В современной России почему-то считается, что политика — «дело грязное», и отдать его нужно на откуп каким-то сторонним людям (очевидно, плохим — хороший же в нее не пойдет?). В результате в ситуации растущего недовольства мы ожидаем появления «героев», людей-символов, которые выразили бы наш протест — вместо нас. И такие люди находятся: они выступают вперед, кричат что-то невнятное, их запускают в «распространение» (в СМИ, в интернете), к ним водят «оппозицию» и отдельных представителей элиты (условного Чубайса) — и вот очередной популист, готовый замкнуть на себя реальное недовольство, готов. Что будет делать он с полученной верой, энергией, толпами, вышедшими на митинг? Не станет ли реализовывать интересы свои или какой-то элитной группы? Этого народ уже не определяет: он не участвует в политике, он не стремится быть в ней «компетентен». «Хорошие люди» придут, а мы их поддержим.

Оноре Домье. Восстание. 1860

Не надо думать, что эта ситуация специфична для постсоветской России. Она разыгрывалась много где и много когда, но каждый раз — с одним и тем же результатом. Однако прежде чем проводить аналогии, давайте разберемся в политической ситуации, сложившейся у нас на Родине.

Значительная часть российской элиты находится в натянутых отношениях с президентом: вместо того, чтобы вести ее на Запад (куда хотели попасть еще с доперестроечных времен), он все больше и больше настраивает «западных партнеров» против себя. Конечно, в этом виноваты и сами эти «партнеры», не очень-то ждущие Россию в своих рядах.

Однако они, конечно, не будут просто рвать с российской элитой все отношения. С одной стороны, Запад реализует свои интересы и накаляет свои отношения с Россией. С другой — обещает ее элите, что все еще можно поправить, стоит только убрать некоторые неугодные фигуры, отказаться от кое-каких территорий (не только Крыма — ранее говорили и о Северном Кавказе). Поступиться международным влиянием, «сдать» пару союзников на Ближнем Востоке и Украине… Показательно, с каким трудом наша элита признает наличие новой холодной войны. Признать ее — значит отказаться от идеи «влиться в Запад». А хочется именно этого.

Элитные «терки» решаются классическим способом: задействованием народного недовольства. Так они решались в США, так они решались у нас, то же происходило и во Франции, и в Латинской Америке, и где угодно еще. Ставка делается на какого-нибудь популиста (необязательно даже прямо «агента») — требующего не перестройки системы и смены всей элиты, а удаления каких-то отдельных фигур, подкупа народа и косметических преобразований. Он не требует смены строя, не выдвигает даже тех «хороших людей», которые должны прийти на смену «жуликам и ворам» (или выдвигает уже побывавших у власти и провалившихся либералов). Он связан и с текущей элитой, и с «западными партнерами». У него нет партии или широкой организации, которая может заявить свои «права» на протест и куда-то увести процесс. Впрочем, он заигрывает с «правыми» силами: ему нужна хоть какая-то низовая поддержка и силовой блок, им — имеющее связи в элите «прикрытие». Допустим, зовут его Навальный (случайное совпадение).

Дарья Антонова ИА REGNUM
Алексей Навальный на шествии памяти Бориса Немцова

Популист становится «говорящей головой», которую возят по всем каналам и пиарят из всех щелей. «Оппозиционные» каналы (с финансированием из государства) выдвигают его как в доску «своего», международные СМИ — тоже. «Нейтральные» площадки, вроде «аполитичных» развлекательных порталов и групп в социальных сетях, покупаются. На главных страницах и в «трендах» висят ролики Навального, блоги предлагают его вновь регистрируемым в качестве «страницы, близкой Вам по убеждениям» и т. п. Группы условного «ВКонтакте» в нужный момент переформатируются из «смешных картинок» в «Навальный — наш президент»…

Возможности (и без того скудные) государственного пропагандистского аппарата — блокируются. Передачи журналистов, способных сказать что-то внятное (вроде Андрея Караулова), внезапно снимаются с эфира. Вообще объявляется запрет всем «сторонникам» власти говорить что-то о Навальном — под провокаторским предлогом, мол, «не надо его пиарить».

Митинги и марши объявляют незаконными, подкатывают к ним «страшную» технику и каждые две минуты трубят собравшимся, что они нарушают закон… Но мало того, что позволяют им собраться, — так еще и не разгоняют, пока не закончится задуманная организаторами программа. После чего осторожно «утаскивают» пару «жертв режима».

Для повышения накала идиотии начинаются элитные провокации. На рассмотрение в Думу вносятся законы, запрещающие самые неожиданные вещи (типа работы гипермаркетов по выходным). В школы и другие госучреждения приходят люди «из властного аппарата», объясняющие людям, что Навального не надо поддерживать, потому что он «против власти» (и разве что не ухмыляются при этом многозначительно и не подмигивают).

Неизвестные осуществляют теракты. В них обвиняется власть — не потому, что ей это выгодно (зачем ей накалять ситуацию?), а «просто потому что». Благо, «цензура» работает против сторонников власти, а не ее противников.

Остается только подключить к созданной системе реальный народный протест — например, по поводу «социалки» или частной собственности, — и результат обеспечен. Не нужно, конечно, создавать для народа низовые структуры, организовывать его, просвещать. Достаточно вывести пару раз на площадь — и, под коллективным давлением части местных и иностранных элит, отодвинуть от власти отдельных элитариев, не вписавшихся в новый «мейнстрим».

Bogomolov.PL
Алексей Навальный и Илья Яшин на марше в Москве в июне 2013

Система сохранена, убранные элементы сразу же заменяются ничуть не более «честными». Навальному лично перепадает что-то от власти — а, может быть, и нет. Протест слит, позиции элиты укрепляются, народ остается «за бортом» политической системы, выходящие по инерции протестующие жестко подавляются… Хочется сказать «и так до следующего раза». Да вот только его уже может и не быть.

Почему о существовании таких схем можно говорить с уверенностью? Потому что они являются «классикой» не только российской политики, но и мировой. Давайте присмотримся к схожему и хорошо изученному примеру из страны, с которой патриотическая пресса часто связывает Навального.

***

К 1930-м годам обстановка в Соединенных Штатах накалилась до градуса поистине неприличного. Армии безработных, голод, повсюду растут трущобы («Гувервилли» — по имени президента). Поняв, что проблемы не «рассосутся» ни сами, ни после силового подавления, элита США решает немного попридержать стремительно растущие правые силы — и выпустить к народу «левого» популистского политика с командой, имеющей связи в среде профсоюзов и растущего рабоче-фермерского движения. Идеальной «фишкой» для этой игры казался Франклин Делано Рузвельт. Семья его из аристократов перешла в крупную буржуазию. Сам Рузвельт имел репутацию франта, «бабника», человека предельно ветреного. Более того, в 1921 году он заболел полиомиелитом, сделавшим Франклина инвалидом. Короче говоря, сладострастный и слабовольный калека — был почти что карикатурным «марионеточным президентом».

Видя реальную опасность победы в Штатах фашизма (буквального), местные «левые» круги — включавшие не только элитариев, но и, например, находившихся на «вторых ролях» евреев, — также сделали ставку на Рузвельта. Сам президент тоже доказал, что ни инвалидность, ни ветреная юность не определяют человека — и продемонстрировал такую прыть в проведении социалистических лозунгов в жизнь, что якобы контролировавшая его элита назначила Франклина врагом №1.

В долгой истории противостояния президента и элиты нас интересует период, связанный с неким сенатором — Хью Лонгом. Этот человек активно поддерживал Рузвельта во время выборов, но когда стало ясно, что Франклин вышел из-под контроля элиты, «внезапно» стал главным его противником. Присмотримся к тому, как определенный круг элитариев США вел свою борьбу с избранным народом президентом через Хью.

Во-первых, Лонг выдвинул свою популистскую социальную программу, «боровшуюся» с «Новым курсом» Рузвельта. Суть ее заключалась в том, что экономику и «социалку» Штатов нужно поднимать через введение прогрессивной шкалы налогов — то есть с богатых денег брать больше, с простых людей и малого бизнеса — собирать мало или не собирать совсем. Конкретно Хью запомнился своими обвинениями в адрес крупных корпораций, «жирующих» за счет коррупции и не желающих делиться доходами с другими слоями общества.

Хью Лонг — «правый» популист — в 1935

Почему программу Лонга называют популистской? Дело в том, что проблемы 1930-х годов возникли не вследствие козней масонов или инопланетян. Они являлись результатом «работы» существовавшей в США экономической системы. Но Хью вместо изменения системы предлагал просто «откупиться» от народа деньгами, немного снизить уровень политической накаленности и продолжить жить, как прежде. Максимум — публично выпороть пару «ритуальных жертв», на место которых сразу же придут точно такие же порождения системы.

«Новый курс» Рузвельта же предполагал именно системные изменения — и были правы его противники из Республиканской партии, утверждавшие, что он «противоречит интересам бизнеса». Правда, они забывали добавить: крупного бизнеса, в значительной степени сросшегося с властью. Вместо того чтобы «отнять и поделить» — или залить все деньгами, Франклин предлагал принять целый ряд организационных, политических и иных мер, включавших сознательный контроль государства за экономикой для решения возникших в стране проблем. Он создавал другую систему управления, подбирал под нее кадры и давал им особые права, проводил реформы денежной системы, сельского хозяйства, создавал специальные организации вроде трудовых лагерей. Был принят первый в истории США закон о социальном обеспечении…

Говоря короче, системным изменениям Рузвельта был противопоставлен подкуп народного протеста со стороны Лонга. Особо стоит отметить, что наше государство, даже ссылаясь на опыт больших строек Рузвельта (который ссылался, в свою очередь, на СССР), тоже не понимает этого противопоставления. Или не хочет понимать. Власти кажется, что единственный метод управления — это выделение денег. Чем больше денег — тем больше управления. Естественно, что все они уходят на что угодно, только не на настоящую цель. Вопрос же всегда в том, как изменить устройство системы, откуда взять новые кадры — и каким образом (особыми полномочиями, законами и пр.) не дать им «раствориться» в окружающих «нехороших» чиновниках. Решение его требует комплексного подхода, создания низовых структур, взращивания нового политического субъекта, на что в современной России, к сожалению, способны немногие.

Во-вторых, Лонг активно заигрывал с «правыми» силами — националистами, расистами, фашистами. Тут были и скандалы по поводу поддержки ку-клукс-клана, и деятели, создававшие аналоги нацистских штурмовых отрядов. В то же время против Рузвельта устраивались теракты, погромы, сторонников его вырезали.

Хью Лонг

В 1935 году, через 2 года после избрания Рузвельта, министр внутренних дел США публично заявил, что группа могущественных (то есть входящих в элиту) капиталистов планирует осуществить в стране фашистский переворот. Этот вывод подтверждали и сторонние наблюдатели, вроде Георгия Димитрова, выступавшего в том же году на конгрессе интернационала. Тогда политическая борьба закончилась убийством Лонга и перестановками в элите — например, один из лидеров «правого» ее крыла, генерал Дуглас Макартур, был сослан на Филиппины.

***

«История учит человека тому, что человек ничему не учится из истории». Этот парадокс когда-то изрек крупный немецкий философ, считавший, что мир закончил свое движение, исчерпал новизну. А людям пора от творчества переходить к систематизации знаний. Прошедшие века показали, что простой народ (да и сама История) видел свою судьбу немного не так, как немецкий академик. Политическая мысль развивалась, и то, что не получилось у Боливара в Латинской Америке и якобинцев во Франции, было реализовано в России. Революции охватили мир, ХХ век во всех отношениях стал совсем иным, нежели эпохи предшествующие.

И вот, весь этот багаж достался нам, людям XXI века. Но мы живем при господстве капитализма, СМИ и массовой культуры. Политика из общего дела стала профессией (да еще и «грязной», которой занимаются только презренные люди — почему-то, правда, при этом самые богатые и могущественные). Мы отдали наши судьбы в руки элиты — часть которой вроде бы выбирается нами (из предложенного кем-то списка), часть же — переходит из года в год по неким внутренним, не совсем прозрачным механизмам. И все бы хорошо (мы же не хотим сами лезть в «грязную» политику — значит, за нас это должен делать кто-то другой), да вот только…

Растет недовольство: «социалка», экономика, правопорядок, культура — пожалуй, нет уже сферы жизни, состояние которой не вызывало бы у народа опасений (назовем это так, осторожно). А энергии народного недовольства никогда не растворяются в воздухе. И вот, мы видим — идут митинги (прочувствуйте это слово — «идут», как бы сами), тут и там мелькают ролики с Навальным. Обстановка накаляется: взрывы, злорадство, шквал запрещающих все на свете законов. Сцены, когда не слезающий с экранов политик под прицелом телекамер обменивается с ведущим прайм-тайма центральных телеканалов обвинениями a la: «Нет, это ты потворствуешь тотальной цензуре!» Сообщения о странных людях, «борющихся» с оппозицией через собрания в школах… Непонятно что — но что-то происходит.

В такие-то моменты и пригодилась бы политическая грамотность. Но, поскольку она была «делегирована» массами кому-то еще, — а этот кто-то тоже участвует в «странностях», — нам остается проводить аналогии и вспоминать чужой опыт — недавний и исторический…

Рузвельта впоследствии критиковали за то, что он все-таки спас правую элиту США. Там все закончилось репрессиями против коммунистов, евреев и вообще левых сил. Франклин не создал даже партию, не говоря уже о каких-то сильных низовых структурах. Профсоюзное и рабоче-фермерское движение, которое претендовало уже на политическую власть, не оформлялось, а сводилось на нет. Иными словами, если бы Рузвельт не пришел — или бы его победил ставленник элиты Лонг — США, сохранившие старую систему, пришли бы к катастрофе.

Выступление Рузвельта по радио, 1934

Наша страна тоже не «встает с колен», что бы кто ни говорил. «Социалка» рушится, наука отмирает, промышленность встала. Давление «мирового сообщества» усиливается — а проявляется оно не только в санкциях, но и в усилении бандеровцев и исламистов, угрожающих целостности государства. Идет опасная игра с сепаратизмом — не только на Северном Кавказе, но и в регионах вроде Сибири и Поволжья.

Навальный не только не собирается что-то существенно менять — он критикует сам принцип вмешательства государства в дела рынка (то есть капиталистов, разворовывающих страну), госкорпораций (то есть реализации крупных экономических проектов не в интересах крупного, зачастую международного бизнеса, а в интересах народа) и так далее. Вместо всего этого он предлагает элите немного «скинуться» деньгами на народ.

В принципе, вся эта ситуация прекрасно ложится в лекала перестройки. Под Ельцина тоже собирались митинги «против коррупции», его сторонники разоблачали коррупционеров и так далее. При этом сама правящая партия выступала против власти партии, а главный «коммунистический» идеолог — Александр Яковлев — весь аппарат цензуры направил на сторонников советской власти, а весь пропагандистский аппарат — на продвижение перестройки. О чем сам впоследствии с гордостью и писал.

***

Какова же альтернатива новой перестройке и марионеткам в руках элит? Как я и говорил, корень проблемы — в существовании самой системы: политической, экономической, социальной. Единственной прививкой от популистов, действующих в чьих-то интересах, является самоорганизация народа. Необходимо отбросить идею, что политикой должны заниматься политики: отдельные личности «не значат ни черта» и всегда зависят от элитной конъюнктуры. Также и борьба с отдельными чиновниками и капиталистами — это борьба с ветряными мельницами.

Dima Tanin
Борис Ельцин поднимает кулак, призывая своих сторонников в Москве к забастовке. 19 августа 1991 года

Широким массам необходимо не ходить на организованные кем-то «хорошим» митинги, а затем расходиться. Нужно собираться в комитеты, советы, клубы. Создавать общественные организации и собственные (не под эгидой директора предприятия) профессиональные союзы. Лучше — если эти все структуры будут гражданскими, а не вписанными в формы, предлагаемые властями, муниципалитетами и так далее. Необходимо просвещаться, получать политическую грамотность, учить историю (в том числе разобраться с событиями перестройки и перерождения советской системы). Изучать законы, прописанные там трудовые, гражданские и иные права.

Люди — не фигуры на шахматной доске элиты, не игрушки в руках популистов или администрации. Люди — граждане, способные сами решать свою судьбу. Слух о «тоталитарности» власти, к счастью, значительно преувеличен — в России еще с советских времен осталось много законов и демократических институтов, которыми граждане могут воспользоваться, если они выступают не поодиночке, а в виде организованной силы.

Существующие политические и общественные движения, отдельные интеллигенты — должны помочь народу в самоорганизации. Не выводить его на митинги и единичные акции, а создавать постоянные гражданские структуры, через которые народ может диктовать свою волю и власти, и любым популистам.

Да, этот способ сложен. Но иначе народ так и останется растерянной толпой, надеющейся на то, что ситуацию в стране исправят популисты, капиталистические элиты, мифические «хорошие люди» или стечение случайностей. Не стоит переоценивать идеальность мира. «Никто не даст нам избавленья», кроме нас самих.