Восстание в Польше. Перелом в русской политике

Курс на диалог с польским дворянством не только привел в тупик русскую внутреннюю политику, перед страной забрезжила перспектива новой большой войны в политической изоляции. На глазах распадались внешнеполитические конструкции вице-канцлера кн. А. М. Горчакова, надеявшегося на восстановления прав России на Черноморском побережье с опорой на русско-французский диалог. Политика иллюзий могла продолжаться почти вечно, но для этого требовалась стабильность. Она обеспечивала успех действий доброжелателей польского дела при императорском дворе. Весной и летом 1863 года убеждать монарха в том, что польские дворяне являются наивернейшими его подданными, было бессмысленно.

15 (27) марта 1863 г. Александр II известил наместника о своем желании направить в Варшаву генерала графа Ф. Ф. фон Берга. Константин не стал скрывать своего огорчения и даже попытался изменить позицию брата, убеждая его, что этот шаг будет возвращением к военному режиму. Ничего не помогло. 17 (29) марта 1863 г. Берг был назначен помощником Великого Князя «по званию главнокомандующего войсками в Царстве Польском». Он был облечен особым доверием императора, свидетельством чего стало письмо Александра II, которое генерал и вручил наместнику. Берг должен был «…быть главным твоим помощником по военному управлению, а в случае твоего отсутствия заменять тебя временно, вступая во все твои права по званию моего наместника и по гражданскому ведомству».

Войска встретили это назначение весьма сочувственно. Берг был настоящим служакой, добившимся и чинов, и званий кропотливым трудом и верной службой. Генерал долго служил в крае при Паскевиче, хорошо знал местные реалии и имел репутацию твердого противника преобразований и сторонника решительных действий. Его приезд сразу же ознаменовал перелом в отношении к повстанцам. Свой приезд в Варшаву он отметил приказом о повешении пятерых видных мятежников в один день и час на пяти площадях города. Ничего подобного ранее не было. Следует отметить, что генерал не был полонофобом. Он вообще не выделял какой-либо национальности. Свое кредо Берг сформулировал следующим образом: «…Мы должны сурово относиться к полякам-изменникам, к негодяям, восстающим против царя, не знающим верности, но мирных, честных жителей, идущих своей дорогой в труде, а также верою и правдою служащих, — мы должны уважать; это люди; вот-вот я знаю, много поляков, которые служат хорошо, это драгоценный служилый материал, я им всегда дорожил и дорожу…»

«Это был государственный человек в полном смысле слова, — вспоминал о нем современник, — возвышавшийся над всеми окружающими его друзьями и недругами». Обширное образование, большая эрудиция, храбрость и самообладание снискали ему характеристику — «работоспособный офицер». Он обладал всем необходимым для новой должности: «…Солидный чин, титул графа, множество регалий своих и иноземных, неимоверная служебная опытность, выдержка, хитрость, достаточно твердый характер, способный не смущаться ничем. Берг мог, в случае надобности, быть очень, очень мягок; а в другом случае — мог подписать какой угодно приговор, не моргнув глазом. Что касается исполнительности, настойчивости — этого старому дипломату было не занимать стать.» Происходя из дворян Остзейского края, Берг очень щепетильно относился к своим обязанностям русского офицера. Он не любил, когда кто-то говорил по-русски с акцентом, и особо отмечал: «…Служа в России, мы обязаны быть вполне русскими, так же, как и заботиться обо всем русском». В этом он не был одинок — русские немцы с честью выполняли свой долг и не заигрывали с мятежниками. Но если добавить к этому исключительное трудолюбие генерала, работавшего, несмотря на преклонный возраст, по 16−17 часов в сутки, и его привычку входить в детали — картина будет полной.

Вслед за Варшавой настала очередь Вильны. 1(13) мая 1863 г. император удовлетворил прошение Назимова об отставке. В тот же день он получил благосклонный Высочайший рескрипт с заверениями о «всегдашнем неизменном благорасположении» и алмазные знаки ордена Св. Александра Невского. Основные военные успехи над повстанцами были достигнуты именно при нем, после мая в крае было всего несколько крупных стычек с их отрядами. Однако заигрывание с польским дворянством сыграло с Назимовым злую шутку. В начале восстания крестьяне Динабургского уезда (Динабург — б. Борисоглебск, переименованный в 1893 г. в Двинск, ныне Даугавпилс, Латвия) не дали мятежникам воспользоваться результатами нападения на транспорт с оружием. Его сопровождала небольшая команда отставных солдат, которая не смогла отбиться от внезапной атаки из засады. Так как предводителями повстанцев были местные помещики графы Платер и Моль, они сумели представить все дело русским властям в нужном им свете.

Отбитые телеги были отправлены в имение Платеров, где начался победный пир. Слухи о произошедшим быстро распространились по деревням, и крестьяне, теперь уже неожиданно для мятежников, напали на барскую усадьбу и отбили трофеи. После этого активность поляков в Полоцкой губернии резко пошла вниз. Дворяне компенсировали это поражение другим путем. Опять пошли слухи о повторении Галицийской резни. В результате Вильно запросил Петербург о присылке войск для борьбы с крестьянскими волнениями! Шеф жандармов ген. кн. В. А. Долгоруков и министр внутренних дел П. А. Валуев фактически поддержали эту просьбу. Активным защитником интересов польского дворянства был и петербургский военный губернатор ген.-ад. А. А. Суворов. Только вмешательство министра государственных имуществ генерала А. А. Зеленого, принявшего депутацию крестьян, остановило интригу. Защита дворянства доходила до того, что русская власть фактически запрещала своим сторонникам бороться с ее противниками.

Такая ситуация была типичной. Результат был прискорбным. Северо-Западный край фактически превратился в польскую колонию, где с попустительства русских властей шел процесс насильственной абсорбции польским элементом остальных. «Западно-русские крестьяне до 1863 года, — вспоминал современник, — вообще не могли знать своей родины. Земля, на которой они жили, спокон века принадлежала не им. Облитая их потом и кровью — двумя великими историческими правами на обладание, — она принадлежала побежденным русскими полякам, которые, de facto, пользовались правами победителей над русскими племенами, живущими между Двиною, Наревом, Днепром и Вепржем». Польский язык и польская культура, католицизм — все это было признаком принадлежности к господствующему сословию, которое в основном было представлено поляками. Рано или поздно этому надо было положить предел.

«Динабургское» дело бросило тень на Назимова и его методу управления. 17(29) апреля императору был представлен адрес московской старообрядческой общины: «Изменники и возмутители хотели оклеветать нас пред целым миром и приравнять нас к себе. Они лгали на нас». Александр ответил делегатам старообрядцев: «Я рад вас видеть и благодарю за сочувствие общему делу. Мне хотели вас очернить, но я этому не верил, и уверен, что вы такие же верноподданные, как и все прочие. Вы мои дети, а я вам отец и молю Бога за вас, так же как и за всех, которые, как и вы, близки моему сердцу». 25 апреля (7 мая) к императору был вызван ген. М. Н. Муравьев.

Генерал болел, с весны по осень 1862 г. он находился на лечении за границей и собирался продолжить его. Свое назначение он принял с нелегким сердцем, зная о том, насколько сильны в Петербурге позиции сторонников уступок полякам, боявшихся развития крестьянского движения и даже настаивавших на принятии мер по защите польских помещиков от русских, белорусских и украинских крестьян. В 1862 г. он был уволен с поста министра государственных имуществ в результате усилий Великого Князя Константина, сумевшего настроить против генерала императора. Но наступало время устроения Северо-Западного края, и тут Муравьев оказался незаменим. 1(13) мая он был поставлен во главе Виленского генерал-губернаторства (Виленская, Ковенская, Гродненская, Минская губернии). Тем же приказом генералу были подчинены Витебская и Могилевская губернии и войска, в них расположенные.

Еще в декабре 1830 г. Муравьев предложил план преобразований, предполагавший прежде всего поддержку православной церкви и русского образования в крае. Разумеется, он считал необходимым оказывать всемерную поддержку православной церкви для усиления связи Белоруссии с Россией и принять меры к ограничению возможности католических священников и монахов влиять на образование молодежи. После подавления мятежа 1831 г. генерал составил план необходимых действий в «губерниях от Польши возвращенных». Считая, что он был вызван «слабостию и беспечностию местного начальства», он видел его основные силы в местной шляхте — «сословии буйном и развратном», в католическом духовенстве, в то время как местное крестьянство представляло собой «сословие более страдательное». Особое внимание еще тогда генерал предлагал уделить оптимизации управления в этих губерниях, подчинения их власти наместника, формирования губернского чиновнического аппарата и полиции из «природных русских», он считал безусловно необходимым преобразование судебной системы и унификацию ее с российскими нормами, сокращение влияния римского духовенства, которое никогда не будет полностью лояльным власти, уменьшение численности шляхты и т.п.

Муравьев последовательно проводил идею того, что перспективы разумной политики сводились к созданию эффективно действующей русской административной системы: «Но для сего необходимо предварительно образовать соответственное строгое полицейское управление — в губерниях и поручить главное управление оных особым наместникам, облеченным доверием Государя Императора и опытных в способностях, нравственных качествах и знающих с должною точностию местность и свойства обывателей». В 1863 г., во время встречи с императором он изложил ему свои мысли. Генерал считал, что в Северо-Западном крае и Польше необходимо ввести однообразную систему управления, неизменно строгую по отношению к мятежникам и повышению авторитета России. На первом этапе главная задача сводилась к следующему: «Открытие и задержание главных секретных деятелей мятежа и ограждение сельского населения, оставшегося верноподданным Вашему Императорскому Величеству, от насилий и неистовств мятежников, от которых страдала и личность, и собственность каждого…» Муравьев получил полное одобрение Александра II.

Теперь эта программа могла быть реализована на практике. Для начала генералу пришлось взяться за самое простое и самое важное: «Мне надо было на первых порах рассеять польскую дурь и возродить в русских и в войске уверенность в непоколебимости предпринимаемых правительством мер. Словом, надо было восстановить правительственную власть и доверие к оной — без этого ничего нельзя было делать». Действия Берга и Муравьева, в основу которых было положено сочетание репрессий по отношению к мятежникам и гарантия мира и спокойствия лояльным подданным, продемонстрировали твердую решимость власти прекратить революционный террор.