«Почему Маркс был прав»: несбывшаяся утопия капитализма
Дивный новый мир не наступил. При всех разговорах об эффективности капитализма, о развитии и прогрессе — к XXI веку мы так и не видим каких-либо перспектив в победе над бедностью, освобождении людей от тяжёлого труда, создании им условий для творчества и самореализации. По оценкам Всемирного банка, треть планеты живёт в нищете. Если же говорить об «этической черте бедности» (уровне жизни, необходимом для достижения ожидаемой продолжительности жизни в 70 лет), то за ней оказывается ⅔ человечества.
При этом даже на уровне риторики власть имущие не обещают нам существенных перемен к лучшему. Мир трещит по швам: развитие капитализма уперлось прямо в «экологию», ресурсы Земли, и теперь его идеологи говорят только об ограниченном, «устойчивом» развитии. А порой — и вовсе констатируют «конец истории»,
На деле же мы видим скорее борьбу за выживание, чем борьбу за всеобщее благоденствие: кризисы, сворачивание «социалки», рост цен, «затягивание поясов», попытки сделать страны «снова великими», спасение банков и пр., и пр. Исследователи из Oxfam отмечают, что позитивные изменения (та же борьба с бедностью) сосредоточены в «социалистических» странах, вроде Китая (хотя неравенство расцветает и там), а не в чисто капиталистических.
Капитализм оказался самой большой современной утопией. Его реальность — скудость, тяжкий труд, подавление и эксплуатация, особо возмутительная при сегодняшнем развитии науки и техники. Потребовался крах СССР и мировой поворот «вправо», чтобы люди начали приходить к этой мысли. А значит, и обратились к самой фундаментальной критике капитализма — марксизму. «Ренессансу» последнего посвящена книга британского профессора Терри Иглтона с говорящим названием: «Почему Маркс был прав».
В ней Иглтон отвечает на 10 частых возражений против марксизма, от отрицания классов до греховной сущности человека. Профессор одновременно спорит и с антикоммунистическими мифами, и с вульгаризацией Маркса, и с советской версией социализма. Впрочем, Иглтон старается не просто доказать «неправильность» той или иной точки зрения, но и вскрыть её основания, найти тот «огонь», без которого не бывает «дыма». Его книга — скорее апология, введение в «хорошо забытое старое» для западной аудитории, которая не обходит «неудобные» вопросы, но и не пытается их сразу разрешить.
Для Иглтона Маркс — не гадалка и не мечтатель-утопист, какими являются сегодняшние капиталистические «аналитики», всматривающиеся в нутро системы и прогнозирующие, что в ближайшие 10−20 лет ничего не поменяется. Немецкого философа в книге сравнивают с пророком: он обличает разложение и продажность существующего мира, но утверждает, что в нём есть ростки добра и надежды на совершенно новый мир. Марксизм — не описание будущего общественного устройства, а учение о том, как расчистить место для прихода чего-то ранее не виданного и не возможного.
Революция у Маркса — не требование кровавого свержения нынешних властителей, а убеждение в том, что систему можно не только «эволюционировать», подрихтовать, немного «улучшить» — а ещё и резко изменить, осуществить качественный прыжок в будущее (настолько радикально новое, что оно почти не поддаётся описанию). «Махровыми фантазёрами» Иглтон называет тех, кто верит в невозможность принципиальных, масштабных изменений в обществе.
Кажущийся «закат» марксизма в 1970-е годы профессор связывает не с какими-то прорывными положительными изменениями в капитализме. Наоборот, он связан с отчаянием и слабостью, неверием в свои силы перед могуществом империализма. Эти годы — период «отката» капитализма в дикость и варварство: «либерализация» экономики, неоколониализм, разгром рабочего движения, неготовность к борьбе левых. На опыт СССР смотрели скептически, но распад советского блока с последующими «шоковыми реформами» и разорением отделившихся стран оказался ещё более деморализующим. У людей началось что-то вроде «Стокгольмского синдрома», проснулось стремление «смириться» с капитализмом. Жить с которым, впрочем, становится с каждым годом всё сложнее.
Как капитализм не утратил черт, роднящих его с мрачными системами прошлого — господства и богатства немногих при бедности и тяжком труде многих, так и сам человек сохраняет в себе противящиеся этой несправедливости «родовые» черты. Для Маркса важно было показать, что человек по своей природе нуждается в свободном труде: с начала истории и с самого детства человек не просто «впитывает» и «наблюдает», а изменяет окружающий мир, действует, трудится в нём. Его язык, мышление, психика, материальное благополучие — всё строится на активном действии, труде. Сделать труд несвободным, подчинить его интересам капиталиста, даже противопоставить человека и его труд («работа на дядю», бессмысленная и осуществляемая как повинность) — значит в какой-то мере пойти против самой природы человека.
Капитализм мешает человеку самореализовываться, «отчуждая» (отнимая) у него и результаты труда, и сам процесс труда. Более того, капиталистическая система стремится к стандартизации, стиранию различий: ей нужны эффективные винтики, усердно работающие на отведённом «рынком» узком поле и не «возникающие», а не художники и экспериментаторы, которыми сложно управлять и которые не создают столько прибыли.
Коммунизм должен свести к минимуму и равномерно распределить «необходимый» тяжёлый труд, дав людям свободное время и создав инфраструктуру для творчества, а также перестроив общественные отношения на более коллективистский лад.
Иглтон добавляет, что дети быстро усваивают (в своей семье или через культуру) также и представления о «заботе», о благополучии, радости — и, наоборот, об оскорблениях, порабощении, несправедливости. Нечто основное в этих представлениях сохраняется в людях по всему миру и на протяжении веков, и потому капитализм, попирающий такие «фундаментальные» истины, вызывал и будет вызывать неприятие.
Классовая борьба — это «сражение за грубые и материальные вещи», которые, однако, необходимы для существования и раскрытия духа, интеллекта, творчества в каждом человеке. Людям нужны не только еда и крыша над головой, но и образование, и свободное время, и инфраструктура для улучшения жизни — а всё это материально. С другой стороны, их не должны упрощать и порабощать господа-капиталисты, которым не нужны в офис или на конвейер слишком свободолюбивые и непредсказуемые работники — это как бы идейный уровень, но связан он опять-таки с материальным.
Иглтон указывает, что классовая борьба и раньше велась не между карикатурным рабочим в комбинезоне и буржуа в цилиндре. Так, уже Маркс отмечал рост прослойки менеджеров между капиталистом и работником, предсказывал рост интеллектуальных профессий (что «всеобщее общественное знание» станет производительной силой), а также не считал, что нужно заниматься физическим трудом, чтобы быть причисленным к пролетариату.
От того, что капиталисты переоделись в кроссовки и джинсы, а «классические» фабрики переехали в развивающиеся страны, все описанные выше проблемы никуда не делись. По мнению Иглтона, западное деление на «белые» и «синие воротнички» (интеллектуальных и физических работников) призвано затушевать классовое разделение внутри этих групп: чиновник и горничная в отеле — отнюдь не одно и то же. Современный «цивилизованный» мир оброс массами докеров, грузчиков, мусорщиков, почтовиков, шофёров, работников колл-центров, работников торговли — которых эксплуатируют ничуть не меньше, чем заводских рабочих. Даже дипломированные специалисты всё чаще оказываются в ситуации «невостребованности и экономической необеспеченности». Единственная же их реальная перспектива — потеря работы и маргинализация из-за «оптимизации» и автоматизации. Численность такого «нового пролетариата», по разным оценкам, — от 2 до 3 миллиардов человек.
Читайте также: Почему капитализм против того, чтобы мы строили семью в России
Впрочем, Иглтон несколько обходит проблему выделения из всего стана потенциальных противников капитализма передового класса. Фабричные работники и во времена Маркса не составляли большинство населения, однако борьба за их интересы «естественным» образом приводила к установлению коммунизма: фабрику нельзя было распилить на множество «частных собственностей», она требовала общественного управления, равенства, свободного развития науки и техники и т.д. Сами фабричные рабочие постоянно находились в одном месте, и потому легче могли организовываться для борьбы и коллективного управления. Обладает ли сегодняшний «новый пролетариат», все эти разномастные наёмные работники, аналогичными качествами? Иглтон отмечает только, что при сегодняшнем развитии коммуникации организовываться могут даже жители трущоб. Правда, вопрос — не только в возможности организоваться, но и в готовности данного слоя работников «идти до конца», а не довольствоваться единичным перераспределением собственности, как это было с крестьянами в начале ХХ века.
В конечном итоге обращение к Марксу для Иглтона является не столько вопросом предпочтений, сколько требованием выживания. Детерминизм марксизма сильно преувеличен: хотя материальные условия ограничивают и саму классовую борьбу, и её возможные результаты, они не означают автоматической победы «прогрессивных» сил. Маркс допускал, что всё может закончиться и простым взаимным уничтожением классов — в стремлении увековечить своё господство капиталисты могут уничтожить человечество, вызвав экологическую катастрофу, ядерную войну или воскресив фашизм.
Иглтон считает, что капитализм после кризиса 2008 года и правда подошёл вплотную к краху. Однако в мире не нашлось ни одной достаточно сильной и организованной левой силы, чтобы предложить ему эффективную альтернативу. Теперь же эту «нестабильность» пытаются использовать ультраправые силы: парадоксально, но того же суперолигарха Трампа поддержали во многом рабочие, уставшие от либеральной экономики и старого истеблишмента. Если кризис Первой мировой обернулся и коммунизмом, и фашизмом — то сегодня мы можем оказаться в ситуации, когда на сцену выйдут одни фашисты.
Читайте также: Сможет ли Евросоюз построить капитализм «с человеческим лицом"?
Иглтон верит, что левую альтернативу ещё можно восстановить — тем более, что «отколовшиеся» от марксизма движения, вроде феминизма, антиколониализма, экологизма и расовых движений потихоньку осознают, что для достижения своих целей им нужно объединиться и посягнуть на саму систему. Оптимизм британского профессора хочется разделить: но сегодня как никогда ясно, что «пророчества» Маркса сами собой не реализуются. Недостаточно предсказывать скорую «смерть капитализма» — нужно как можно скорее восстанавливать левый политический фланг, в России и во всём мире. Именно на это и направлена книга Иглтона — хорошо бы, чтобы такая литература чаще появлялась и в нашей стране.