Нерон. От культа личности — к гибели государства

Рим горел. Вспыхивали здания и склады, искры огненными облаками летали над языками пламени, по улицам носились толпы обезумевших от ужаса жителей. Горожане гибли в огне десятками тысяч. Обитатели окрестных деревень, забравшись на холмы и деревья, по цвету пламени угадывали, что горит в настоящий момент, и спорили, где вспыхнет в следующий раз.

К городу спешил из своей загородной резиденции император Нерон. Руководитель государства, стремящийся в район бедствия, что может быть естественней и разумней? Тем более, что требовалось обезвредить слухи: вдоль дороги стояли 16 000 отборных легионеров, и цель их присутствия была ясна — среди толп пострадавших уже начинались пересуды о том, что Рим подожжен по приказу императора. Рим действительно был подожжен, и многое указывает на то, что без императорского умысла не обошлось: и мания величия Нерона, и то, что средства оказания помощи пострадавшим в виде продовольствия и предметов первой необходимости оказались подготовлены заранее.

Но самое крупное доказательство предоставил Нерон собственноручно. Расположившись на холме, с которого город был виден, как на ладони, он не стал отдавать распоряжение о борьбе с огненной стихией, а использовал ее как величественную декорацию. Облачившись в пурпурную тогу и возложив на себя золотой лавровый венец, Нерон пел. Исполнял он песнь Приама о гибели Трои. Кем чувствовал себя 27-летний император в этот трагический для его страны момент? Да самим собой — как он себя видел: прекрасным Нероном, чуждым забот и страданий мелких людишек, причастником вечности, божеством среди людей и величайшим артистом. Собственно, им он и хотел быть.

Казалось бы, большое несчастье для страны — иметь такого правителя, но людям он нравился. Во всяком случае, людям недалеким, живущим одним днем, жаждущим только хлеба и зрелищ. Римский пожар в этом смысле был использован Нероном на все 300%. Под такое событие и хлеб, и зрелища нашлись в избытке. Сначала о хлебе: раздача, как уже было сказано, началась сразу же после пожара, и первыми получили ее те, кто оказался ближе к местам раздачи — то есть менее пострадавшие жители бедных окраин. Но не этим он запомнился истории, а зрелищами, которые были им устроены, дабы окончательно отвести от себя подозрения в поджоге.

Кому-то из его свиты пришла в голову идея обвинить в поджоге христиан (о которых Нерон до сего момента, скорее всего, не знал или не задумывался). Новая «секта», отрицающая римских богов, не желающая участвовать в ритуальном разврате и пьянстве, разумеется, оскорбила божественных покровителей города, за что они покарали латинян ужасным бедствием. Источник бед — гнусные христиане, которые хотят «любви» и молятся плоти и крови — уж не каннибалы ли они? Такие обвинения им бросали как простые приверженцы старых римских обычаев, так и просвещенные элитарии.

По призыву императора на христиан была объявлена охота. Как ни странно, упрямые сектанты не спешили бежать, а твердо принимали многообразные мучения. Весь город кричал «христиан ко львам», и их травили собаками и дикими зверями на цирковых аренах, выпускали против них, безоружных, тяжело вооруженных гладиаторов, распинали на крестах… Последней чертой стали ночные гуляния в садах, освещенные «факелами Нерона». Христиан обернули в пропитанную смолой и маслом паклю, привязали к столбам и подожгли. Между тысячами таких факелов прогуливались довольные горожане.

Это было началом жестоких гонений, которые не прекращались почти триста лет.

Но охота на христиан, страшные пытки и уничтожение их тысячами, — не то, для чего император спешил в гибнущий город. Гибель старого Рима открывала путь к заветной мечте Нерона — как бы сейчас сказали, реновации. Ему хотелось обновить всё, построить на месте полудеревянного убожества, считающего себя Мировым городом, истинный город, каменный, с регулярными постройками и гигантским, еще не виданным миром дворцом императора, венчать который будет статуя — 60-метровый Колосс Неронский. Да и старое название «Рим» ему уже надоело, и тянуло сменить его с имени какого-то сына Марса на имя истинного божества, которое осветило своим присутствием эти земли: «Нерония».

Читайте также: Рим: у самых истоков Запада. И России

Но сначала требовалось город заново отстроить. Нерон обложил империю данью, требуя от римских богачей и провинций предоставить средства для его замыслов. На этих затеях император и надорвался. Нет, ему был всего 31 год (после пожара прошло 4 года), он был свеж и полон сил, у него был еще целый мешок идей о том, как можно прославить свое имя. Но сенат и губернаторы отдаленных провинций, видя, что под свою неуемную фантазию проклятое чудовище вытряхивает из них всё больше и больше денег, воспротивились. Тем более, что Нерон, всю жизнь обожавший Калигулу, почти повторил его последнее безумство. Опять планы огромной реконструкции, опять недовольство сенаторов, опять решительные военные, готовые положить конец уничтожению государства. Вот только Нерон не стал дожидаться прихода генерала Гальбы, который аж из самой Испании шел убить его, а решил уйти из мира самостоятельно, как это делалось в соответствии с обычаем того времени. Всё в его тонкой артистической натуре протестовало против такого грубого обращения с собой, неуверенной руке императора пришлось помочь присутствовавшим при сём прислужникам. Его последними словами были: «Какой великий артист погибает!».

Так кто же погиб тогда, 9 июня 68 года?

Когда Нерон родился, его назвали не Нероном (так он назвал себя сам, впоследствии). Имя ему выбрал Калигула, его то ли дядя, то ли отец, ведь Нерон был сыном его младшей сестры, а кровосмесительные игрища Калигулы были известны всему Риму. Калигула назвал его в честь своего дяди Клавдия, себе на потеху и назло Агриппине, потому что Клавдий в то время играл при своих домашних роль шута и придурка (видя только в этом способ не быть умерщвленным). Легенда о гороскопе Нерона была, скорее всего, создана задним числом, но много объясняет по поводу семьи Агенобарбов (Меднобородых), из которой он происходил. Говорят, что астролог, посмотрев гороскоп новорожденного, сказал, что если этот мальчик придет к власти, он убьет свою мать. На что Агриппина заявила: «Пусть убивает меня, лишь бы царствовал».

Ее желание сбылось достаточно скоро. После смерти Калигулы императором стал Клавдий, Агриппина соблазнила его, своего дядю, и заставила усыновить будущего Нерона. Она же, как говорят, поднесла Клавдию тарелку белых грибов, которые ее сын до конца своей жизни называл «пищей богов» — ведь именно откушав от этого блюда, его предшественник отправился к богам. Сам же Нерон в шестнадцатилетнем возрасте был провозглашен императором. А Агриппину он убил через несколько лет. Ее закололи по его приказу, и, осмотрев труп, он заявил: «Надо же, какая у меня была красивая мать».

Тяга Нерона к культу своей личности была неуемной, он жаждал популярности и признания себя великим певцом. Когда он выступал с песнопениями, зрителям запрещалось покидать зал, известны даже случаи, когда на его выступлениях и рожали, а кто-то прикидывался мертвым, чтобы наконец покинуть помещение. Греки, к которым он приезжал на певческие турниры, предлагали ему звание победителя заранее, лишь бы он не пел, но так просто отделаться им не удавалось: он брал венок победителя и шел на сцену. Несложно догадаться, что певцом он был омерзительным. У него был слабый и блеклый голос, несмотря на все упражнения и самых лучших учителей, которых он себе нанимал. Не будучи уверен в своем мастерстве, он не растерялся и подготовил целую когорту особо преданных молодых римлян из богатых семей, которые разучивали разные степени проявления восторга. Они подключались в нужный момент, сопровождая любое его появление на публике славословиями, разной эмоциональности аплодисментами, восторженными криками, подпевками, танцами, падениями в обморок.

Та же самая команда летела за ним на римский пожар, и, когда он пел, изображала настоящий театральный хор, подтягивая последнюю строку, когда августейший певец переводил дыхание. Через некоторое время после того выступления эта группа поддержки получила название «августиане». Нерону они так нравились, что постепенно из этих хлопальщиков возник его ближайший круг, которому он доверял дела любой важности. Очень удобно оказалось иметь советников, основным государственным занятием которых было восхваление правителя. На этом споткнулись многие страны — и даже великий Рим: чем больше императоров восхваляли, тем ничтожнее они становились, и Нерон доказал это в полной мере.

После смерти римские историки его хвалили. Даже те, кто осуждал его за безудержный разврат, пьянство и патологическую любовь к театру, всё равно находили в нем полезные для государства черты. В том числе хвалили его за расправу над христианами, чувствуя в этом новом течении опасность для старых порядков. Что ж, предчувствие их не обмануло. Нерон же действительно вошел во всемирную историю — как образец кровожадного деспота и фанатичного идолопоклонника, избравшего в качестве фетиша самого себя. Но своей жестокостью он добился обратного эффекта, и многие римляне, видя именно в христианах воплощение почитаемого ими мужества и служения высшему идеалу, решили к ним примкнуть. На место погибших первохристиан стали новые, куда более многочисленные приверженцы Христа.