«Третья Плевна» или именины императора Александра в 1877 году
Плевна становилась ключевой точкой русской кампании за Дунаем и без решения этой проблемы не могло быть и мысли о дальнейшем движении за Балканы. Судьба войны свелась к борьбе за маленький и раньше почти никому не известный городок. Провалы высшего военного руководства России и инициативные действия Осман-паши стали тому причиной. Наступила осень, не за горами было время, когда Балканские горы покроются грязью от дождей, а затем и снегом и станут труднопроходимыми для войск и обозов. Необходимо было решение, которое позволило бы избежать затягивания войны, второй кампании. За немедленный штурм высказался и Николай Николаевич-старший, назначивший и его день — 30 августа (11 сентября) — день тезоименитства императора Александра II.
При этом Великий Князь формально уклонился от командования штурмом, а имя его преемника осталось в этот день неизвестным. Это свое решение Главнокомандующий объяснил потом весьма оригинальным способом: «Я не принял командования потому, что не мог отойти от Государя Императора». 29 августа (10 сентября) Николай Николаевич утвердил диспозицию штурма, которым не собирался командовать. Основной удар наносился на правом фланге армии — на Гривицкий редут, для чего было выделено 48 батальонов, в центре атаковали 36 батальонов и на левом фланге — 24. 12 батальонов составили общий резерв. В 06:30 7 сентября, на следующий день после совещания началась артиллерийская подготовка. 150 русских орудий вели обстрел турецких позиций. Им отвечало только 30 турецких.
Командование плохо провело рекогносцировку целей и не справилось с задачей организации и концентрации огня. Артиллерия била только по целям атаки пехоты, показывая их противнику. Значительная часть орудий была выведена в резерв, румынской артиллерии не было поставлено целей вообще. Несколько дней русские батареи, находившиеся на расстоянии от 2700 до 5200 шагов от неприятельских укреплений, вели по ним интенсивный огонь вплоть до наступления темноты. К вечеру орудия противника замолчали. Однако особого успеха обстрел все же не имел — траншеи и редуты остались неразрушенными. Ночью русские батареи вели лишь тревожащий огонь — 1 выстрел в 1 час, что, естественно, не мешало оборонявшимся восстанавливать разрушенное за день.
«Дело подвигается медленно; выпускают множество снарядов, — отметил 29 августа (10 сентября) Военный министр Милютин, — а результат незаметный». Особенно неудачными были действия в решающий для штурма день. В ночь на 30 августа (11 сентября) после жары пошел сильный дождь, превративший глинистую почву перед городом в липкую грязь. Ситуация резко ухудшилась, распаханные поля перед турецкими позициями стали серьезным препятствием для пехоты. «Почва растворилась до крайности; люди, двигаясь по пахотной земле, — вспоминал участник штурма, — поминутно спотыкались, увязали, а ровики и траншеи до того были наполнены водою, что солдаты утопали в них по колена». С раннего утра над позициями повис густой туман — в некоторых местах видимость не превышала 50 метров. Туман стал рассеиваться лишь к 11, приличная видимость установилась только к 15:00.
Настроение командования оставалось неизменным. «30 августа был собственно днем государственной радости, государственного торжества, — отмечал историограф Ставки. — Праздновалось тезоименитство Императора. Войско было уверено, что ознаменует его полной победой». Не смотря ни на что обстрел начался по плану. Орудия открыли огонь с 07:00 до 09:00, с 11:00 до 13:00 и с 14:00 до начала штурма. 4 дня обстрела турецких позиций не привели практически ни к чему. В русском артиллерийском парке было всего 20 осадных орудий, при том, что еще в 1869 г. было принято решение иметь в осадном парке не менее 400 орудий крупного калибра (эта цифра была подтверждена в «Штате осадной артиллерии под осажденной крепостью» от 1(13) ноября 1876 г.), а в начале кампании в Дунайской армии было 160 осадных орудий. С 25 августа (6 сентября) по 28 ноября (10 декабря),
«Беда та, — отмечал наблюдавший за ней Игнатьев, — что у нас никак не хотят подходить к сильным укреплениям посредством траншей, постепенно подвигаемых вперед, чтобы сократить пространство для атакующей пехоты, а, полагаясь на неустрашимость русского солдата и следуя старой рутине, пускаются на штурм, очистив свою совесть лишнею подготовкою артиллерийским огнем, не производящим на турок, скрытых в ложементах, желаемого действия». Удивительно, что в ряде случаев артиллерии все же удалось сбить турецкие пушки с занимаемых ими позиций. Атака не была достаточно подготовлена, между тем, она велась по открытой местности, покрытой неубранной кукурузой и виноградником, не представлявшими убежища от пуль, но весьма мешавшей движению солдат. Утром 31 августа (12 сентября) вновь пошел небольшой дождь — люди проваливались в размякшей глине в грязь по щиколотку.
Как и следовало ожидать, штурм был организован из рук вон плохо, вновь проявилось отсутствие качественной системы управления войсками. Для связи с атакующими использовались конные ординарцы, которым требовалось от 4 до 5 часов, чтобы добраться от холма, где находились император, Карл Румынский и Николай Николаевич, до передовой и обратно. За это время обстановка менялась и достигнутый успех без поддержки мог быть утерян. Единственное, что было более или менее в пользу атакующих был тот же самый туман — при начале атаки он существенно затруднял эффективность огня оборонявшихся и позволял приблизиться к турецким позициям.
В 10 утра 30 августа (11 сентября) Скобелев начал атаку на гребень Зеленых гор — пехота шла в тумане, ее действия были плохо скоординированы. К 11 утра туман начал рассеиваться, немедленно увеличились потери от винтовочного огня. Пехота залегла в 1,5−1,2 тыс. шагов от позиций противника. В 15:00 начался общий штурм. Фактически в нем участвовали только 39 батальонов, остальные 68 были оставлены в резерве. Не смотря на бессвязность и разрозненность русских действий, успех был близок. На левом фланге М.Д. Скобелеву удалось добиться значительного успеха и к 16:30 овладеть редутами Абдул-бея и Реджи-бея. На правом фланге доблестные 17-й Архангелогородский и 18-й Вологодский пехотные полки — 1-я бригада 5-й дивизии — взяли Гривицкий редут. В этой атаке участвовали и румынские части, которые понесли весьма тяжелые потери — 56 офицеров и 2,5 тыс. нижних чинов. При этом успех был незначителен — в 250 шагах за взятым редутом находился другой, соединенный траншеей с первым, получивший название №2. Это было неприятным сюрпризом, т.к. до штурма считалось, что на высотах у турок всего лишь один большой, а не два средних редута. Вечером 31 августа (12 сентября) №1 был передан румынам, которые ввели туда 2 батальона с 4 орудиями.
Ключи к Плевне оказались в руках нашей армии. На других участках все атаки были отбиты. Под вечер боевые действия остановились. Положение турок было весьма тяжелым. Однако Осман-паша использовал передышку для формирования отряда в 15−20 батальонов при поддержке артиллерии, которая, как и пехота, снималась по возможности с остальных позиций. Бездействие русского командования существенно упрощало эту задачу. Единственным плюсом передышки для русских войск была возможность убрать своих раненых, оказавшихся в тылу взятых редутов. С 6 утра 31 августа (12 сентября) турки начали контратаковать занятые редуты. Положение пехоты Скобелева было чрезвычайно сложным, тем более, что винтовки Крнка проявили себя капризным оружием.
Впрочем, это было ясно еще до войны, даже в мирных условиях выбрасыватель гильз, курок, затвор — то есть все жизненно важные системы проявили себя весьма чувствительными к загрязнению и ржавчине. С другой стороны, исправление дефектов и чистка винтовки были очень сложными и вряд ли возможными в полевых условиях. Под Плевной подтвердились довоенные оценки оружия. Дождь, туман, грязь — все это приводило к быстрому ржавлению затворов и отказу экстрактора. В результате гильза после выстрела не выбрасывалась — ее приходилось выбивать шомполом. Вместо 7−10 выстрелов в минуту солдаты делали 1−2, как из дульнозарядного ружья. Крнка без шомпола почти мгновенно превращалась из огнестрельного оружия в холодное. Войска не доверяли этой винтовке. Солдаты ругались и разбивали свои винтовки, заменяя их на турецкие, благо боеприпасов вокруг было предостаточно.
Бои носили исключительно тяжелый, невиданно упорный характер. В течение суток Скобелев не получил подкрепления. Командование ожидало вылазки Осман-паши на другом участке. Не имея поддержки, Скобелев вынужден был во время боя останавливать отступавших и легкораненых и формировать из них импровизированные взводы и полуроты. Они быстро сгорали в бою, и так продолжалось, пока «некого было собирать, некого останавливать». Калужский полк, бывший на острие атаки, после этих боев просто растаял — вступив в Болгарию с 42 офицерами и 3 тыс. нижних чинов, он вышел из штурма с 11 офицерами и 700 нижними чинами. К 16:30 после пятой атаки турки захватили один за другим занятые редуты. После боя, которые 22 батальона Скобелева вели практически со всей армией Осман-паши, вынужден был отступить. 16-я дивизия, наступавшая здесь, перед штурмом имела 239 офицеров и 10 560 нижних чинов, ее потери в боях составили 105 офицеров и 4269 нижних чинов — 44% офицеров и 40% нижних чинов. Общие потери «именинного штурма» у русских составили около 12 тыс. чел., у румын — свыше 2,5 тыс. чел. К 1(13) сентября русско-румынские силы насчитывали 63 тыс. штыков и 9 тыс. сабель при 389 орудиях (47 орудий вышло из строя при обстреле города). Потери 34-тысячного турецкого гарнизона по русским оценкам не превышали 3 тыс. чел. Сами турки оценивали их в 4 тыс. чел.
В великокняжеском штабе и в войсках царило унылое настроение. В тылу, на пункте Красного Креста, лежа в грязи под дождем, дожидались очереди сотни раненых. Это было тяжелое зрелище. Правильное распределение обслуживания тяжело и легко раненых организовать не удалось, что увеличило количество жертв. Турецкий гарнизон ликовал. «Овладевшие было в два последних дня нашими сердцами тоска и отчаяние, — вспоминал офицер гарнизона, — уступили в эту минуту чувству радости…» Ликовали и друзья Турции. «Теперь, — вспоминал фон дер Гольц, — общественное мнение (Европы — А.О.) изменило свою позицию и, вполне естественно, начало переоценивать турецкие силы. Каждый требовал, чтобы победоносные турки нанесли последний энергичный удар, перейдя в общее наступлениями тремя армиями — от Плевны, с Балкан и с реки Лома — для уничтожения ущемленного внутри противника, и отбросили русских в Дунай и за него». Между тем на Дунае не была полностью снята угроза блокированной в районе Сулина турецкой флотилии. Атаки миноносок в мае 1877 г. не привели к заметным успехам.
В июле 1877 г. в Одессе был создан русский корабельный отряд для действий на Дунае — 2 шхуны, 2 деревянные баржи, вооруженные четырьмя 6-дюймовыми мортирами, 1 буксирный пароход, 4 паровых минных катера (очень тихоходных — 5−7,5 узлов). 28 июля (9 августа) эти суда вышли из Одессы и под прикрытием поповок и вооруженных пароходов были переведены к устью Дуная. Эта флотилия и противостояла турецким канонеркам и мониторам. Для предотвращения русских передвижений турецкий флот начал применять мины. Заграждения под руководством британских офицеров были выставлены на подходе к Батуму и в Сулинском гирле Дуная. Успеха они не имели и никакой помощи не оказали. Из 3 стоявших в Никополе мониторов 2 были подбиты, и захвачены в полуразрушенном состоянии. Пришлось и ремонтировать, и в ноябре «Никополь» и «Систово» — так стали называться эти трофеи — приняли участие в боях на Дунае. До этого приходилось обходиться тем, чем было. Помогала армейская артиллерия — в том же ноябре румыны потопили ушедший из Никополя и сильно досаждавший союзникам монитор.
Концентрического наступления противника опасался и штаб русского Верховного Главнокомандующего, считая кампанию 1877 г. проигранной. 1(13) сентября 1877 г. Александр II собрал в Порадиме новый совет, на котором практически все военачальники во главе с Николаем Николаевичем-старшим высказались за отступление за Дунай и прекращение кампании до следующего года. При этом Главнокомандующий, в случае отказа от эвакуации Болгарии предложил передать командование кому-нибудь другому, например, Военному министру. Позже он объяснил это свое предложение желанием запугать Милютина. Первым и наиболее энергично выступил против этого генерал-майор К.В. Левицкий, которого затем активно поддержал Д.А. Милютин. Император при полной поддержке Военного министра отказался одобрить отступление — последствия его грозили неисчислимыми бедствиями для болгарского населения и колоссальным падением международного престижа России и престижа императорского правительства в стране. Александр II проявил решительность. В этой обстановке из Петербурга на Дунай был вызван генерал Э.И. Тотлебен.
Император хотел назначить его главнокомандующим еще в сентябре 1876 г., однако Милютин, по его словам, не возражая против этого назначения, «мягко» указал на то, что «…его тяжелый характер и щепетильность могут быть большим неудобством в командовании армии.» Генерал считал войну с Турцией преждевременной, он не был сторонником поддержки славян, был противником разрешения добровольческого движения. Тотлебен был назначен тогда главным распорядителем обороны Черноморского побережья, но в октябре был переведен в Петербург, где занимался подготовкой к обороне берегов Балтики. Теперь тяжелый характер и щепетильность уже не считались недостатками. Еще ранее в Закавказье был отправлен генерал Н.Н. Обручев. Император сделал это, не смотря на сопротивление Николая Николаевича, который крайне негативно и подозрительно относился к этим выдающимся русским военным. Между тем, именно благодаря их умелому командованию в военных действиях наступил перелом. Впрочем, это, естественно, произошло не сразу.
Под Плевной поначалу практически ничего не менялось. 6(18) сентября под Гривицей попытались атаковать румыны, но они были отбиты с большими потерями. Они активно готовили траншеи и подвели их до 60 метров до редута №2, но 7(19) октября были вновь отражены. Многочисленная, но рассредоточенная русская кавалерия фактически бездействовала. 86 эскадронов и сотен при 44 орудиях так и не смогли обеспечить блокаду города со стороны Балкан. 2(14) сентября последовал приказ Главнокомандующего организовать кавалерийский корпус из 12 полков для действий по софийскому шоссе «с целью прекратить подвоз в Плевну продовольственных и боевых запасов». На плевно-ловченском шоссе должен был быть сформирован отряд силой в 4 полка. На первое направление выделялось 4800 сабель при 30 орудиях, на второе — 2400 сабель и шашек при 12 орудиях. Так как начальником корпуса был назначен начальник 4-й кавалерийской дивизии, стоявшей на плевно-ловченском шоссе, а начальником отряда — начальник 9-й кавалерийской дивизии, стоявшей на софийском шоссе, то было принято решение — дивизии должны были поменяться позициями. Пока они делали это, турки провели в крепость обоз.
Донесения болгар о готовящемся ударе командование проигнорировало. Между тем именно по софийскому шоссе уже неоднократно к гарнизону Плевны проходили подкрепления и продовольствие. Иногда колонны повозок под прикрытием пехоты растягивались до 8−9 километров в длину. 10(22) сентября турецкий обоз из 1,5 тыс. повозок в очередной раз прошел по софийскому шоссе в Плевну. Колонна длиной в 7 верст была прикрыта всего одним батальоном. Все это произошло фактически на глазах у двух русских кавалерийских групп, которые очистили противнику дорогу с потерей в 12 человек. 26 сентября (7 октября) эта история повторилась. В течение сентября 1877 г. в Плевну было подвезено 10 тыс. снарядов и 1,7 млн. патронов, 10 тыс. пар белья и 20 тыс. комплектов сменного белья, запас продовольствия на 25 дней полной блокады. Боеприпасов было так много, что Осман-паша просил больше не присылать их. В Орхание, недалеко от Софии и приблизительно в 100 километрах от Плевны турками был образован склад на 13 356 снарядов и 3,627 млн. патронов, которые в случае необходимости планировалось доставить войскам Османа.
2(14) сентября Тотлебен получил телеграмму Милютина, извещающую его о приказе императора прибыть под Плевну. 15(27) сентября генерал был уже в Главной квартире в Порадиме. На следующий день на императорском совете было принято решение о распределении подходящих подкреплений — гвардия должна быть оставлена под Плевной, гренадеры в Рущукский отряд и 24-я пехотная дивизия — Радецкому на Шипку. Первоначально полномочия прибывшего генерала были не ясны и ему самому, в отличие от характера возникшей проблемы. «Мне кажется, — отмечал он 17(29) сентября, — я понимаю, в чем дело и твердо убежден, что справлюсь с турками, если только дадут мне необходимую власть над войсками; однако мне предоставлено выступить только в роли советчика, — в таком случае я не многим помогу делу, так как все зависит от исполнения… Недостает единства власти в командовании».
Положение Тотлебена было действительно сложным. Войска ожидали от него перехода к более активным действиям. Главнокомандующий видел в нем «гениального сапера, не больше», и уверял императора, что этот инженер-генерал не способен командовать даже корпусом. К счастью, 22 сентября (4 октября) последовал приказ о назначении Тотлебена помощником начальника Западного отряда князя Карла Гогенцоллерна, кроме того, генерал получил возможность сформировать свой штаб по собственному выбору. «Четвертой Плевны не будет», — сказал Тотлебен, принимая командование войсками. Вместо подготовки очередного штурма была поставлена другая задача — «блокада Плевны и пленение неприятельской армии». Настроение солдат после штурма было подавленным, снабжение — скверным. Армия четыре месяца стояла на одном и том же месте, а войска не могли обеспечить самым необходимым — даже сухарями. К приезду Тотлебена имелся только трехдневный их запас.