Рабочие или профессиональные революционеры — кто первый начал?

Российское рабочее движение зародилось задолго до выхода социал-демократов на политическую сцену, и было бы крайне ошибочно полагать, что рабочих на борьбу подняли профессиональные революционеры-интеллигенты. Уже в программе Северно-Русского рабочего союза, основанного в 1879 г. в Петербурге, было заявлено о том, что рабочие считают завоевание политической свободы необходимым условием решения социального вопроса. А Плеханов четко сформулировал: «Как бы там ни было, будущий историк революционного движения в России должен будет отметить тот факт, что в семидесятых годах требование политической свободы явилось в рабочей программе раньше, чем в программах революционной интеллигенции» [1].

Народнические организации делали попытки сближения с рабочими, но, по свидетельству того же Плеханова, «такое сближение не могло быть систематичным» в силу концентрации особого внимания на пропаганде и агитации в деревнях — «рабочими интересовались лишь в той мере, в какой считали их способными поддержать крестьянское восстание» [2]. Вообще преувеличивать значение потенциального народнического влияния в те годы не стоит. Некоторые исследователи обвиняют народников в том, что будучи занятыми «политической агитацией», они мало внимания уделяли «подлинным нуждам рабочих». Мол, это и не позволило профсоюзному движению в России зародиться раньше [3]. Такое предположение выглядит более чем странно, учитывая запрет на объединения в профессиональные союзы. Необходимо понимать, что все попытки коллективного отстаивания своих интересов предпринимались не «благодаря», а «вопреки», т. е. противозаконно. Готовность идти на риск, сопряженный с суровым наказанием, как и готовность к противоправительственным выступлениям, в 1870-х гг. еще не могли объединять большие массы рабочих. Разгром «Северного союза русских рабочих» в конце 1870-х — одна из печальных страниц российской истории и одновременно — пример провалившейся попытки независимой активности рабочих в условиях российского самодержавия. Эта организация состояла из передовых, просвещенных, самостоятельных и инициативных рабочих, тех, кто был в состоянии повысить общий уровень гражданского самосознания товарищей, спровоцировать качественный подъем всего общества в целом. В трагической судьбе ее лидера, Степана Халтурина (который, кстати, всегда сомневался в правильности террористической тактики — его приоритетом всегда было развитие рабочего движения), прослеживается некоторый символизм. Осознавая невозможность перемен без изменения политической ситуации в стране, он связал свои надежды на свободное развитие рабочего движения с гибелью монархии (что равнялось для него физическому устранению царя): «Смерть Александра II принесет с собой политическую свободу, а при политической свободе рабочее движение пойдет у нас не по-прежнему. Тогда у нас будут не такие союзы, с рабочими же газетами не нужно будет прятаться» [4].

Тактика оказалась ошибочной, отдалившей завоевание этих свобод на 25 лет вперед. Все это заставляет нас поставить вопрос об исторической оправданности действий народников-террористов, заложником которых фактически стал Халтурин. Но этот вопрос будет правомочен только в связке с утверждением о безвыходности ситуации, в которой оказалось общество (легальных способов политической борьбы нет, 3-е сословие не оказывает поддержку в силу своей неразвитости и зависимости от монархии и т. д.), а не с отвлеченными морализаторскими сентенциями.

Но, говоря о народнической интеллигенции, надо помнить и о том, что ее представители (особенно представители стана т. н. «лавристов» [5]) выступали категорически против тезиса о необходимости первоначального завоевания политической свободы («буржуазной», как они ее называли). Это послужило поводом для разногласий с активными рабочими, членами «Северного союза», в программе которых требование политических прав для народа было одним из главных пунктов. В данном контексте, можно сказать, что народники, действительно, «игнорировали подлинные нужды рабочих», но, даже, более того, — оказались попросту недальновидны в оценке социальных перспектив.

Начиная с середины 1880-х гг. среди российских революционеров начинают быстро распространяться социал-демократические идеи. Что это значило для рабочего движения? В отличие от народников социал-демократы проговорили важнейшую идею самостоятельной социально-политической роли пролетариата. Но они же утверждали, что «классовое политическое сознание может быть принесено рабочему только извне», в то время как «исключительно только своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание трэд-юнионистское» [6].

Весной 1895 г. в Москве прошло празднование Первого мая (немногочисленное — собралось около 250 человек), но в этом же году, осенью, уже образуется единая московская социал-демократическая рабочая организация «Московский рабочий союз». Подобные организации начинают появляться и в других городах России (Петербург, Киев, Нижний Новгород, Николаев, Харьков, Иваново-Вознесенск, Ростов-на-Дону и др.). В докладе, представленном русскими социал-демократами Международному рабочему социалистическому конгрессу в Лондоне в 1896 г., провозглашалось стремление к «основанию единой и нераздельной социал-демократической организации России» [7].

Любопытная мысль принадлежит историку А. В. Шубину: Ленин, ставя социалистические задачи перед российским пролетарием, несмотря на недостаточное развитие капитализма в России, тем самым оказывается на стороне народников, которые занимают ту же позицию [8]. Вообще идея «перескочить» капиталистическую стадию развития, ускорение приближения социалистической революции как постановка задачи для рабочих, как ни странно, сближает радикальное крыло марксистов и народников. Для так называемых «легальных марксистов» лозунгом стала фраза Струве: «Признаем нашу некультурность и пойдем на выучку к капитализму» [9], — которой он заканчивал свою книгу «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России». Чернов В. М., отзываясь об этой книге, писал: «Редко приходилось читать мне книгу, вышедшую из-под пера социалиста, которая всем своим духом и тоном была бы мне более чуждой, чем эта» [10]. «Легальные марксисты», стоявшие на позиции непременного повторения европейского капиталистического опыта Россией, оказались более последовательными сторонниками учения Маркса, нежели сторонники Плеханова и Ленина. По своему духу «легальный марксизм» был ближе течению «экономистов», вообще отрицавших необходимость политической борьбы рабочих, а следовательно, и создания единой революционной рабочей партии, противопоставляя ей борьбу за улучшение условий труда и быта.

Справедливо ли упомянутое нами утверждение Ленина В. И. Действительно ли на путь политической борьбы рабочие могли встать только при участии социал-демократической интеллигенции? Ведь первые рабочие организации (пусть и не многочисленные), «Северный союз» и «Южнороссийский союз» продемонстрировали полную самостоятельность в этом вопросе. Несмотря на то, что среди большинства рабочих преобладающими были требования о повышении заработной платы и сокращении рабочего дня («экономические требования») [11], именно в царской России понимание теснейшей взаимосвязи абсолютистского режима и собственного социального положения распространялось очень быстро, прямо пропорционально невозможности выбраться из сжимающего круга бытовой неустроенности, безысходности.

Если обратиться в европейскому опыту, то, например, Бебель А. бросал обвинения в адрес английских рабочих в том, что последние «идут на буксире буржуазных партий» [12]. И это свидетельствует не столько о несамостоятельности рабочих с «Туманного Альбиона», сколько о накале парламентской борьбы. Промышленный подъем на Западе, начавшийся во второй половине 1890-х после кризиса 1890−1892 гг., несколько снизил степень радикализма представителей пролетариата, и в словах Бебеля, безусловно, звучит досада, с этим связанная. Но в России проблема стояла иначе. Русский рабочий мог выбирать лишь между радикализмом, предлагаемым политическими организациями, и радикализмом своим собственным, идущим изнутри его положения, с перспективой дальнейшей самоорганизации. Попытки законодательного регулирования взаимоотношений на фабрике в 1880-е не снижали количество стачек. Да, появилась надежда на изменение положения дел. Экономист, общественный деятель Прокопович С. Н. в своей книге, посвященной изучению рабочего вопроса в России, приводит цитату из некоей «официальной записки», в которой говорится об уменьшении количества случаев грубого насилия со стороны рабочих над лицами фабричной администрации или повреждении имущества после 1886 года. С одной стороны — это возросшие надежды на участие государства. Но с другой — общий «культурный подъем русской жизни» [13]. Принципиально важно то, что ни социальные, ни культурные запросы нового сформировавшегося класса не оказались удовлетворены. К началу 1900-х радикализм начал разворачиваться с новой силой и уже принимать острые формы политической борьбы.

[1] См.: Рабочее движение в России в XIX в. Т. 1, ч. 2. М., 1950. С. 241; Плеханов Г. В. Русский рабочий в революционном движении. Л., 1989. С. 122. Также Струве П. Б. отмечает, что рабочее движение «началось независимо от влияний извне, и первоначально до такой степени было лишено политической окраски, что пропагандисты-революционеры не знали, как и подступиться к нему» (Струве П. Б. Обозрение русской жизни // Освобождение. №2. Штутгарт, 1902).

[2] Плеханов Г. В. Русский рабочий в революционном движении. Л., 1989. С. 52.

[3] Поспеловский Д. В. На путях к рабочему праву. Профсоюзы в России. Франкфурт-на-Майне, 1987. С. 11−12.

[4] Плеханов Г. В. Русский рабочий в революционном движении. Л., 1989. С. 140.

[5] Сторонники идей Лаврова П. Л., подобно всем народникам, отрицали «буржуазную» политическую свободу, но сочувственно относились к немецкой социал-демократии.

[6] Ленин В. И. ПСС. Т. 6. С. 29−30.

[7] Доклад, представленный делегацией русских социал-демократов международному рабочему социалистическому конгрессу в Лондоне в 1896 году. Женева, 1896.

[8] Шубин А. В. Социализм. «Золотой век» теории. М., 2007.

[9] Струве П. Б. Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России. СПб., 1894.

[10] Чернов В. М. Воспоминания социалиста-революционера. Прага. 1922.

[11] См.: Пронина Г. В. Рабочее движение и деятельность социал-демократической организации в Москве и Московской губернии в 1895—1896 гг. // Некоторые вопросы истории Москвы и Московской губернии в XIX—XX вв. М., 1964.

[12] Цит. по: Невлер В. Е. Лондонский конгресс II Интернационала. // Новая и новейшая история, № 1. М., 1965. С. 95.

[13] Прокопович С. Н. К рабочему вопросу в России. СПб., 1905. С. 72−73.