная регистрация по паспорту практически везде, в том числе в интернет-кафе, при покупке телефона или подключении к сети Wi-Fi (подтверждение через смс-код). С 1 мая 2017 года даже для регистрации в онлайн-играх пользователи обязаны указывать свои реальные данные с удостоверения личности.

История нашей страны показала, что полные запреты такого рода себя не оправдывают, но вместе с тем мы имеем двойственную ситуацию. Пока КНР полностью изолировал свою сеть от внешнего мира, а США через системы алгоритмов фильтрации соцсетей блокируют любую альтернативную (в том числе российскую) точку зрения, на аудиторию в Рунете влияют все, кому не лень.

Целые армии анонимных русскоговорящих «троллей», нанятых в рамках Когнитивной стратегии, не особо скрываясь пишут под масками российских жителей. Снимают позитив с любой серьезной статьи или видеоматериала, множатся в лентах общения влиятельных новостных, социальных и развлекательных площадок, продуцируют негатив и подрывают моральный дух общества.

В итоге, если в КНР за счет паспортного входа отсеивается аналог «русских» прибалтов, «русских» украинцев и прочих работающих в российской сети «псевдороссиян», а в западных соцсетях блокируется альтернатива под предлогом «информационной войны с Россией», в нашем информационном пространстве наблюдается «гуляй-поле».

Для сравнения, порядка двух миллионов китайцев занимаются в китайском сегменте сети только тем, что мониторят высказывания в соцсетях по поручению правительства. Так называемые «контролеры контента» не обращают внимания на отдельных людей, но выискивают структурную критику, которая в виду скоординированности действий могла бы быть результатом чьей-то манипулятивной деятельности по подрыву страны.

Насколько это оправданно? Наполовину. С одной стороны, полный запрет решает проблему сиюминутно, с годами лишь усугубляя её, однако, с другой, в пользу выборочных запретов выступает ведущаяся смена технологического уклада.

Дело в том, что Big Data (Большие данные), или, проще говоря, данные о цифровом следе людей, их покупок, запросов в поисковиках, маршрутов прогулок со смартфоном в кармане, сохраняются в любом случае. Вопрос лишь в том, в чьем кармане окажется эта информация. Китай, блокируя западные сервисы, заявил, что не желает отдавать «базу данных о китайских людях чужому государству», Москва же ради спокойствия граждан согласилась пойти на этот компромисс.

Тем не менее у всего есть свои границы, и если частное производство в России практически полностью управляется западным программным обеспечением, то это уже не вопрос комфорта, а аспект безопасности.

Благодаря иностранному программному обеспечению Запад видит не только, сколько и чего производит наша страна, но и что требуется обществу, в каких масштабах потребляется и каким образом продается. Как следствие, в случае введения очередных санкций такая информация не только покажет, какие предприятия должны подпасть под запреты, но и какого уровня давление должно быть оказано, чтобы вывести на улицы людей.

В отдельных случаях, как это уже бывало с историей вокруг Крыма, такая ситуация позволяет дистанционно останавливать целое производство, а сложные станки с программным управлением, даже будучи собранными в России, российские заводы не имеют права даже передвигать. Мало того что они непрерывно рапортуют производителю, сколько продукции выпустили, так еще и несъемные GPS-трекеры блокируют работу в случае малейшего несогласованного перемещения.

Банковская сфера также в значительной мере управляется извне и до введения национальной платежной карты «Мир», а также скорого внедрения аналога «Свифт», через сервисы и транзакции «Виза» и «Мастеркард», давала Западу возможность видеть страну насквозь — все зарплаты, все покупки и все платежи.

Все это в совокупности и есть невидимая Третья мировая война, с той лишь разницей, что ведется она в информационно-психологической и кибернетической сфере.

К счастью, конфликт дает нашей стране и преимущества. Без нынешнего антироссийского и антикитайского влияния у нас бы не было карты угроз. Еще несколько лет назад пятая колонна в России всеми силами подталкивала страну «немедленно» ввести интернет-вещей, открыть сетевые границы, подключиться к системе западного «небесного интернета» и многому другому, подразумевая под этим то, что инструментарием должны стать западные стандарты и программное обеспечение. Якобы вопрос стоит настолько остро, что стране нужны готовые, то есть чужие технологии вместо своих.

Теперь же, после диких историй вокруг санкций, турбин Siemens в Крыму, Facebook‑ и Twitter-переворотов, истории вокруг Huawei и угроз «отключения» России от «Свифт» и интернета, всё это позволило перенаправить развитие отрасли из ниши цифровой колонизации, в цифровизацию на благо страны. На импортозамещение железа и софта.

Пока в этом деле преуспели лишь три страны — США, Китай и Россия, и если у Москвы есть лучшая в мире сфера информационной безопасности, а также первоклассные программисты, а у КНР имеется вся произведённая цепочка «железа», для обороны в новом типе войны у нас открывается не только идеальный симбиоз, но и неплохие шансы.