Суворовский штурм Варшавы: путь Запада к «миллионам изнасилованных»

Сегодня, 4 ноября, Россия и Польша отмечают годовщину блистательного суворовского штурма Варшавы. Военно-политическое событие далёкого 1794 года важно сегодня, на мой взгляд, с точки зрения осмысления многовекового противостояния Запада с нашим государством.

Именно тогдашняя европейская реакция (прежде всего, Франции и Англии) на подавление бунта в де-факто российском протекторате, коим являлась Польша в конце XVIII века, демонстрирует нам классические двойные стандарты. Иначе бы сегодня коллективный Запад осудил кровавую расправу Испании над безоружными каталонцами, решившими, как поляки двести лет назад, стать свободными.

Итак, 4 ноября (или 24 октября по старому стилю) 1794 года выдающийся полководец Александр Суворов подавил польское восстание, за что был удостоен высшего воинского чина — генерал-фельдмаршал. Осмелюсь предположить, что намечая взятие Варшавы на конец октября, высшее российское руководство крепко держало в уме значимую тогда историческую дату — День очищения Москвы в 1612 году. Взять польскую столицу в День очищения Москвы от польских захватчиков — это остроумный идеологический ход. Этот день сегодня также приходится на 4 ноября, и только остается подивиться скрытому символизму даты.

Польская историография трактует штурм Варшавы как «резню мирных поляков», а Суворова называет «мясником» и «живодёром». Русским войскам приписывают зверские убийства женщин, стариков и детей, живших в варшавском пригороде — Праге. Даже на Пушкина ссылаются:

И мы о камни падших стен

Младенцев Праги избивали,

Когда в кровавый прах топтали

Красу Костюшкиных знамен.

К Пушкину мы еще вернёмся, а пока предлагаю понять, что в конце XVIII века представляли из себя бывшие польские земли в составе Российской империи. К 1794 году наша страна присоединила исключительно свои исторические земли, которые Польша столетия назад подчинила себя. Взгляните, что за города вернула Россия после второго раздела Польши — Минск, Полоцк, Витебск, Слуцк, Житомир. На этих землях из польского был разве что шляхетский гонор.

Поэтому восстание польских «ополченцев» в 1794 году надо трактовать не только как сепаратистский заговор, но и как агрессию на наше Отечество. Поляки повели себя поистине иезуитски — в день католической Пасхи устроили кровавую резню русским солдатам, расквартированным в Варшаве и Вильне.

Декабрист Александр Бестужев-Марлинский так описывал шляхетскую подлость:

«Тысячи русских были вырезаны тогда. Сонные и безоружные, в домах, которые они полагали дружескими. Вооруженная чернь, под предводительством шляхтичей, собиралась в толпы и с грозными кликами устремлялась всюду, где знали и чаяли москалей. Захваченные врасплох, рассеянно, иные в постелях, другие в сборах к празднику, иные на пути к костелам, они не могли ни защищаться, ни бежать и падали под бесславными ударами, проклиная судьбу, что умирают без мести».

Всего в «пасхальной резне» польские «повстанцы» убили 2265 русских воинов, пленив 1764 солдата, которые затем были также замучены.

На подавление взбесившихся соседей и был направлен Суворов. Штурм Праги длился всего час, при этом варшавские военачальники не удосужились заранее предпринять попытки эвакуировать мирное население (видите ли, главнокомандующий Томаш Вавжецкий решил, что Суворов не пойдет на штурм, потому что практически не имел численного перевеса). В итоге в условиях уличного боя гражданское население польского предместья было обречено.

Очевидно, что во время штурма суворовцы не разбирались, кто «мирный», а кто воинственный. Российский генерал Иван фон Клуген вспоминал, что «в нас стреляли из окон домов и с крыш, и наши солдаты, врываясь в дома, умерщвляли всех, кто им ни попадался».

Но польские историки умело гнут свою линию. Например, Казимир Бартошевич в «Истории костюшковского восстания», изданной в Вене в 1913 году, пишет, что «русские убивали беззащитных стариков, женщин и даже детей». Кстати, подобную уловку об «истреблении женщин и детей» используют до сих пор в Германии. Процитирую ветерана Великой Отечественной войны Михаила Фёдоровича Егорова, участвовавшего в штурме Кёнигсберга в апреле 45-го.

«После того, как мы завершили бомбометания, нам поступил приказ идти на «очистку». Мы — это три бойца и я — командир — взяли автоматы и пошли в пригород Кёнигсберга, район Гутенфельда. Сейчас пишут, что мы жестоко относились к немцам. А как быть, когда в тебя стреляют из подвалов, из подворотни? Кто там стреляет, дети, женщины — не смотришь. Но там, где в нас не стреляли, мы относились по-человечески».

Таким образом, западные публицисты, трактуя события как Польши 1794 года, так и Германии 1945 года, «забывают» о том, кто первый развязал агрессию против России и первым принёс боль и страдания русскому народу, сосредотачиваясь на мифах о «миллионах изнасилованных».

А теперь о Пушкине. Он пишет всё же об «избиении младенцев», а не «об истреблении». То же самое читаем в фундаментальном труде «История Польши», вышедшем в 1986 году под редакцией директора Института истории Варшавского университета Михала Тымовского: штурм Праги «сопровождался избиением гражданского населения». Так всё же избиение?..

Пару слов о судьбе пленных варшавских мятежников. Суворов их отпустил. Причем 6 тысяч поляков были отпущены по домам уже в октябре 1794 года. А когда король Станислав Понятовский обратился к русскому полководцу с просьбой освободить одного из пленных польских офицеров, то «в довесок» свободу получили еще 500 польских командиров.

Тогда история еще не знала о трагедии XX века — десятках тысяч военнопленных солдат Красной армии, сгинувших в польских лагерях в Стшалкове, Щипёрно и Тухоли.