Поучительный эпизод из истории отношений России с Латвией
Некоторое время тому назад в Латвии вышла книга известных политиков Татьяны Жданок и Мирослава Митрофанова, посвящённая истории русского движения в этой стране в 1986—2014 годах [1]. Я прочитал её с противоречивыми чувствами. С одной стороны, печали и стыда за то, что Россия образца 1991 года и большинство её политиков оказались не в состоянии адекватно ответить на вызов защиты своего народа — особенно в той его части, которая, будучи отсеченной волюнтаристски воздвигнутыми границами, была подвергнута дискриминации. С другой, с чувством искреннего уважения к тем в Латвии, кто этот вызов принял и сделал на поприще борьбы с русофобией и шовинизмом гораздо больше, чем можно было ожидать в тех условиях.
Исследование Жданок и Митрофанова написано ёмко и ответственно, на основе обилия фактов и с привлечением оценок многих сторонников и оппонентов. Тем непонятнее для меня стало неверное толкование ими одного важного эпизода, относящегося к ключевому для политики нашей страны в отношении Латвии и шире — всей Прибалтики времени: началу 2000-х.
В эти годы, напомню, произошёл постепенный отход от принятого при Евгении Максимовиче Примакове в качестве министра иностранных дел и потом главы правительства комплексного подхода к отношениям с Латвией, Литвой и Эстонией. Этот подход, напомню, предусматривал развитие экономических связей в прямой увязке с выполнением прибалтами наших пожеланий по прекращению дискриминации русского населения, а также со степенью учёта ими наших интересов в военно-политической сфере.
Суть изменений, происходивших тогда в позиции России, Татьяна Жданок и Мирослав Митрофанов передают точно: «После 2003 года в России взял верх «сверхпрагматичный» подход к отношениям с постсоветскими странами. Этот подход базировался на вере в диктат экономических интересов. Предполагалось, что элиты постсоветских стран не смогут отказаться от личной выгоды от экономического взаимодействия с богатой Россией, что со временем должно привести к разрешению всех политических противоречий между государствами. Политтехнологи и олигархи постсоветской России переносили на постсоветскую элиту в соседних странах собственное восприятие мира, не принимая во внимание культурные отличия, исторические фобии и внутреннюю солидарность политических элит бывших «национальных» республик СССР. Россияне отказывались понимать, что у продажности есть границы и что лишь на экономической выгоде стратегические отношения между странами построить невозможно» [2].
Говоря это, авторы отдают должное позиции «российских дипломатов и отдельных политиков, настаивавших на поддержке русского гражданского общества в странах бывшего СССР». Мол, благодаря ей «результирующий вектор» иногда менялся. Спасибо, как говорится, что не забыли, но мы настаивали не только на поддержке русского гражданского общества в странах бывшего СССР. Мы настаивали на примате национально-государственных интересов России, и поддержка соотечественников за рубежом была лишь их частью, хотя и немаловажной. Впрочем, как бы то ни было, формулирование внешнеполитических задач России на прибалтийском направлении, повторю это ещё раз, оказалось тогда под сильнейшим воздействием заинтересованных бизнес-корпораций. Причём, как показало последующее развитие событий, во вред стране в целом.
Итак, в чём, описывая то время, Жданок и Митрофанов ошибаются и почему я посчитал необходимым эту ошибку исправить? Ошибаются они в оценке опубликованного в марте 2003 года Проектным комитетом в составе Никиты Иванова, Модеста Колерова и Глеба Павловского меморандума под названием «Эффективно ли защищает правительство России национальные интересы? Необходимость и потенциал активных действий в Прибалтике». Жданок и Митрофанов привязывают этот меморандум к выше описанному ими «сверхпрагматичному», или «новому», подходу — вернее, даже заявляют, что он нашёл в данном документе своё воплощение. Это в принципе неверно.
Меморандум Иванова — Колерова — Павловского, вне всякого сомнения, сыграл положительную роль в смысле привлечения внимания к отходу от, условно говоря, «линии Примакова». А поскольку тогда был нужен именно такой документ, для меня как куратора прибалтийского направления в МИД на второй план отошёл тот момент, что его авторы говорили не об отходе от того, что пусть краткое время, но существовало и уже начало приносить свои плоды, а в принципе о том, что «национальные интересы России в Прибалтике до сих пор не сформулированы как практическая проблема, а их реализация по-прежнему не имеет единого плана и дробится в межведомственных перегородках: узкой внешней политики, узких вопросов регионального транзита, тактического плана защиты интересов «русскоязычных».
В меморандуме было сказано главное: что наша страна имеет «вечные приоритеты» в Прибалтике. И что состоят эти вечные приоритеты в следующем:
— в стратегическом контроле над морским побережьем Балтийского моря, поддержании статуса ведущей балтийской державы и безусловном обеспечении суверенитета России над Калининградской областью;
— в диверсификации транспортных потоков из России, исключающей их монополизацию на любом направлении и кем бы то ни было;
— в защите цивилизованных прав всех, кто в своей частной, деловой и общественной жизни ориентируется на Россию и лоялен к России;
— в политической, правовой и культурной поддержке российской диаспоры, всех граждан бывшего СССР.
А вот как в меморандуме Иванова — Колерова — Павловского описывалась ситуация в Латвии:
«В Латвии на высоком политическом уровне реабилитируются «ветераны СС» и одновременно идут процессы над советскими ветеранами, в том числе — над ветеранами антигитлеровской коалиции. Вступили в силу приговоры суда в отношении ветеранов МГБ ЛССР А. Новикса (приговорен к пожизненному заключению; умер в тюрьме), М. Фарбтуха, Е. Савенко. Не дожив до начала судебного разбирательства, умер в тюрьме гражданин Латвии В. Кирсанов. В Латгальском окружном суде в Резекне продолжится рассмотрение «дела» бывшего партизана гражданина России В. Кононова. На различных стадиях находятся «дела» в отношении граждан России Н. Тэсса, И. Машонкина, граждан Латвии Т. Якушонка, Я. Кирштейнса и Н. Ларионова. Эти процессы основаны на введенных в латвийское уголовное право дополнительных квалифицирующих признаках понятия «геноцид» и придании этим дополнениям обратной силы. Латвия до сих пор требует от России «извинений» и «раскаяния» за «оккупацию» Латвии: глава МИД Латвии С. Калниете публично заявляет о «желательности раскаяния» России. Массовой дискриминации по этническому и языковому признакам подвергаются русские и русскоязычные; ущемляются их интересы в сфере употребления русского языка; готовится школьная реформа, по которой старшие классы русских школ будут по всем предметам переведены на латышский язык обучения с 2004 года. Продолжается политическая поддержка чеченских сепаратистов и террористов: улица Космонавтов в Риге в 1996 году переименована в улицу Джохара Дудаева — так она называется даже теперь, после «Норд-Оста». Ужесточается визовый режим с Россией: с 1 мая 2003 года для получения латвийской визы требуется приглашение, подтвержденное Управлением по делам гражданства и миграции Латвии. Под надуманным предлогом с 1 марта 2003 года прекращена выдача латвийских виз российским гражданам (в первую очередь, жителям Калининградской области) в посольстве Латвии в Вильнюсе.
Теперь, построив свое благополучие во многом на российском транзите, а свою внешнюю политику — на русофобии, Латвия требует от России сохранения своей транзитной монополии. Почему правительство России позволяет Латвии паразитировать на российской экономике и одновременно диктовать себе чужую волю?»
Комитет твёрдо настаивал «на ликвидации юридически нелепого статуса «негражданин Латвийской Республики» путем предоставления «русскоязычным» жителям латвийского (российского) гражданства и прав голосования». «Это, — подчёркивалось в документе, — позволит «русскоязычному» населению Латвии сделать выбор между принудительной ассимиляцией, противоречащей всем цивилизованным и особенно европейским стандартам, — и полноценным гражданским существованием при поддержке России».
И, наконец, об оценке Проектным комитетом деятельности российского бизнеса, заинтересованного в латвийском транзитном коридоре. Она в меморандуме звучала так:
«Проектный комитет полагает, что правительство России должно обратить особое внимание на тактику российского бизнеса в Латвии. После решения комиссии В. Христенко, в начале января 2003 года, пять российских нефтяных компаний — ЛУКОЙЛ, ЮКОС, «Сургутнефтегаз», ТНК и «Роснефть» — направили письмо М. Касьянову, в котором, несмотря на всё сезонное значение Вентспилса, акцентировали внимание на издержках российского нефтяного экспорта при отказе от трубопроводного транзита через Латвию. Это письмо, преданное гласности именно в Латвии, активно использовалось латвийскими политиками в их действиях против правительства России и российских национальных интересов в Прибалтике. Необходимо жестко разъяснить российскому бизнесу контрпродуктивность попыток достичь своих сиюминутных целей путем давления на российское государство в угоду бизнесу и политикам недружественной страны».
Зафиксировав это в уме, давайте теперь прочитаем, что о «новом» подходе, «оформлением» которого якобы стал меморандум Проектного комитета, написано в книге «Русские Латвии на изломе веков»: «Сверхпрагматичный подход предполагал взаимодействие российской элиты исключительно с правящими элитами и поддержку таких политических сил, которые способны прийти к власти и через власть реализовать интересы российского государства и бизнеса. При этом интересы крупных российских компаний, таких, как «Газпром», отождествлялись с интересами государства (выделено мною — М.Д.). Параллельно представители российской политической элиты реализовывали в странах Балтии свои частные экономические проекты. Для этих проектов требовалось сделать внешне незаметным конфликт между властями и русскими общинами, не привлекать внимание российской общественности и внешнего мира к событиям в Балтии (также выделено мною — М.Д.), что, в свою очередь, противоречило целям и методам политической борьбы местных русских за свои права и интересы».
Всё это так и было, и я уже назвал это отходом от выработанной в 1998—1999 годах линии комплексного давления на прибалтийские этнократические режимы, но меморандум-то Иванова — Колерова — Павловского был как раз направлен против всего этого!
Понятно, что наиболее сильно Татьяну Жданок и Мирослава Митрофанова задело следующее место в меморандуме:
«Проектный комитет считает необходимым пересмотреть российскую политику и внутри Латвии. До сих пор она строится на поддержке набора разнородных политических сил, декларирующих — зачастую бездоказательно — защиту интересов русскоязычного населения Латвии.Такой силой до недавнего времени был блок «За права человека в единой Латвии» (ЗаПЧЕЛ)».
Цитата, однако, приведена некорректно. Предыдущий абзац заканчивается на словах «население Латвии», а абзац, посвящённый ЗаПЧЕЛ, звучал так:
«Такой силой до недавнего времени был блок «За права человека в единой Латвии» (ЗаПЧЕЛ), который на парламентских выборах 5 октября 2002 года занял второе место. Успех был достигнут во многом за счет российской поддержки: лидер блока Я. Юрканс даже был принят президентом России Владимиром Путиным. Однако 15 февраля 2003 года возглавляемая Я. Юркансом «Партия народного согласия» (ПНС) инициировала раскол и заявила о выходе из блока. Этот шаг открыл для ПНС возможности создания коалиций в рамках парламента и вхождения в правительство лично Я. Юрканса. Всю поддержку, оказанную ему Россией, Я. Юрканс принес в жертву личной карьере, не приняв на себя никаких политических обязательств даже в пределах «европейских стандартов». Напротив того, сделал явственный крен в сторону стандартов совсем другого рода. Например, заместитель Я. Юрканса Я. Урбанович в интервью латышской крайне правой газете «Lauku avize» заявил: «Я не раз защищал Латвию от нападок России. Два месяца назад я был вынужден поехать в Москву, в Госдуму… Никакой радости ехать туда у меня не было… В Москве я сказал, что Россия должна прекратить вмешиваться в наши дела». Подобные высказывания со стороны латвийских политиков обычно вызывают протест МИД России, однако для Я. Урбановича и несущего за него политическую ответственность Я. Юрканса было сделано исключение, поскольку он считается «другом России».
«Не обремененные ответственностью «друзья России» должны уйти в прошлое, — заключают этот сюжет авторы меморандума. — Прежде чем поддержать чью бы то ни было политику, Россия вправе задаться вопросом об эффективности её результатов».
Что в такой постановке вопроса могло вызвать неприятие со стороны политиков от «Равноправия» — истинной основы ЗаПЧЕЛ того периода? Ведь и они в своей книге с полным на то основанием критически пишут о линии Юрканса и Урбановича на то, чтобы их партия стала некой «центристской» политической силой, которая бы одновременно защищала права национальных меньшинств, выступала за улучшение отношений с Россией и — ну разве не фантазёры? — одновременно была бы приемлема для латышского истеблишмента в качестве участника правительственной коалиции!
Закончу на этом с сюжетом, касающимся меморандума Проектного комитета, но не могу не прокомментировать ещё одну претензию Татьяны Жданок, которую она высказывает в данной связи. Речь идёт о распространённом тогда в российской политической и экспертной среде мнении, что Россия вполне может поладить в Латвии с «прагматичными националистами», а русским было бы «выгодно состоять в латышских партиях, которые могут реально их защищать» [3]. К сожалению, такие мысли прозвучали весной 2003 года и в одном из интервью Модеста Колерова.
Если говорить о происхождении этой идеи, то её корни уходят в Эстонию, где Центристская партия Эдгара Сависаара, действительно, предпринимала некоторые законодательные инициативы в пользу русских, часть которых была её электоратом. Но Эстония — это Эстония, а Латвия — это Латвия. В Латвии, особенно в политике, было очень мало настоящих националистов, то есть людей прочного национального самосознания, любящих свой народ, но уважающих и другие народы. Там в политике преобладали этнорадикалы и шовинисты, а ещё — «прагматичные» либералы, делавшие карьеру в условиях этнократии. Ни те, ни другие, понятно, не могли ни образовать в Латвии партий, которые «реально защищали бы русских», ни взять партию, реально защищающую интересы русских, в свою коалицию. Впрочем, что это я агитирую за очевидное: не все ли мы вместе наблюдали латвийскую политику последующие полтора десятка лет?
Напомню, кстати говоря, что в том же году в Латвию ездил с визитом председатель Комитета Совета Федерации по международным делам Михаил Маргелов, который настойчиво пытался «задружить» со своей коллегой по парламентской линии, представительницей этнорадикальной партии «Отечеству и Свободе/ДНЛЛ» и русофобкой по своей личной сути Инесе Вайдере. Делал он это так настойчиво, что его визит не только получил весьма критическое освещение в русской прессе, но и, как вспоминает в своей книге «ЗАПАДня» латвийский политик Николай Кабанов, побудил Яниса Юрканса в стенах парламента выразить сомнение, что Маргелов выражает позицию России [4]. С учётом их места в российском правящем классе того времени, претензии за «вираж» в пользу «прагматичных националистов» стоило бы отнести, в первую очередь, на счёт Михаила Маргелова и немалого числа других политиков прозападного склада, которых Татьяна Жданок хорошо знает.
Завершая эти свои заметки, отмечу, что, за исключением эпизода с оценкой меморандума Проектного комитета, книга Татьяны Жданок и Мирослава Митрофанова произвела на меня хорошее впечатление. Это правильная и нужная книга, и мне не хотелось бы, чтобы моя статья снизила к ней доверие. Но такого искажения, как-то, которое я описал выше, ни при каких обстоятельствах допускать было нельзя.
[1] Т. Жданок, М. Митрофанов «Русские Латвии на изломе веков. От заката СССР до кризиса Евросоюза». «Averti-R» SIA. Рига. 2017
[2] Там же. С. 191
[3] Там же. С.193
[4] Н.Кабанов. ЗАПАДня. Латвийская политика глазами русского депутата. М., Алгоритм. 2017. С. 199.