Разбираться в том, кто больше виноват в нынешнем очередном вооруженном обострении в зоне нагорно-карабахского конфликта — дело безнадежное. К сожалению, жертвы есть с двух сторон. Эту позицию обозначила официальный представитель МИД России Мария Захарова, отметив, что Москва считает «недопустимым дальнейшее кровопролитие и призывает стороны принять все необходимые меры для стабилизации ситуации». Россия поддерживает «заявление сопредседателей Минской группы ОБСЕ, в котором подчеркивается необходимость прекращения насилия и возобновления переговоров».

Но практика и опыт перманентных вооруженных стычек на линии соприкосновения конфликтующих сторон показывают, что этот процесс всегда имеет скрытые причины и мотивацию. Так было во время апрельской войны 2016 года. Так по всем признакам происходит и сейчас. Напомним, что после апрельской войны при посредничестве МГ ОБСЕ были разработаны и приняты Венские и Санкт-Петербургские соглашения, предусматривающие введение в зону конфликта системы мониторинга и международных наблюдателей. В случае реализации этих предложений мировое сообщество получило бы реальную возможность выявлять инициатора вооруженных обострений в зоне конфликта. Ереван принял эти предложения, Баку отказался, утверждая, что это якобы «замораживает» конфликт. В итоге сейчас, когда Азербайджан пытается апеллировать к мировому общественному мнению, самостоятельно и в одностороннем порядке определяя «агрессора», к таким утверждениям нет доверия.

Если возвращаться к нынешней ситуации, то она имеет определенные особенности. Дело в том, что накануне в регионе побывали сопредседатели Минской группы, которые, по некоторым сведениям, обсуждали с конфликтующими сторонами какие-то новые вводные. В дипломатических кругах, причем не только российских, циркулировали сведения о возможности изменения переговорного формата через включение в него Степанакерта. Затем появились сообщения о предполагаемой встрече 11 июля в австрийском Мауэрбахе глав внешнеполитических ведомств Азербайджана и Армении. Если бы после инцидентов в ходе конфликта одна из сторон заявила об отказе от диалога, то напрашивался бы очевидный вывод о нежелании продолжать дипломатический процесс по урегулированию.

Однако вначале глава МИД Армении Эдвард Налбандян заявил, что Ереван «никогда не отказывался от встреч как на самом высоком уровне, так и на уровне министров». Затем пресс-секретарь МИД Азербайджана Хикмет Гаджиев отметил, что «в Баку также не планируют отменять участие во встрече глав МИД Азербайджана и Армении в рамках урегулирования карабахского конфликта». Он, правда, уточнил еще, что «этот вопрос должен быть изучен комплексно, и после этого будет дан ответ», а «Азербайджан участвует в переговорах не ради имитации, наша позиция тверда, мы хотим субстантивных переговоров». ИА REGNUM неоднократно отмечало, что понятие «субстантивные переговоры по урегулированию конфликта» означает новые переговоры о создании новых условий. В принципе они возможны, если будет принято совместное решение с участием конфликтующих сторон при посредничестве МГ ОБСЕ об изменении формата переговоров, появлении в них представителя Степанакерта. Но такой договоренности нет, поэтому существующая повестка пока основана на Мадридских принципах и других документах.

Поэтому не случайно сопредседатели Минской группы посчитали нарушение режима прекращения огня на линии соприкосновения 4-го июля сего года провокацией, которая может угрожать усилиям по мирному урегулированию карабахского конфликта и поставить под угрозу грядущие переговоры. «Напоминаем сторонам их обязательства, проистекающие из Женевской конвенции, которые предполагают воздержание от действий, могущих привести к потерям среди гражданского населения, — говорится в заявлении МГ ОБСЕ. — Предлагаем сторонам предпринять неотложные меры по ослаблению напряжения и четко следовать соглашениям о прекращении огня 1994−1995 годов».

Понятно, что Азербайджан желал бы видеть в этом заявлении ссылки на известные четыре резолюции Совета Безопасности ООН, а не соглашения 1994−1995 года, которые, с одной стороны, фиксируют факт его поражения в карабахской войне, во-вторых, факт подписи Степанакерта под этими документами. Но дипломатические усилия Баку на этом направлении провалились, хотя Азербайджан системно подвергает критике не свое руководство, а сопредседателей Минской группы «за отсутствие прогресса в урегулировании карабахского конфликта» по бакинскому сценарию. При этом изображает тему «механизмов расследования прифронтовых инцидентов» как инициативу ереванской дипломатии, тогда как это результат Венских и Санкт-Петербургских соглашений, разработанных при официальном участии Баку, правда, им не подписанных. В таком контексте очевидно и то, что азербайджанская дипломатия, изображающая апрельскую войну 2016 года в Нагорном Карабахе как «победу», не смогла конвертировать ее в нужные для себя внешнеполитические достижения.

Что будет дальше, покажет ближайшее время. Риски региональной дестабилизации высоки, все может начать развиваться по самому неожиданному сценарию. Прежде всего для Азербайджана, если страны-сопредседатели МГ ОБСЕ примут решение использовать опыт урегулирования конфликтов типа украинского, может быть, даже и сирийского, заговорят о появлении «деконфликтной» линии между Баку и Ереваном или «зон деэскалации». Если такое произойдет, это станет многообещающим знаком как для всего Закавказья, так и Большого Ближнего Востока.