Имитация переговоров и реформ. Как это было раньше

Надежда Петербурга на то, что проблему Балкан и даже шире — проблему преобразований в Турции удастся решить на переговорах, улетучилась не сразу. Осенью 1876 года в нее еще верили. Поначалу, казалось, согласие между представителями великих держав, пусть и с трудом, было достигнуто. Предварительные совещания, которые должны были подготовить программу самой конференции, были начаты в здании русского посольства и без представителя Турции. Оттоманское правительство должно было получить пакет предложений от всей Европы. Но на этом ресурс согласия, похоже, был исчерпан. Первые же предварительные обсуждения в Константинополе показали, что договориться о единой позиции с англичанами не удастся.

Британский представитель маркиз Солсбери протестовал против слишком значительных прав болгарской автономии, и, кроме того, предпочитал разделить Болгарию на 2 части, чтобы не допустить создание «слишком значительной» провинции. Английский проект не допускал также избрания местных чиновников, за исключением судей и глав кантонов, однако вводил предложение об учреждении международного трибунала о расследовании преступлений в Болгарии, Боснии и Герцеговине. Впрочем, вскоре стало ясно, что турки не хотят идти на уступки и принимать разработанную дипломатами программу без предварительной консультации со своим правительством. Без сомнения, на их позицию одобряющим образом повлияло поведение британских дипломатов. В отличие от Солсбери, который готов был спорить о частностях, британский посол Эллиот не скрывал своей неприязни к предлагаемой программе преобразований и убеждал турок продолжать сопротивляться.

9(21) декабря 1876 г. ген. Игнатьев известил султана о завершении предварительных совещаний, начало работы конференции было назначено на 11(23) декабря. Под влиянием англичан, как и в 1839, и в 1856 годах, турецкое правительство вновь решило приступить к реформам (или продемонстрировать таковую готовность), для того, чтобы создать благоприятную для себя внешнеполитическую обстановку и сорвать принятие международной программы. Более всего Турцию не устраивали два пункта — о назначении христианских губернаторов в мятежные провинции и об установлении международного контроля над проведением реформ. В конце концов произошло то, чего с начала декабря ожидали в Петербурге. Абдул-Гамид II пошел на уговоры Мидхад-паши, и 23 декабря 1876 г. подписал «Канун-и Эсаси» (Основные законы), по которой провозглашалось равенство всех подданных Блистательной Порты. Таким образом, на разработку конституции, которая должна была чудесным образом решить все проблемы Османской империи, ушло менее месяца. Эта спешка имела под собой внешнеполитические основания. Главным положением документа в данных условиях была статья 1, провозглашавшая, что империя является «нераздельным целым» и ни одна часть этого целого не могла быть отторгнута ни по какой причине. Характерно и время, выбранное для подписания «Основных законов». Это был день официального открытия Константинопольской конференции, накануне которого великий визирь получил письмо министра иностранных дел Великобритании лорда Э. Дерби, уверявшее, что Лондон не поддержит действий против Турции.

23 декабря 1876 г. заседания конференции открыл министр иностранных дел Савфед-паша. Он прочитал речь, в которой говорилось об истории восстаний и переговоров. Он заявил, что Оттоманское правительство не бросило против мятежников всей силы своих войск и достойно удивления, что их движение было подавлено так быстро и со столь малыми жертвами. Последовали протесты представителей держав, и первым был Солсбери. Протесты были приняты со всевозможной учтивостью, а вскоре раздался салют турецких кораблей, стоявших в гавани Золотой Рог. Вставший со своего кресла Савфед-паша сказал:

«Великий акт, который свершился в настоящий момент, только что изменил форму правления, которая продолжалась 600 лет. Его Величество султан оповещает об этом свою империю. Открывается новая эра счастья и процветания его народов»

Конференция проходила с 11(23) декабря 1876 г. по 8(20) января 1877 г., но ее работа на самом деле была закончена, не успев начаться. В начале первого заседания конференции раздался салют турецких кораблей, стоявших в гавани Золотой Рог. Присутствовавший при этом Мидхад заявил:

«Господа, этот выстрел обозначает милость султана, даровавшего конституцию, которая гарантирует всем гражданам империи права и конституционные вольности. Я полагаю, что ввиду этого великого события наши труды становятся излишними».

Действительно, если христиане уравнивались в правах с мусульманами, то предложения великих держав по выделению территориальных автономий с особым режимом управления христианской и мусульманской общин теряли всяческий смысл. Большая часть участников конференции смотрела на введение конституции только как на прием, целью которого был срыв плана реформ, подготовленного дипломатами. Исключение составили британцы. Впрочем, и им была необходима поддержка.

Самого текста конституции, состоявшего из громких деклараций, заимствованных из европейских документов подобного рода, было недостаточно. Основой для турецкой конституции 1876 года послужили конституции Бельгии 1831 г. и Пруссии 1850 г. Документ состоял из 12 глав и 119 статей. В нем провозглашалась неделимость Оттоманской империи, устанавливалась система выборов в нижнюю палату меджлиса (парламента), ответственным перед которым становилось правительство. Впрочем, эта ответственность не была слишком сильной. Любое решение меджлиса должно было получить утверждение сената, члены которого назначались султаном, и получить согласие самого монарха, права которого ограничивались в незначительной степени. Кроме того, ст. 113 наделяла его практически безраздельными полномочиями «во время ситуации, угрожающей безопасности государства», определять наступление которой должен был он сам. Официальной религией был провозглашен ислам, а султан сохранял звание халифа. Свою светскую власть он осуществлял через великого визиря, духовную — через шейх-уль-ислама.

Для того, чтобы продемонстрировать реакцию «осчастливленного» христианского населения, по приказу Мидхада была организована подача благодарственных адресов от болгар. К этому приему прибегали даже во время резни весной 1876 г. Обычно наиболее зажиточных горожан под конвоем собирали в резиденции местного паши, где под страхом повешения или пыток их заставляли подписывать такие документы. На собрание глав христианских и мусульманских общин, где должны была с особенно убедительной для Европы силой проявиться радость подданных султана по поводу дарования конституции, явился лишь глава протестантов. Экзарх Болгарский предпочел сослаться на болезнь и остаться в своей резиденции.

В конечном итоге, экзарх категорически отказался подписывать письмо с благодарностью к султану. Турецкая полиция делала всё возможное для просвещения населения — в результате люди на улицах Константинополя, независимо от конфессиональной принадлежности, демонстрировали счастье обретения политической свободы. Проблемы возникли и на Крите. Мусульманской и христианской общине было выделено по одинаковому числу мест в парламенте, что не устроило христиан, нашедших в этом нарушение своих прав, дарованных Органическим уставом 1868 года. Христианская община отказалась выбирать своих представителей, и в результате они были назначены оттоманскими властями, которые силком отправили их на пароходе в Константинополь. В России эти меры не имели успеха, пресса и общество встретили конституцию взрывом насмешек и эпиграмм. Конечно, всё происходившее не составляло секрета ни для кого из дипломатов, но полученные результаты всё же позволяли представить Европе образ «другой» Турции.

Впрочем, Европа как единое политическое целое в очередной раз не состоялась именно на конференции в столице Турции. 2 января 1877 г. Бисмарк в разговоре с русским послом в Германии П.П. Убри заметил, что русский канцлер зря так часто ссылается на эту абстракцию:

«Когда Англия и Франция говорят сообща, то под именем Европы разумеют самих себя и как бы забывают о существовании других держав. Я знаю Россию, знаю Англию, знаю ту державу, к которой обращаюсь, но решительно не знаю того, что любят обозначать неясным термином — Европа».

Справедливости ради необходимо отметить, что основные творцы британской политики в Константинополе — Эллиот, которого потом пришлось сменить в угоду либерального общественного мнения, Солсбери, представлявший Англию на конференции, Лайрд, который был либералом, но отнюдь не поддерживал лидера либералов — Гладстона — в турецком вопросе в 1876—1877 гг., лично отнюдь не симпатизировали своим подопечным. Некоторые из них в частной переписке признавали необходимым «выпроводить турок» из Европы, однако в гораздо большей степени эти политики испытывали антипатию по отношению к России и поэтому предпочитали поддерживать Константинополь.

Попытки конференции оказать давление на османское правительство, которое поддерживалось Великобританией, не увенчались успехом. О совместной военной демонстрации не могло быть и речи. Берлин не собирался напрямую участвовать в балканском кризисе, Вена ждала его развязки для решения собственных проблем. Что касается Франции, то в начале января 1877 г. в ответ на запрос Игнатьева Париж категорически отказался участвовать в принудительных мерах или временной оккупации части территории Османской империи. Франция не была готова к таким шагам ни в финансовом, ни в военном отношении. Позиция Лондона сводилась к тому, что Турции должно было быть предоставлено время для проведения реформ, которые она сама же инициировала. 6(18) января 1877 г. верховный совет Османской империи, в который входило 250 чел. (54 из них христиане, включая глав всех немусульманских конфессий), ответил отказом на предложение принять разработанный конференцией проект. Таким образом, султан имел возможность подкрепить свою позицию ссылкой на мнение представителей общественности. Еще через два дня конференция была закрыта. План реформ на Балканах провалился, вопрос о мире с Сербией и Черногорией также не был решен. 27 января Игнатьев покинул Константинополь. За ним последовали и другие послы.

Это был ожидаемый исход событий. Еще 2(14) января 1877 г. Д.А. Милютин обратился к начальнику штаба действующей армии ген.-ад. А.А. Непокойчицкому с письмом, излагающим взгляд военного министра на то, что должно было произойти вслед за срывом переговоров:

«Но отъезд послов не будет еще объявлением с нашей стороны войны: начнется новая дипломатическая переписка между большими державами о дальнейшем образе действий относительно Порты. Сколько мне известно, предполагается вести дело так, чтобы поддержать согласие между державами до последней крайности, так, чтобы даже в случае невозможности избежать войны Россия могла начать ее, не восстановив против себя Европы. Ввиду таких соображений мне кажется, что армии нашей придется еще довольно долго оставаться в настоящем выжидательном положении, сохранив притом полную готовность к открытию кампании, лишь только политические обстоятельства того потребуют».

Естественно, что при таких обстоятельствах русские военные продолжали уточнять планы своих действий с учетом изменяющейся внешнеполитической обстановки.

По мнению Игнатьева, «собственно турецкая конституция и как призрак конституции, и так называемые «добрые намерения» султана (в виде хатт-и шерифов… и т.п.) с целью ввести в заблуждение Европу и дать заинтересованным лицам возможность защищать, не краснея, стамбульский режим». Генерал был прав. Междлис формально представлял всех подданных султана, но был всего лишь карикатурным учреждением, декорацией, выставленной для показа Европе. Его созыв был назначен на 1 марта 1877 г., но из-за того, что не все депутаты смогли вовремя приехать в столицу, церемонию перенесли на 4 марта.

Она состоялась во дворце Долма-Бахче. Султан, окруженный военными и высшими духовными лицами, вышел к собравшимся в черном и стал рядом с троном, опираясь на саблю. Тронную речь читал его первый секретарь. Монарх, как водится, обещал заботиться о стране и ее жителях. 19 марта 1877 г. султан лично открыл первое заседание парламента в дворце Бешикташ. Церемония была весьма пышной и торжественной. Блеск открытия представительного учреждения не помог не только решить ни одной из проблем, но даже и разрядить обстановку. Возглавлявший палату Ахмет-Вефик-паша, явно не понимавший смысл и назначение учреждения, прерывал слишком энергичных депутатов кратким и категоричным возгласом: «Сус, эшек!» (Заткнись, осел!). Палата представителей состояла из 119 депутатов (71 мусульманин, 48 немусульман). Отвечая послушным согласием на все требования правительства, она получила у современников прозвище «Эвет, эфендим!» (Да, господин!). С началом русско-турецкой войны этот абсолютно послушный и уже бесполезный для внешней политики Константинополя парламент перестал быть нужен, и 13 февраля 1878 г. султан распустил его на неопределенный срок.