Запад, СССР и белая эмиграция на пути к войне
Правые Франции долгое время сопротивлялись любому сближению с СССР. Для этого они пытались использовать многочисленную «белую» эмиграцию и её организации на территории Третьей Республики. Многие из них не скрывали своей готовности быть в первых рядах противников СССР в случае новой большой войны. Одной из самых крупных организаций правого толка среди эмиграции был Русский Общевоинский Союз. На продолжение борьбы в новых условиях и насильственными методами были настроены «Национально-трудовой союз нового поколения», «Народный союз защиты Родины и свободы», «Борьба за Россию» и т. п. Летом 1927 года организация генерала А. П. Кутепова подготовила и провела ряд террористических актов на территории СССР. В начале июня группа боевиков во главе с М. В. Захарченко-Шульц произвела атаку с гранатами на приемную ОГПУ на Лубянке и попыталась подорвать общежитие чекистов. Террористы были уничтожены при попытке перехода границы в Белоруссии. 7 июня 1927 года произошел еще один теракт, на этот раз в Ленинграде. Группа боевиков во главе с В. А. Ларионовым [1] проникла на территорию СССР через Финляндию и забросала бомбами здание партийного клуба. Им удалось уйти. Была предпринята попытка, пусть и неудачная, совершить диверсию на Мурманской железной дороге.
Боевики РОВС постоянно пытались организовывать теракты на территории Советского Союза и провокации на государственной границе. В конце концов, по словам того же Ларионова, «ОГПУ перешло в контратаку». 26 января 1930 года удар был нанесен по руководителю РОВС. Советская разведка организовала похищение Кутепова в Париже. Под видом французских полицейских разведчики остановили генерала и вывезли его из города. По одной из версий, Кутепова под видом выпившего члена экипажа провели на советский транспортный корабль, по дороге в Одессу генерал скончался от сердечного приступа. По другой версии, он был убит сразу же после похищения. Главой РОВС стал ген. Е. К. Миллер. Уже 27 января он известил об исчезновении своего руководителя. Вскоре стало ясно, что речь идет не о простом исчезновении. 7 февраля Миллер официально сообщил о похищении Кутепова. Эта история активно использовалась в антисоветской пропаганде. Разумеется, в таких вопросах не говорилось о том, чем были вызваны действия советской разведки.
Впрочем, после 1933 года реалисты во французском правительстве перестали прислушиваться к жалобам эмигрантов. Барту более беспокоила угроза со стороны восстанавливающей свою военную мощь Германии. Впрочем, после гибели министра французский МИД возглавил совсем другой человек. В отличие от Барту Лаваль не рассматривал «русский союз» как нечто действительно важное. Для него соглашение с СССР было всего лишь частью игры, которая должна была сблизить Париж, прежде всего, с Берлином и Римом. В узком кругу глава МИД Франции был более искренен. По его словам, союз с Советской Россией был нужен ему исключительно для торга с Берлином и воздействия на французских коммунистов. Министр встретился с германским послом во Франции и заверил его, что договор не исключает возможности франко-германского сближения.
Даже наоборот: «Доведите до сведения своего правительства, что я в любое время готов отказаться от столь необходимого франко-советского пакта с тем, чтобы заключить франко-германский договор большого масштаба».
По дороге в Москву Лаваль посетил Варшаву. Он был здесь 11−12 мая. Лаваль встретился с Беком, высказал свое сожаление по поводу невозможности встречи с тяжело болевшим Пислудским (тот умер в день отъезда французского министра), оба министра высказали свою приверженность духу франко-польского союза.
Лаваль успокоил своего коллегу: «Сегодня, еще больше, чем вчера, франко-польское сотрудничество необходимо для организации европейского мира. Блестящие усилия, примененные Польшей со времени войны, обеспечивают ей видное место в концерте народов. Как всякая страна, она имеет свои законные интересы, которые она должна защищать, но она не намерена уклоняться от долга международной солидарности. На этом первом этапе моей поездки я мог дать Беку заверения, что франко-советский договор вполне совместим с соглашениями, связывающими нашу страну с Польшей, а также Польшу с ее соседями…»
Суммируя заявления представителя Парижа, советско-французский договор никому не угрожал и ни против кого не был направлен.
Далее министр отправился в Москву. Его ждали, визит приветствовался. Передовица «Известий» гласила: «Борьба за мир является тем мостом, который объединил Францию и СССР. Во имя мира народы Союза Советских Социалистических Республик приветствуют г-на Лаваля на территории великой, свободной страны, являющейся врагом всякой империалистической агрессии и другом международного мира».
13−15 мая 1935 г. Лаваль находился в Москве. Здесь он встречался с Литвиновым, Молотовым и Сталиным и заявлял о необходимости новой политики в Европе. Советско-французское коммюнике по результатам визита фиксировало удовлетворение сторон достигнутыми результатами.
При этом были отмечены и перспективы будущей работы: «Представители обоих государств установили, что заключение договора о взаимной помощи между СССР и Францией отнюдь не уменьшило значения безотлагательного осуществления регионального восточноевропейского пакта в составе ранее намечавшихся государств и содержащего обязательства ненападения, консультации и неоказания помощи агрессору. Оба правительства решили продолжать свои совместные усилия по изысканию наиболее соответствующих этой цели дипломатических путей». Как потом выяснилось, это было изложение скорее советского, чем французского взгляда на положение дел в Европе.
При подписании соглашения с СССР Лаваль отказался от своего предложения обусловить введение в действие договора решением Лиги наций, но сохранил требование двух двусторонних договоров вместо одного трехстороннего (Париж — Прага — Москва). Уже 16 мая 1935 года в Праге был подписан и советско-чехословацкий договор. Его вторая статья поначалу была такой же, как и в договоре с Францией, разумеется, вместо нее упоминалась Чехословакия. В тот же день было заключено и советско-чехословацкое соглашение об установлении регулярного воздушного сообщения между Москвой и Прагой (по линии Прага — Ужгород — Клуж — Киев — Москва). Эти акты сразу же начали использоваться Берлином в своей пропаганде. 25 мая 1935 года германское правительство издало ноту о том, что франко-советский договор направлен против Германии и противоречит положениям Локарно. Одновременно нацисты начали распространять нелепые слухи — о том, что большевики готовят сокрушительный воздушный удар по Германии, опираясь на аэродромы Чехословакии, о том, что президент Бенеш является большевистским шпионом и т. п. На главу МИД Великобритании Джона Саймона эти рассказы произвели самое серьезное впечатление.
Несмотря на то, что глава МИД ЧСР с самого начала заявил, что он должен быть «фотографической копией» советско-французского союзного пакта, Прага настояла на внесении в статью 2 изменения.
Бенеш докладывал об этом в торжествующих тонах уже на следующий день, 17 мая: «Статьи 2 и 4 Протокола подписания заменены новой статьей — 2, которую мы ограничили взаимными обязательствами о помощи с условием, что Франция также окажет помощь подвергнувшемуся нападению. Факт учитывает лишь случай Локарно и не направлен каким-либо образом против Польши».
Теперь статья 2 звучала следующим образом: «Поэтому, принимая во внимание обязательства о взаимопомощи между Францией и Чехословакией, советско-чехословацкий договор получает свое применение в тех случаях, что и франко-советский договор».
Прага ставила свои действия в будущем в зависимость от Парижа.
Уже 1 июня 1935 года МИД ЧСР инструктировал посланника в Берлине: «Мы не хотим односторонне связываться с Россией, понимая свою принадлежность к Западной Европе».
Советско-чехословацкий договор был ратифицирован уже в июне 1935 года, во время визита Бенеша в Москву. Еще ранее был ратифицирован и советско-французский союз. Лаваль не торопился сделать то же самое. Вместо упрощенной ратификации президентом он провел соглашение через палату представителей и Сенат. Министру нужно было защититься от критики французских левых. Следует отметить, что отношение к договору во Франции было далеко не однозначным. Соглашение с Москвой с самого начала вызвало негативную реакцию со стороны французских правых и почти истерику у местных ультрамонархистов. В Палате представителей договор прошел в феврале 1936 года — 353 голосами против 164. Дальнейшего развития сотрудничество не получило. Предложение СССР провести консультации Генеральных штабов, а вслед за этим дополнить договоры военными конвенциями было отвергнуто Парижем. Прага последовала за старшим партнером. Осенью 1935 года на маневры чехословацкой армии прибыла советская делегация. Войска произвели на гостей хорошее впечатление, но офицеры — нет. Опыт Гражданской войны не помогал взаимным симпатиям.
Польша и Германия одинаково негативно восприняли факт чехословацко-советского сотрудничества. Никакие попытки Бенеша изменить это положение вещей хотя бы в Варшаве не привели к успеху. Об этом Бек торжествующе сообщил германскому послу в Польше Гансу-Адольфу фон Мольтке. По его словам, президент Чехословакии предложил заключить аналогичный чехословако-французскому чехословако-польский договор при любых изменениях, которые захотела бы сделать Польша, но это предложение осталось без ответа. Для того чтобы попытаться вернуть серьезно пошатнувшееся влияние в Польше, в августе 1936 года в Варшаву был направлен начальник Генерального штаба Франции генерал армии Морис Гамелен. Он был советником Пилсудского во время советско-польской войны 1920 года и мог с удовольствием вспомнить те славные времена, когда польскую армию называли в Париже французской армией на Висле. Но переговоры с преемником Пилсудского Эдуардом Рыдз-Смиглы и Беком не удались. Они отказывались любить Францию, как раньше, бесплатно. Рыдз пошутил: «Pas de l’argent, pas des Suisses.» [2] 6 сентября Рыдз приехал в Париж. В Рамбуйе было подписано соглашение, по которому Франция предоставляла Польше военный кредит в 2 млрд франков. Половина этой суммы должна была пойти на закупки военных материалов во Франции, половина — на развитие польской военной промышленности, которая явно не справлялась с планом шестилетнего перевооружения армии, принятым в 1936 году. Впрочем, вскоре выяснилось, что и деньги не сделали польское руководство надежным для Парижа партнером, а шестилетний план выполнить так и не удалось.
Тем временем положение в Европе продолжало ухудшаться. Версальская система разрушалась. После разгрома Польши в сентябре 1939 года Молотов, выступая на Внеочередной 5-й сессии Верховного Совета СССР, назвал Польшу «уродливым детищем Версальского договора, жившего за счет угнетения непольских национальностей». В этих словах было немало правды. На перешедших к Советскому Союзу территориях Западной Украины и Западной Белоруссии проживало тогда 13 млн чел., и только 1 млн из них был поляками. Одним из не менее уродливых созданий Версальской конференций была и Чехословацкая республика. Также как и Польша, Югославия, Австрия и Венгрия, она возникла на развалинах империи Габсбургов. Впрочем, сходство на этом кончалось. В рождении ЧСР было немало признаков ее будущей гибели.
В 1938 году на конференции в Мюнхене ее участники подвели следующий итог сделанному в 1918 году: «Тогда было создано экономически жизнеспособное, но в национальном отношении нежизнеспособное образование».
В этих словах было немало правды.
[1] Ларионов Виктор Александрович, участник Гражданской войны на Юге России, капитан, эмигрант, участвовал в организации терактов на территории СССР, член Русской фашистской партии, во время Великой Отечественной войны активно сотрудничал с гитлеровскими оккупантами, по ее окончанию получил убежище в Баварии.
[2] «Нет денег, нет швейцарцев.» Поговорка наемников