Битва за Варшаву – сражение с террористами и их союзниками
К концу лета 1863 года мятежники терпели одну неудачу за другой. Крестьянство начало переходить на сторону русских властей. Безусловно, свою роль сыграла и концентрация силы. Летом 1863 г. в Царстве было сконцентрировано 14 пехотных и 5 кавалерийских дивизий — 163 тыс. штыков и сабель. Тем не менее, буквально на излете движения мятежники успели достичь своего первого серьезного успеха. 26 июля (7 августа) в Жиржинском лесу приблизительно на полпути между Ивангородом и Люблином они внезапной атакой из засады разбили русский отряд, конвоировавший денежный транспорт. 2 роты саперов Ивангородского крепостного батальона были внезапно атакованы вдесятеро сильнейшим неприятелем. Будучи захваченными врасплох атакой из засады, роты сражались 3 часа в окружении, и, израсходовав боезапас, вынуждены были пробиваться штыками. Было убито 2 офицера и 82 солдата, ранено 6 офицеров и 149 солдат. В Ивангород вернулось 267, в Люблин — 50 чел. В результате противник захватил 2 орудия и до 125 тыс. рублей. Нет нужды говорить, насколько воодушевил этот успех мятежников. Объем трофеев мгновенно вырос аж до 3 млн. руб. Впрочем, на преследование банд были брошены усиленные пехотой отряды гвардейской кавалерии и казаков. Трофейные орудия были заклепаны, и противник вынужден был закопать их. 12(24) августа повстанцы были разгромлены в Фейславицком лесу. Их 4-тысячный отряд, сражавшийся в Жиржино, потерял до 1 тыс. убитыми и ранеными и 680 пленных. Остатки банд бежали через австрийскую границу в Галицию.
Эта неудача ускорила завершение давно назревших перемен в администрации Царства Польского. Еще 4(16) июля Варшаву покинул Велепольский. Он отправился в длительный зарубежный отпуск. 27 августа (8 сентября) Царство Польское покинул Константин Николаевич. Он отправился в Крым через Европу. По случаю отъезда Великого Князя исправление должности Наместника и Главнокомандующего войсками, в Царстве Польском расположенными во время его отсутствия перешли к Бергу. Фактически смена власти в Варшаве была оформлена. Оставалось поставить точку. Смена была неизбежна. 17(29) сентября Горчаков писал Муравьеву:
«Центром политического вопроса является Лондон. Если Английский кабинет будет продолжать начертанную им политику после наших ответов от 1-го июля, то и Тюльерийский кабинет, как бы худо он не был настроен, не рискнет, я полагаю, действовать без поддержки… Весь вопрос сводится к тому, чтобы восстание было подавлено до наступления весны.»
Эта задача требовала завершение поворота в польской политике. 19(31) октября Константин Николаевич получил Высочайший рескрипт — император удовлетворил его просьбу об отставке.
«Не взирая на все усилия Ваши, — говорилось в нем, — учреждения, дарованные Мною Царству Польскому, доселе не работают согласно их значению, встречая постоянные препятствия не в доброй воле и стараниях правительства, а в самой стране, находящейся под гнетом крамолы и пагубным влиянием иноземных возмутителей.»
6(18) ноября Берг собрал высший командный состав округа и чиновников для ознакомления с последним приказом Великого Князя от 24 октября (5 ноября) — Константин Николаевич прощался с войсками и благодарил их за службу.
Последним всплеском активности стала попытка вернуть террор на улицы польских городов и, в первую очередь — Варшавы. Покушения и убийства в городе следовали одно за другим. В ответ Берг ужесточил режим управления. В случае агрессии против войск, например, бросания камней и т.п. было разрешено применять оружие. Город был разбит на специальные районы с круглосуточным патрулированием, была усилена полиция, кроме того, в Варшаву было введено около 30 тыс. солдат. Районы делились на мелкие участки во главе с офицером. В каждом участке было по 8−10 домов, офицер должен был знать всех живущих и их занятия. Над горожанами устанавливался довольно эффективный контроль. С этого момента судьба «сражения за Варшаву» была решена. Желая переломить ситуацию, 7(19) сентября 1863 г. подпольщики организовали покушение на жизнь Берга.
Оно готовилось задолго, и из подготовки не делали секрета — по городу ходили слухи о скором убийстве Наместника и «резне москалей», которая должна была последовать за ним. Берг с утра выслушал обычные доклады, затем съездил в предместье Воля, которое штурмовал в 1831 г., посетил раненых в госпитале и возвращался по улице Новый Свет. Он ехал в коляске с конвоем из 10 казаков, когда из четвертого этажа дома Замойского в его коляску был сделан выстрел рубленым свинцом. Затем на мостовую было брошено пять фосфорных бомб. Осколки пробили открытую коляску в 17 местах, картечь пробила воротник шинели генерала. Каким-то чудом в конвое обошлось без убитых — был контужен его адъютант штабс-ротмистр В.В. фон Валь, ранен 1 казак и 6 лошадей. К сожалению, осколками был тяжело ранен в живот и в ногу мальчик — продавец газет, вскоре он скончался от ран.
Во время покушения граф остался совершенно спокоен. «Пришлось это как раз вовремя. — Заметил он. — Дом Замойского поместителен, а мы стеснены квартирами. Таким образом, конфискация окажется для нас весьма ценна.» Берг приказал очистить дом — самое большое здание в городе на тот момент и арестовать всех мужчин (таковых оказалось 150). Женщин и детей аресты не касались. Впрочем, их было немного, что еще раз подтвердило мнение о том, что к покушению хорошо подготовились. Как выяснилось — многие были в курсе, что в этом районе готовится террористический акт. Вошедшие в дом солдаты 1-го батальона л.-гв. Литовского полка были настроены весьма решительно и жестко — в первые минуты арестов в окна полетела мебель и картины. Солдат вскоре остановили.
К сожалению, очистка здания быстро приобрела вид разгрома имущества жильцов. «Мне представилось ужасное зрелище. — Вспоминал приехавший сюда офицер. — Рояли, буфеты, посуда, одежда, книги, серебро, зеркала — все вылетало одновременно из окон этого громадного здания.» Когда вещи выбрасывались на улицу, этой судьбы не избежал и рояль, на котором в свое время играл Шопен, когда был гостем Замойских. Разгром имущества уничтожил и часть улик. Выброшенные вещи были подожжены, костер горел до утра. В результате обысков было обнаружено большое количество оружия — кинжалы, револьверы, ружья, патроны, порох, около 4 тыс. гильз, революционная литература, а также документы мятежников. Сын хозяина дома — граф Станислав Замойский пытался бежать, но был схвачен, имея в кармане значительную сумму денег — 105 471 руб. 53,5 коп., и 100 золотых монет заграничной чеканки. Дом был передан войскам — в нем разместился 3-й батальон л.-гв. Литовского полка. Покушавшиеся на жизнь Наместника вскоре были арестованы и публично повешены. Гвардия вела себя строго, а вскоре вместо повешений начались расстрелы во рву цитадели. Эти действия повергли варшавян в шок, город заметно присмирел.
Берг систематически конфисковывал здания, в которых совершались убийства, объявлял домовладельцев ответственными за антиправительственные акции или покушения, совершаемые под прикрытием стен их владений, привлекал свидетелей нападений, не пытавшихся остановить их, как соучастников. 23 сентября (5 октября) в гостинице «Европейская» было совершено убийство русского агента — она также была немедленно передана в Военное ведомство, для размещения офицеров и чиновников. Берг вообще не любил жестокости и прибегал к ней исключительно по необходимости, например, в случае наказания за убийство. Он предпочитал штрафы и прочие экономические наказания, которые шли на содержание семейств, пострадавших от мятежников. По мнению Наместника, такие меры гораздо эффективнее обеспечивали спокойствие края. В ответ на ужесточение политики властей подпольный Комитет призвал к убийствам всех тех, кто носит русский мундир. Со своей стороны Берг санкционировал уличные облавы — схваченные с оружием передавались под суд военного трибунала и приговаривались к смерти. Эти действия вызвали всплеск критики в польской и французской печати, но авторитет Берга среди русских военных значительно вырос. Впрочем, не только среди них. Всем стало понятно, что «времена шуток прошли». Все это изменило и положение в столице Царства.
Изменилось и отношение к восстанию собственно в России. У той части российского общества, которое порицало поляков, был заметен подъем патриотических настроений. Князь А.К. Имеретинский вспоминал: «Два имени было у всех на языке: Муравьев и Катков.» Катков давно разошелся со своими бывшими друзьями, вещавшими на Россию из Лондона, и первая жесткая их критика появилась в катковских изданиях еще до начала восстания. Потом она превратилась в шквал. Один из современников вспоминал: «Это был несомненно голос России. Свободное слово, прорвавшись чрез цензурные препятствия, сослужило великую службу России. Значение общественного мнения поднялось и укрепилось.» Сторонники революции и радикалы оказались в изоляции. Выступивший в защиту восставших поляков А.И. Герцен, который с 1856 г. был одним из безусловных властителей умов русской либеральной общественности, был ею отвергнут. Его журнал «Колокол», издававшийся в Лондоне, еще в 1862 г. расходился в России в количестве от 2,5 до 3 тыс. экземпляров. С 1863 г. тираж «Колокола» упал до 500 экземпляров, и, хотя он продолжал издаваться еще 5 лет, но тираж его так ни разу и не превысил этой цифры.
«Боже мой! — Писал В.П. Боткин. — Каким заблуждением было думать о какой бы то ни было автономии в Польше! Только недостаток политического смысла и бессмысленное либеральничанье могли породить в иных русских людях их бессмысленные симпатии к полякам — этим коренным, вечным врагам России и русского народа.» Д.А. Милютин вспоминал:
«Вооруженный мятеж Поляков и дипломатическое вмешательство Европы, столь прискорбные сами по себе, имели однако же и свою полезную сторону для России. Они произвели благоприятный перелом в настроении умов в среде наших образованных слоев; открыли глаза той части нашей интеллигенции, которая в течение двух предшествующих лет легкомысленно поддавалась в сети Польской интриги.»
Даже иностранцы были поражены силой патриотического единомыслия русских. Английский посол лорд Ф. Нэпир писал графу Дж. Росселю:
«В случае вмешательства или угроз со стороны иностранных держав воодушевление будет чрезвычайно сильное. Все национальные и религиозные страсти Русского народа затронуты Польским Вопросом. Рекруты спешат стать в ряды войска с небывалым рвением, твердо уверенные в неизбежности войны за веру.»
В условиях, когда вполне возможным казалось столкновение с Францией и Англией, Россия нашла союзника за океаном в лице США. Еще в ходе Крымской войны значительная часть американской прессы заняла демонстративно русофильские позиции — Николая I называли защитником христианства, неприязнь к Англии и Франции была также открытой и иногда доходила до открытых столкновений на улицах американских городов. Петербург, в отличие от своих потенциальных противников, оказал дипломатическую помощь Северу в борьбе против Юга в гражданской войне 1861−1865 гг. Лондон и Париж в мае 1861 г.,
«Французский посол (в Вашингтоне — О.А.), кроме того, отмечает, — докладывал Горчакову 2(14) апреля русский посланник в США барон Э.А. Стекль, — что Соединенные Штаты всегда признавали фактические правительства, не очень беспокоясь на счет того, получили ли они свою независимость в результате революции или иным путем и что, следовательно, они не будут иметь права высказать неодобрение, если европейские державы будут следовать той же политике по отношению к ним.» Формально французский посол был прав, но после действий Парижа и Лондона Вашингтон предпринял ряд мер военного порядка на границе с британским владением. В Англии сочли, что безопасность Канады находится под угрозой и начали перебрасывать сюда подкрепления из метрополии. Не удивительно, что 11 мая 1863 г. государственный секретарь США заявил, что его страна не примкнет к нотам Англии и Франции по польскому вопросу.
16(28) июня 1861 г. последовала депеша Горчакова, в которой говорилось о желании России видеть США едиными и, по возможности, избежавшими гражданской войны.
«Этот союз, — отмечал русский министр, — в наших глазах является не только существенным элементом мирового политического равновесия, но он кроме того представляет нацию, к которой наш Государь и вся Россия питают самый дружественный интерес, так как две страны, расположенные на концах двух миров, в предшествующий период их развития были как бы призваны к естественной солидарности интересов и симпатий, чему они давали взаимные доказательства. Я не хочу затрагивать ни одного из вопросов, которые ведут к разделению конфедеративные штаты. Не наше дело высказываться по поводу этого спора. Вышеизложенные соображения имеют своей целью засвидетельствовать живую заботливость Государя перед лицом опасностей, угрожающих Американскому союзу, и искренние пожелания, выражаемые Его Величеством в целях поддержания этого великого здания, с таким трудом построенного и обладавшего, казалось, столь богатым будущим.»
24 февраля (8 марта) 1862 г. Горчаков сформулировал свой подход к проблеме гораздо более ясным и энергичным образом:
«Для нас нет ни Севера, ни Юга, а есть федеральный Союз, на расстройство которого мы смотрим с сожалением, разрушение которого мы наблюдали бы с прискорбием. Мы проповедуем умеренность и примирение, но мы признаем в Соединенных Штатах только то правительство, которое находится в Вашингтоне.»
Эта поддержка в очередной раз пришла в весьма сложное для федератов время.