Дорога в никуда Александра Грина, или Несбывшееся и несбыточное

…Всё же именно человеческое существование содержит

больше смятенного бытия, больше сумеречного

на своей верхней грани и в верхнем слое..

Оно заполняется мечтами, и возможное

(которое, скорее всего, никогда не сможет

стать действительным) живёт внутри.

Эрнст Блох

О политиках, исторических деятелях писать просто. У них — по крайней мере у тех, которые стоят того, чтобы о них писать, — всегда есть дело жизни, и их жизнь и есть это дело. Рассказывая о жизни, рассказываешь и о деле. С людьми искусства, а в особенности с писателями, дело обстоит сложнее. У них жизней — две: простая человеческая жизнь, зачастую очень обыкновенная, а иногда так даже и довольно местами неприглядная, и другая, вторая — жизнь в творчестве, а точнее, в творениях — выплеснутых на бумагу грезах наяву. Не то чтобы они не пересекались — даже самое фантастическое произведение всё равно всегда вырастает из реальности, но эта двойственность всегда остаётся и составляет самую, пожалуй, сущность писательского бытия. К Александру Грину вышесказанное относится в превосходной степени: их даже зовут по-разному — весьма странного, так и не нашедшего себя в жизни человека Александра Степановича Гриневского и одного из самых известных, хоть и посмертно, русских писателей XX века Александра Грина. Так о ком из двоих писать? Думаю, что сам Грин ответил бы на этот вопрос однозначно. Поэтому, хоть и не избежать разговора о Гриневском, речь пойдет, прежде всего, именно о Грине и его творчестве, его мире.

Грина критики любили, ругая или хваля, в зависимости от собственных взглядов, звать певцом Несбывшегося. И это так и есть: в сущности, все или почти все его произведения, по крайней мере поздние — ранний Грин экспериментировал, и там встречается разное — именно об этом. И особенно — самый «гриновский» из его романов, вершина творчества, «Бегущая по волнам»: «Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь только протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькающие черты? Между тем время проходит, и мы плывем мимо высоких, туманных берегов Несбывшегося, толкуя о делах дня». Но ведь не первый же он заговорил о Несбывшемся! Вспоминаются блоковские строки:

О, я хочу безумно жить:

Всё сущее — увековечить,

Безличное — вочеловечить,

Несбывшееся — воплотить!

И вот в чём вопрос: Несбывшееся Блока и Несбывшееся Грина — это одно и то же?

Чтобы понять это, нам придется разобраться в довольно непростом вопросе: в чём разница между мечтой и фантазией. Что такое мечта? Изначально она относится к тому, что в марксистской философии называют сущностью человека — труду. И как неотчужденный труд есть процесс творческого преобразования мира, так и неотчужденная мечта есть первый этап этого процесса: создание внутри человека, в его воображении, второго мира, еще одной Вселенной, похожей на ту, что он наблюдает непосредственно, но при этом уже «исправленной» им в желательном для себя направлении. «Я не хочу, чтобы мир оставался таким, каков он есть, — говорит себе человек. И, гордо предъявляя свою мечту, продолжает: — Я хочу видеть его вот таким, гораздо лучшим!» Дальше должны последовать следующие этапы трудового процесса, ведущие к воплощению мечты в жизнь. Но это в идеале. На деле же мы сталкиваемся с тем, что один мой товарищ именовал «чугунным афедроном реальности», да простит он меня за некоторое смягчение термина. Реальность неподатлива и не желает меняться по одному лишь нашему желанию. И вот тут люди ведут себя по-разному. Кто-то начинает долго, трудно и упорно работать над воплощением мечты — тогда мечта остается мечтой. Кто-то — снижает планку, начинает мечтать мельче, так, чтобы хватило силенок и времени заполучить желаемое не где-то на горизонте жизни, а то и вовсе за ним, а поскорее и не платя за это такую страшную цену, потому что ценой настоящей мечты всегда служит жизнь, вся и без остатка. Это — верный путь разучиться мечтать вовсе, стать тем самым «бескрылым», обывателем, которых Грин так не любил, и за дело. Но есть и третий путь: удовольствоваться тем, что желанный мир существует в воображении, тем, что он никогда не станет реальностью, более того — противопоставить его реальности, достроив вовсе уж неосуществимым образом. А потом — некоторым образом «эмигрировать» в этот прекрасный воображаемый мир, мир, который принято называть фантазией. Этой фантазией можно даже поделиться с другими, но не чтобы, как в случае с мечтой, вместе ее осуществлять, а чтобы — а вдруг? — увлечь ею еще кого-то, чтобы не так одиноко было в этом воображаемом мире. Кстати, вся литература «фэнтези» — это именно такие эскапистские миры-фантазии и есть, оттого и название такое. А что же творчество Грина?

Для того чтобы понять писателя Александра Грина, нам всё же придется обратиться к биографии Александра Степановича Гриневского. Родился он 23 августа 1880 года в г. Слободском Вятской губернии, вскоре после его рождения семья переехала в Вятку. Отец его, Степан Евсеевич Гриневский — бывший дворянин, в свое время арестованный «по делу о польском восстании», лишенный дворянства и высланный в Сибирь. Откуда по окончании срока ссылки и переехал в Вятскую губернию. Мать, Анна Степановна, в 1895 году умерла от чахотки. Учился юный Александр плохо, был нелюдим, конфликтовал с товарищами и учителями. В том же 1895 году отец Александра женился повторно, отношения с мачехой у него не заладились настолько, что отец вынужден был снимать ему отдельно комнату для проживания. Вообще единственными товарищами и утешением в отрочестве для Александра Гриневского были книги, которые он читал во множестве. В 1896 году уезжает в Одессу с романтическим намерением стать матросом и с удивлением обнаруживает, что реальная матросская работа очень отличается от книжных образов. Опять конфликты — с матросами и даже капитаном одного из судов, на которые он нанимался. В 1897 году возвращается в Вятку, которую он, кстати сказать, терпеть не мог. Вскоре снова уезжает, на сей раз в Баку, опять возвращается, уходит пешком на Урал, чтобы снова вернуться всего через полгода… Одним словом, найти себе занятие по душе у будущего писателя не получалось, главным образом потому, что работать он не любил и не умел, да и с людьми не ладил. В 1902 году призван в армию, откуда дезертирует, но попадается. Затем дезертирует снова, но уже не самостоятельно, а с помощью одного из членов партии эсеров, к коим и примыкает — не столько по убеждениям, сколько все в том же романтическом порыве. Впрочем, до участия в боевой организации эсеров, совершавшей теракты, его этот порыв, к счастью, не доводит — работает агитатором. Осенью 1903 года прибывает в Севастополь, где знакомится со своей первой любовью — эсеркой Екатериной Бибергаль. Вскоре его арестовывают за революционную агитацию среди матросов и сажают в тюрьму. Екатерина пытается устроить ему побег, но неудачно. После двух лет тюрьмы приговорен к ссылке в Сибирь на 10 лет, но в том же 1905 году освобожден по амнистии. Едет в Петербург, где у него с Бибергаль происходит драматическое объяснение, закончившееся тем, что он ее пытается застрелить — не то в порыве ревности, не то из-за отказа в ответ на его предложение руки и сердца. Рана не опасна, но отношениям, ясное дело, приходит конец. Вскоре его снова арестовывают за проживание по поддельному паспорту, заключают в тюрьму и позже высылают в Тобольск, откуда он почти сразу же бежит. Впрочем, еще в тюрьме он успевает познакомиться с Верой Павловной Абрамовой, навещавшей его в качестве так называемой «тюремной невесты» (политзаключенным свидания были запрещены, но было исключение — невеста, и этим революционеры пользовались, отправляя в качестве связных молодых девушек под видом таковых), которая впоследствии станет его первой женой. Тогда же начинает писать рассказы. В 1910 году — снова арест, ссылка в Архангельскую губернию. Перед отъездом венчается с Верой Абрамовой. В ссылке молодые живут плохо, ссорятся, Грин временами выпивает — порок, который его преследовал всю жизнь и в итоге свел в могилу. По возвращении в Петербург пишет рассказы, входит в круг питерской богемы тех времен и ведет разгульную жизнь, что в 1913 году приводит к разводу, а в 1914-м — к попаданию в психиатрическую лечебницу.

Революцию, точнее, обе — Февральскую и Октябрьскую — принял без особого восторга, но и без особых сожалений, как данность: случились и случились. В 1919 году призван в Красную армию, однако прослужил недолго и в боях не участвовал. В 1920 году по протекции Горького его поселили в Доме искусств — своеобразном «общежитии» для работников культуры, созданном по решению Петросовета и Наркомпроса. Там Грин пишет «Алые паруса»… и не может ужиться с соседями. Вообще уживаться с людьми у Грина, как вы можете заметить, получалось всегда крайне плохо: они для него были скорее объектом наблюдения и исследования, нежели товарищами — а кому такое отношение понравится? В 1921-м женится в третий раз (вторая женитьба — короткая, «между делом», на полгода — была в 1919-м), на Нине Николаевне Коротковой, которая была младше его на 15 лет: ему — 38, ей — 23. И это, как ни удивительно при гриновском-то «замечательном» характере, настоящая любовь — они будут вместе до конца его жизни, несмотря на все испытания…

Весной 1923 года Александр Грин закончил и издал свой роман «Блистающий мир», в том же году опубликовал и «Алые паруса». Это для него пора относительного успеха: появляются деньги, которые он, впрочем, большей частью прогуливает, хотя даже оставшегося хватает на покупку квартиры. Но живет в ней семья Гринов недолго: Нина Николаевна, встревоженная учащающимися запоями мужа, притворяется больной, и по рекомендации врача, ею подговоренного, они переезжают в Крым, в Феодосию. Там в 1925−26 гг. Александр Грин пишет роман, ставший, пожалуй, вершиной его творчества: «Бегущая по волнам». Однако как раз с его публикацией-то у него и возникли проблемы. Издать роман получилось лишь через два года, в 1928-м, и в итоге материальное положение писателя ухудшилось — а никакого другого труда, кроме литературного, Грин не признавал принципиально. Он снова начинает пить. 8 июля 1932 года в возрасте 52 лет Александр Грин умер от рака желудка, который он сам назвал «расплатой за алкоголизм».

Вот такая вышла жизнь — короткая и, будем честны, довольно бестолковая. Ни до, ни после революции Грин «своим» в этой жизни, в этом мире не был. И в ответ на это он создал другой мир, свой собственный. Такой, каким, как ему представлялось, должен быть мир… Так был ли этот мир, «Гринландия», как ее позже назовут, мечтой или фантазией? Ну конечно же, второе. Мир Грина — это фантазия романтика: экзотические прекрасные города, парусные корабли и чудеса — не обыденно-приземленные, даже какие-то утилитарные, как в нынешнем фэнтези, а столь же романтические, едва уловимые. Грин создал себе убежище от мира — себе и другим, а вовсе не мечту, которую можно и нужно осуществлять. Он и не пытался. Несбывшееся Грина оказалось всё же несбыточным. В отличие от Несбывшегося Блока и многих, многих других, которое для того и существует, чтобы его воплощать. Ирония судьбы Грина в том, что ему, фантазеру, выпало жить во времена мечтателей. Он был крепко не в ладах со своим временем… Оттого и не приняли его в этом времени. Ну сами посудите, как такого принять: ведь впереди, как думалось тогда, всеобщее счастье, оно уже вот-вот, надо только еще немного поднапрячься… а этот, вместо того чтобы помочь, пишет какую-то ересь невесть про что. Трудно жить человеку, если он не в ладах со временем. А если он один, еще труднее. Даже если это одиночество вдвоем. И не случайно последний законченный роман писателя носит горькое название «Дорога никуда». Итог жизни и ее мудрость…

Зато позже, в 60-е, книги Грина вдруг стали своевременны и популярны. Почему же именно тогда? Да потому, что кончилось время мечтателей. Все как-то вдруг разуверились в мечте, в том, что ее можно воплотить, перестали по-настоящему пытаться это сделать, и она превратилась в фантазию. Почему так произошло — вопрос отдельный: тут и война, и другие причины, более фундаментальные. Но как только это произошло, Советский Союз был уже обречен, потому что он и был страной-мечтой, страной-проектом… Тоже, своего рода, дорога никуда — только теперь ее выбрал не один человек, а целая страна. И «святые» 90-е, да и всё за ними последовавшее — это цена, которую пришлось за предательство мечты заплатить.

И в этом, наверно, главный урок, который мы можем извлечь из творчества Александра Грина и из его жизни: сколь бы прекрасна, гуманистична, крылата ни была фантазия, она — всегда лишь дорога никуда. Это не значит, что не надо мечтать — надо, человек без мечты и не человек вовсе, тут Грин был абсолютно прав. Но это значит, что мечту нужно соотносить с реальностью, что ею нужно уметь заражать других, неизбежно идя при этом на компромиссы. И самое главное — мечту надо воплощать. Воплощать настойчиво, упорно, всей своей жизнью, а если придется, то и ценой этой жизни. Впрочем, сказал ведь о том же однажды и гриновский герой: «Я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками». И это верно, потому что иных чудес — не бывает. Лишь те, которые создаем мы.