Кризис международного права и «романтическая стратегия» России

Один из наиболее опытных парламентариев современной России, член Совета Федерации Алексей Александров в интервью ИА REGNUM анализирует, какую юридически значимую ступень парламент занимает в общественно-политической жизни государства, и рассуждает о кризисе, в котором оказалось современное международное право.

Начнём беседу с актуальной повестки — инцидента в Керченском проливе. Обращает на себя внимание реакция Запада. Вольность трактовок, безапелляционные выводы, судейские интонации в Совете Безопасности ООН без малейшего намека на расследование, факты. Складывается впечатление, что нормы международного права уже не работают.

Одна из основ международного права — равенство суверенитетов стран. Изымите этот аспект — и всё разрушится. Именно это мы наблюдаем сегодня. Концепция США — стремление к мировому господству. Господство и равенство — взаимоисключающие понятия. Новость лишь в том, что элиты США с недавних пор перестали скрывать свое стремление к мировому господству, и идея обрела статус официальной. Доктрина США и риторика официальных лиц из американского истеблишмента содержат заявления о желании влиять на все государства в своих интересах и управлять миром. А неофициально эту политику заокеанские лидеры ведут с периода конца Второй мировой войны.

Относительно новой методикой для достижения мирового господства стал контроль над национальной идеологией и информацией. Об этом в своей книге недвусмысленно написал Барак Обама. Поэтому, что вас, собственно, удивляет в трактовках событий в Керченском проливе, где Россия пресекла нарушение государственной границы? Суверенного государства с названием «Украина» больше не существует, говорю вам не как политик, а как наблюдательный юрист.

Ваш законодательный стаж — 25 лет, столько же лет в этом году исполняется российской Конституции. В чем, на Ваш взгляд, базовые отличия конституций России и западных стран?

Особых принципиальных отличий нет. Все конституции имеют ярко выраженный демократический склад. В Англии нет конституции, но есть принципы, стратегия и идеология. США не чураются идеологических постулатов. И я спрашиваю у своих коллег: «Если наши конституции и государства демократические, то почему и идеология на демократических принципах не может присутствовать в конституции?» Почему слово «идеология» стало ругательством, признаком дурного тона? Может быть, когда наши западные коллеги, претендующие на роль учителей, говорят, что идеология России не нужна, имеют в виду, что им не нужна наша идеология? Может быть, так проще навязать нам чуждую идеологию?

У нас пока главенствует тактический прагматизм, нет артикулированной идеи, которую бы мы отстаивали внутри своего пространства и могли предложить остальному миру. Я бы назвал это «романтической стратегией». Пока мы её не сформулировали окончательно.

Вы всегда высоко оценивали компетентность Конституционного суда России, но одновременно сокрушались, что он недостаточно активно использует свой авторитет. Что вы имеете в виду?

Я думаю, что было бы уместно, если бы Конституционный суд ежегодно обращался с официальным посланием к парламенту и президенту, в котором давал бы правовую оценку состояния общества. Это был бы блестящий и востребованный анализ.

Безусловно, я горжусь, что когда-то сыграл свою роль в возвращении Конституционному суду статуса высшего политико-правового органа страны. Мои оппоненты очень противились слову «политика». Но разве Конституция — это не политический документ? Да это же главный политико-правовой документ государства! Речь в Конституции о власти и её делегатах. Поэтому Конституционный суд должен был давать регулярный политико-правовой анализ состояния дел в стране.

Президент внес ряд поправок в Уголовный кодекс, направленных на гуманизацию. Теперь по большому количеству статей можно будет прийти к мировому соглашению, к смягчению наказания. Отвечает ли это настроениям в российском обществе? Многие требуют ужесточения наказаний по отношению к преступникам.

Общество должно требовать сурового наказания по отношению к подонкам и злодеям, но к случайно и единожды оступившимся — нет. Это разные вещи. Поэтому гуманизация от президента напоминает: мы против избытка карательных мер по отношению к соотечественникам. Кровь — это очень дорогая субстанция, и её нужно ценить не только в собственных венах. Об этом и призывают задуматься поправки президента.

Этой же логикой Вы руководствовались, когда вносили в Госдуму законопроект о запрете клеток в залах судов России?

Да. Суд — это не зоопарк, а место свершения правосудия. Подсудимый — это равный участник судебного процесса. Более того, только он в зале суда находится под дополнительной защитой. Под защитой презумпции невиновности. И к нему должно быть, соответственно, большее внимание, чем к прокурору. И как этому, скажите, способствует клетка? Всё правосудие изначально рассчитано на оправдательный уклон суда, а у нас подсудимый, словно дикий зверь, в клетке. Клетка — это главный символ порочной презумпции виновности, которая довлеет над судами.

Не было клеток ни в царской России, ни в СССР, не было даже на Нюрнбергском процессе. Эти клетки появились в перестройку, когда система стала экономить на конвое. Но это — не проблема подсудимого.

Нужны ли сейчас парламентские расследования?

Предложенная мною формула, возможно, была слишком общей. Но принятая формула, которую предложила администрация президента, излишне заужена. Это всего лишь моё предположение. Но после Беслана парламент не провел ни единого расследования. Значит, существующий механизм неидеален, правда? Такой практический вывод напрашивается.

Возможно ли, что расширение использования механизма парламентских расследований не соответствует тенденциям, о которых говорят критики парламентаризма России? Мол, исполнительная ветвь власти довлеет над законодательной?

Я бы не спешил с такими выводами. По ряду признаков у наблюдателя может сложиться такое впечатление. Но мы не видим всей полноты геополитического положения державы. Сегодня президент Владимир Путин работает с очень большим напряжением на внешнем контуре, решая актуальные для нашей державы вопросы. Критика изнутри властных институтов, даже обоснованная, не всегда уместна в сегодняшний момент. Хотя лично я никогда не чурался полемики с представителями институтов исполнительной власти. И парламент продолжает активно дискутировать с другими ветвями власти страны.