Обманчивый дым грузинской демократии и меньшевики Тифлиса

Делегация II Интернационала, прибывшая в Грузию в августе — сентябре 1920 года, которую возглавлял Рамсей Макдональд, один из основателей и лидеров Лейбористской партии Великобритании, почему-то не оставила после себя «письменных следов». Они ничего не видели, кроме того, как писал Каутский, что «можно видеть из вагона поезда Батум — Тифлис». К этому присоединилось еще незнание грузинского и русского языков… Грузинские меньшевики оказали группам гостей горячий прием. Им показали Казбек и, как писали тифлисские газеты, «усердно дурманили головы кахетинским вином». Заезжие политики были растроганы. «Помните, вы наши надежды, ибо Грузия — единственная страна, во главе которой стоят социалисты. Ваша гибель будет нашей гибелью; ваша победа — наша победа!» — восклицал, обращаясь к грузинским меньшевикам, Камиль Гюисманс, один из руководителей Бельгийской рабочей и социалистической партии, который вел личную переписку с Лениным. Жаль, но почти вся его переписка с Кремлем оказалась утерянной, как и большая часть архива II Интернационала, который хранился в подземелье под зданием городской ратуши в Антверпене. Она была разрушена и затоплена во время бомбардировки в 1943 году.

Один из основателей французской социалистической партии Пьер Ренодель выражался еще более определенно: «Грузия должна стать во главе народностей Закавказья и освободить их от тех, кто уничтожает всякую свободу». И эти слова были сказаны не под влиянием кахетинского. Грузии давали понять, какой ее хотели бы видеть европейские социалисты, однако какой она не стала. Как пишет известный американский ученый-историк Фируз Каземзаде, «европейские социалисты не могли понять феномен грузинского меньшевизма, ведь речь шла о стране, где была слабая промышленность и незначительный пролетариат, где не было национальной буржуазии, а функции среднего класса выполняли армяне, которых ненавидели за их богатство и фактическую монополизацию всей коммерческой деятельности, где классовая борьба быстро выродилась в национализм», который «открыто противопоставил себя интернациональной российской социал-демократии как в большевистском, так и в меньшевистском обрамлении». Эпидемия национализма в Грузии распространялась с огромной скоростью. Парламент страны утвердил грузинский язык единственным государственным. Армянские и азербайджанские политики в Грузии были лишены официальной возможности понимать своих грузинских коллег, ведь единственный язык, общий для всех, русский, — объявили вне закона. Один английский корреспондент писал:

«Свободное и независимое социал-демократическое государство Грузия навсегда останется в моей памяти как классический пример империалистической «малой нации».

В то же время правящие партии Грузии и Армении являлись членами II Интернационала. В феврале 1919 года в Берне они внесли проблему территориального спора на одну из его конференций, которая постановила, что ко всем спорным территориям в Закавказье «следует строго применять принцип самоопределения». Был создан специальный Исполком II Интернационала, в состав которого, кстати, вошел и Макдональд. Он принял решение о проведении плебисцита в спорных районах, но ничего не вышло. Рассказывает Рафаил Абрамович, представитель меньшевистского крыла, который осенью 1920 года выехал за границу в Германию для организации там постоянного представительства РСДРП:

«После окончания Первой мировой войны был восстановлен II Интернационал, секретарь которого Гюисманс с чрезвычайно большой энергией работал над восстановлением старых связей. В результате уже в феврале 1919 года в Берне состоялась после ряда личных встреч первая настоящая конференция II Интернационала. За этим последовала конференция в Амстердаме 26—29 апреля 1919 года, Люцернское совещание 1—10 августа 1919 года, Лондонское заседание Исполкома в апреле 1920 года, а затем Женевский съезд 31 июля — 4 августа 1920 года. Отношение к Интернационалу и его восстановлению усиленно дебатировалось в самой России, где авансцена была занята основанным в 1919 году Коминтерном. По мере того как Коминтерн из небольшой комиссии по иностранным делам при ВКП (б) стал обрастать подлинными пролетарскими организациями и партиями других стран, в частности Германской Независимой партии, превращаясь в мировой орган социальной революции, в рядах российских социалистов и особенно меньшевиков стало усиливаться отталкивание от II Интернационала, основные партии которого так жестоко скомпрометировали себя в начале войны и во время ее поддержкой империалистических планов своих правительств или недостаточной борьбой против них. Начались контакты между большевиками и партиями II Интернационала, которые стали склоняться к поддержке российского большевизма и наведению мостов с грузинскими меньшевиками как единственной опорой социал-демократии в Закавказье».

Именно для этого в Грузии и появилась делегация II Интернационала.

Жордания — Ленин — Сталин

Жордания стал маневрировать. В Советской России он решил сделать ставку на меньшевиков, которые еще находились в ближайшем окружении Владимира Ленина и поддерживали с ним связи. Тем более что в апреле 1920 года были опубликованы знаменитые «Апрельские тезисы» лидера российского меньшевизма Юлия Мартова, в которых предлагалось «всем марксистским социалистическим партиям идти по пути объединенной деятельности». К тому времени произошла советизация Азербайджана, и Мартов, как выясняется, будучи информированным о политических настроениях в отношении Грузии, которые не скрывали возглавляемые Сталиным «кавказцы» в партии, стал предпринимать усилия по выстраиванию параллельного «канала связи» между Лениным и Жорданией. Как пишет Роберт Такер, Ленин настойчиво рекомендовал «кавказцам» искать «блока с Жорданией или ему подобными грузинскими меньшевикам». За этой комбинацией скрывалась определенная интрига.

Дело в том, что между Мартовым и Жорданией были установлены доверительные личные отношения. Еще в конце мая — начале июня 1918 года Мартов предупредил Жорданию о готовящимся в Тифлисе большевистском перевороте. Тогда в Грузии стал распространяться так называемый «манифест Плеханова», в котором осуждался захват большевиками власти в центре страны и содержался призыв «к совместному отпору курсу Ленина». При этом Мартов убедил Жорданию в том, что «удар по грузинской меньшевистской организации готовит Сталин». Мартов даже запросил из Тифлиса «компромат» на Сталина. Вскоре была подготовлена статья о кавказском прошлом большевистского наркома по делам национальностей, опубликованная 19 апреля 1918 года в меньшевистской газете «Новая жизнь». В ней утверждалось, что Сталин, состоявший на партийном учете в бакинской организации РСДРП, в 1905 году был исключен из партии.

Сталин «для защиты своей чести и достоинства» обратился за помощью к революционному трибуналу. Отчеты о заседаниях трибунала, которые вел Крыленко, печатались в апреле 1918 года почти во всех большевистских изданиях и в Питере, и в Москве. В качестве свидетелей по делу Мартов требовал пригласить известных грузинских меньшевиков Церетели, Гегечкори, но в первую очередь Жорданию. Они, конечно, не приехали. Но в результате поход большевиков на Тифлис был сорван, после чего Жордания от имени Грузинского национального совета начал секретные переговоры с представителями германского командования. Закавказский сейм был развален. Потом в эмиграции Жордания напишет в воспоминаниях, что между ним как признанным лидером грузинских социал-демократов и Сталиным существовали реальные, а не выдуманные разногласия и противоречия. По мере развития событий в Закавказье в 1918—1920-х годах корни конфликта приобретали более серьезную фундаментальную основу, нежели по части личного соперничества.

Как глава Наркомнаца и знаток кавказских проблем, Сталин видел, что национализм, которым было окрашено мышление и действия социал-демократов в Грузии, оказывается сильнее марксистских идей в их ортодоксальной интерпретации. Сталин стал готовить переворот в Грузии. Он должен был осуществляться по следующему сценарию. Внутри грузинской социал-демократии ставка делалась на группу меньшевика Церетели, члена ЦК РСДРП, которая выступала за подписание соглашения с Советской Россией для организации борьбы с турками и немцами. Он тогда заявлял, что «революция в России одна, но нужно, чтобы ее не раздавила ноша разделения на непримиримые лагеря». В январе 1920 года наркоминдел РСФСР Георгий Чичерин предложил Грузии и Азербайджану создать альянс против Деникина. Жордания так комментировал ситуацию:

«Вам известно, что Советская Россия предложила нам военный союз. Мы решительно отказались. Очевидно, вы знаете наш ответ. Что означает такой союз? Он означает, что мы должны были бы обострить наши отношения с Европой, так же как и они, и обратить наши взоры на Восток — вот вопрос, поставленный перед нами, и здесь колебание невозможно… Как видите, здесь пути Грузии и России расходятся. Наша дорога ведет к Европе, дорога России — к Азии. Я знаю, наши враги скажут, что мы на стороне империалистов. Поэтому я должен здесь решительно заявить; я предпочел бы империалистов Запада фанатикам Востока!»

В то же время спустя какой-то месяц Жордания через Мартова вышел на Ленина и предложил ему договор Грузии с РСФСР, по которому стороны признавали друг друга и заявляли об установлении дипломатических отношений. Желание Жордания усилилось после того, как в Грузии было подавлено готовившееся большевистское восстание. Однако когда азербайджанское правительство сообщило Тифлису о приближении Красной армии к Баку, тот не отреагировал. По договору 1919 года, срок действия которого истекал в 1922 году, Грузия была обязана оказать помощь Азербайджану. В речи, произнесенной 30 апреля 1920 года после советизации Азербайджана, Жордания заявил: «Грузинское правительство было готово помочь Азербайджану в случае, если его собственный народ встал бы на борьбу за свою независимость». Однако, по его словам, «стало очевидно, что большевистские войска прошли сотню километров и не встретили сопротивления, поэтому Грузия решила не вмешиваться».

Интрига Тифлиса

7 мая 1920 года произошло нечто неожиданное. В Москве был заключен мирный договор между РСФСР и Грузинской демократической республикой. По его условиям Советская Россия признавала независимость Грузии и обещала не вмешиваться в ее внутренние дела, а Грузия секретной статьей гарантировала легализацию коммунистической партии. Стороны обменялись дипломатическими представителями (советским полпредом в Грузии стал Сергей Киров). Буквально через несколько дней после подписания советско-грузинского договора Лондон согласился принять советскую торговую делегацию во главе с Леонидом Красиным. «Он приехал в качестве представителя российских кооперативов, — пишет американский историк Ричард Пайпс. — Однако с самого начала его миссия рассматривалась как дипломатическая, вплоть до того, что англичане разрешили ему связываться с Москвой шифром и отправлять и получать почту с дипломатической печатью». Потом состоящая во II Интернационале британская Лейбористская партия решила направить в Советскую Россию миссию для сбора фактов «о жизни и деятельности». Любопытно, что об этом Жордания известил Ленина, после чего последовало специальное распоряжение ЦК, чтобы советская печать не особенно «наезжала» на английских «социал-предателей».

Помимо того, меньшевистская Грузия заявила, что может взять на себя обязательства лоббировать интересы Москвы через европейских социалистов во II Интернационале. Но вскоре сторонники «жесткой линии» в политбюро ЦК Российской коммунистической партии одержали победу, приняв решение о закрытии легальной меньшевистской печати. ВЧК получила поручение «разработать план расселения меньшевистских политических вождей для их политического обезвреживания». Затем разгрому подвергся Союз печатников, в котором позиции меньшевиков были традиционно сильны. Летом 1920 года в Германию выехали, точнее, были высланы лидеры российских меньшевиков Мартов и Абрамович. По некоторым сведениям, Карл Каутский встречался с ними в Европе и понял, что «дворцового переворота» в Москве ждать уже не приходится. А что готовилось? Мартов разыгрывал сложную многоходовую политическую комбинацию. Меньшевики считали, что в «большевистской троице», Ленин — Троцкий — Сталин, именно последний является «слабым звеном», после устранения которого можно было бы не свергать большевистский режим, а вступить с некоторыми его представителями в политическую коалицию. На это рассчитывал в Грузии и Жордания.

20 августа 1920 года Киров сообщал Ленину из Тифлиса: «Как и следовало ожидать, пункт нашего договора, предусматривающий легальное существование коммунистической партии, оказался не по зубам здешним меньшевикам. Организованные в высшей степени прочно грузинские меньшевики, освободив заключенных коммунистов и дав возможность остальным объявиться, немедленно предприняли широкие репрессии в отношении партии коммунистов. Пользуясь самыми невероятными, фантастическими предлогами, грузинские меньшевики провели аресты и ликвидацию партии коммунистов, и в настоящее время партия переживает чрезвычайно тяжелый момент: газеты закрыты, ряд организаций ликвидирован совершенно, многие товарищи в тюрьмах, много выслано из Грузии. Я об этом неоднократно сообщал Чичерину, но, очевидно, из наших переговоров с армянской делегацией в Москве пока ничего не выходит. Тем не менее вопрос как-нибудь разрешить надо».

Отрыжка от кахетинского

Рамсей Макдональд провел конфиденциальные разговоры с лидерами Грузии, выпил немало кахетинского вина, полюбовался Казбеком и уехал, пообещав Тифлису ждать дальнейшего хода событий. В октябре 1920 года были получены сообщения о том, что в специальную поездку на Кавказ отправился Сталин. В этой связи полномочный представитель Грузии при большевистском правительстве Махарадзе телеграфировал министру иностранных дел Гегечкори: «Я получил заверения от представителей Центральной Советской власти и представителя Кемаль-паши в Москве, что против Грузии никаких агрессивных действий не предполагается. Мое впечатление, что Центральная Советская власть искренно против наступления на Грузию, но некоторые провокаторские группы, работавшие около нашей республики, могут втянуть нас в кровавую распрю. Поэтому надо быть ко всему готовым. Ваши подготовительные меры в этом направлении вполне уместны. Я вам сообщил, что в Азербайджан выехал со специальными полномочиями Сталин. Я много говорил с ним перед отъездом, и он уверял в лояльности по отношению к нашей республике, но позиция его осталась все же неясною, и боюсь, что некоторые группы могут повлиять на него». Сам Тифлис был набит спасавшейся от большевизма российской творческой интеллигенцией. Вспоминает Илья Эренбург, который побывал в Тбилиси осенью 1920 года:

«Каждый день мы обедали, более того, каждый вечер ужинали… Нас принимали с роскошью средневековых князей, выбирали самые знаменитые духаны, потчевали изысканными блюдами. Мы попивали вино в Верийских садах; внизу нетерпеливая Кура играла с красными и желтыми огоньками, а на столе благоухали тархун и киндза. В древних храмах мы глядели на каменных цариц, к которым ласкались барсы. Мы ели форель, наперченные супы, горячий сыр, соусы ореховый и барбарисовый, куриные печенки и свиные пупки на вертеле, не говоря уже о разноликих шашлыках. В персидских харчевнях нам подавали плов и баранину, запеченную в горшочках. Мы проверяли, какое вино лучше — телиани или кварели. Никогда дотоле я не бывал на Востоке, и старый Тбилиси мне показался городом из «Тысячи и одной ночи». В духанах гости сидят под еще не попавшими в музеи картинами Пиросмани, в храмах любуются древними фресками, в старом городе видят шиитский праздник-самоистязание «шахсей-вахсей», а на соседней с ним улице слышат, как рабочие читают большевистские листовки».

Все, как сегодня в Тбилиси…

(Продолжение следует)