Если война — не завтра, а уже сегодня?

Каковы мы есть, мы проиграем в этой войне. А то, что идёт война и мы вынуждены в этой войне сражаться за наше будущее как независимого государства, — уже ни у кого не вызывает сомнения. Можно спорить, когда именно началась эта война: в 1999 году, когда был известный бросок десантников на Приштину, в 2014 году, когда мы присоединили Крым, или в 2015 году, когда мы вошли в Сирию. В данном случае дата — вещь условная, ведь и Вторая мировая началась не в один день.

Наше государство находится в состоянии войны с ведущими экономическими державами. И пусть никого не смущают встречи на высшем уровне в Хельсинки или переговоры с «нашими партнерами» в Германии. Форма ведения войны с середины XX века несколько изменилась. Разрушенная и сожженная территория как приз победителю в войне сейчас не нужна никому. Сейчас речь идет не о формальном присоединении территории государства, а о подчинении экономики страны и управленческой элиты новому имперскому центру.

И вот в этой войне мы, к сожалению, проигрываем.

Проигрываем, потому что полководцы, которые должны стратегически грамотно вести войну и сражаться до победного со страной, понимая, что в случае проигрыша их ждет расстрел, — не могут этого делать, поскольку их яйца в залоге у наших противников, а их дети (будущая элита) уже не мыслят себя представителями «этой страны».

Проигрываем, потому что политруки и пропагандисты, которые должны внятно объяснять, ради чего ведется война, черпают своё вдохновение не внутри страны, а во вражеской пропаганде. Это примерно так же, как советская пропаганда времен Великой Отечественной войны черпала бы свое вдохновение в речах Геббельса.

Наконец, мы проигрываем и потому, что война, которая могла стать «Отечественной», таковой не становится. Присоединение Крыма дало надежду на превращение «империалистической войны» в «войну народную», и, казалось, эта надежда вот-вот реализуется. Но прошло четыре года, и внятные, четкие смыслы, за что мы воюем и что является победой, стали размываться. «Справедливость» — ключевое понятие, с которым был присоединён Крым — дальше никак не развилось. Наши «политруки и полководцы» больше не смогли предложить никаких справедливых шагов ни внутри страны, ни во внешней политике. Мы так и не можем сформулировать, чем наше видение миропорядка лучше того, который сформировался после распада СССР. А если мы не можем сформулировать концептуальное отличие, то тогда встаёт вопрос: «А за что мы воюем?».

В этой ситуации остается надеяться только на то, что глупость наших врагов окажется сильнее предательства наших «полководцев и политруков». В противном случае нас ждёт горькое поражение и надежда на то, что это поражение сможет сплотить силы нашей страны и отстоять свою независимость, как это бывало не раз после тяжёлых поражений.