Деньги, конфликт и блеф: главная головная боль официального Минска
Неизбежный Петербург
Спустя день начали проступать первые контуры итогов встречи президентов России и Беларуси в Санкт-Петербурге. Однако прежде, чем перейти к их разбору, необходимо отметить следующий очень важный нюанс. А именно, несмотря на то, что в графике Владимира Путина 4 апреля — свободный от официальных мероприятий день, в который можно было бы спокойно провести встречу с руководителем Беларуси, тем не менее она прошла именно 3 апреля, в день, когда главным мероприятием для президента России было участие в Медиафоруме ОНФ в Санкт-Петербурге. Таким образом, визит в Санкт-Петербург стал неизбежностью для белорусской стороны. И это, конечно, очень хорошо свидетельствует о настрое Москвы перед встречей.
Конечно, произошедший за несколько минут до встречи лидеров двух государств теракт в питерском метро повлиял на атмосферу встречи. С другой стороны, на фоне трагедии можно было обойтись и без традиционного политеса и более прямо обсудить суть имеющихся проблем и разногласий. Собственно говоря, об этой сути переговоров и сказал президент России на итоговом выходе к прессе — в основном они носили экономический характер.
Тем не менее говорить, что ситуация в российско-белорусских отношениях полностью прояснилась, еще рано. Как отметил Владимир Путин, стороны должны в десятидневный срок согласовать все имеющиеся спорные моменты. Это означает, что период выработки окончательного механизма реализации договоренностей по итогам встречи еще займет некоторое, но не слишком протяженное время, по завершении которого и можно будет подвести, по крайней мере, на это стоит надеяться, окончательные итоги российско-белорусских договоренностей на высшем уровне.
Вместе с тем и на сегодня уже прояснился ряд моментов, относительно которых можно говорить с большой долей определенности.
Стоило ли городить огород?
Чтобы оценить итоги переговоров, необходимо вспомнить первоначальные переговорные позиции сторон. Напомню, что позиция официального Минска сводилась к следующим пунктам. Во-первых, газового долга в 700 млн долларов нет, так как а) Москва неправильно считает цену поставляемого в республику газа, б) выполняет не рамочные союзные договоренности, а заключенный газовый контракт (хотя в договоре черным по белым написано, в каких случаях начинают действовать союзные соглашения).
Именно незаконное желание официального Минска настоять на своем привело к тому, что Россия в третьем и четвертом кварталах2016 года снизила поставки в республику нефти на 25%, до 18 млн тонн, а в 2017 году шла по графику 4 млн тонн в квартал, или 16 млн тонн в год. Пробные поставки азербайджанской и иранской нефти — по одному танкеру на 80 тыс. тонн в 2016 и 2017 годах — никакого воздействия на Кремль не имели, так как экономический смысл этих поставок на давальческих условиях просто ничтожен на фоне 25−40%-ной скидки на цену нефти, поставляемой Россией на белорусские НПЗ: 2−3 доллара на баррель не идут ни в какое сравнение с 15−25 долларами на российской нефти.
Однако экономического конфликта официальному Минску оказалось мало, и он решил повысить ставки в торге. Сначала по надуманному предлогу разжигания межнациональной розни были арестованы три белорусских журналиста, печатавшиеся в российских изданиях. Затем был арестован и через некоторые время выдан Азербайджану блогер, имеющий российское гражданство.
И «вишенкой на торте» стал опять-таки инициированный официальным Минском скандал с высказываниями директора РИСИ Леонида Решетникова. Вместо того чтобы ответить на уровне директората аналогичной структуры при администрации белорусского президента, конфликт был зачем-то поднят до уровня МИДа республики. Это говорит о многом. Прежде всего, о том, что в Беларуси нет экспертов, готовых цивилизованно, аргументированно и на соответствующем профессиональном уровне вести полемику с оппонентами. Вместо полемики включается государственная машина.
Об этом, кстати, свидетельствуют и российские телеэфиры с белорусскими экспертами. К сожалению, «долгожданный» многими в республике отрыв от Русского мира уже виден невооруженным взглядом, и стремительно нарастающая провинциализация белорусских экспертов становится таким же «фирменным» знаком республики, как и происходящая промышленная деиндустриализация.
На этом фоне Москва подчеркнуто избегала любой публичной полемики с официальным Минском. Политических заявлений не было совсем, в отличие от позиции официального Минска, который проводил нарастающую политическую эскалацию двусторонних отношений, вершиной чего стала пресс-конференция главы белорусского государства 3 февраля в Минске. Что касается экономической стороны конфликта, то Москва в виде заявлений профильных министров и вице-премьера Дворковича настаивала исключительно на необходимости возврата в договорное русло и строгого исполнения подписанных ранее контрактов, и на этом «конфликт» считался исчерпанным.
То есть Москва вела себя подчеркнуто корректно в отношении союзного государства, руководство которого то и дело переходило берега: например, в уголовном деле в отношении главы Россельхознадзора Данкверта. В этом отношении памятна фраза российского премьер-министра о том, что Москва не позволит шантажировать официальному Минску двусторонними проблемами реализацию евразийских договоренностей. И если кому-то что-то не нравится, то никто никого в ЕАЭС не держит. В результате конфликт, как и предполагалось, оказался решен. Однако Москва в этой сложной ситуации действовала безупречно — и с моральной точки зрения, и с юридической. Чего, к сожалению, нельзя сказать о Минске, который поднял со дна массу вещей, абсолютно ненужных и даже недопустимых в публичном пространстве. Однако, после того как пыль улеглась, оказалось, что республика вынуждена вернуться к тому, к чему ее изначально и призывала Москва — к четкому выполнению подписанных газовых соглашений.
Неподведенные итоги
Что мы имеем в результате? Что главный пункт разногласий, от которого и пошла плясать губерния, о том, есть ли газовый долг Беларуси перед Россией и по какой цене республика должна платить за российский газ, решен полностью в трактовке Москвы: а) официальный Минск признал наличие газового долга в сумме уже за 700 млн долларов, то есть платить надо было с января 2016 года по контрактной цене 135 долларов за тысячу кубов; б) подтвердил необходимость его оплаты в ближайшее время; в) после чего Москва вернется к поставкам нефти в республику в прежнем объеме.
Вот, собственно говоря, и весь главный предмет спора. Все остальное — международная проблематика, проблемы безопасности — блеф и мишура, не имеющая большого отношения к делу. Собственно говоря, на этих проблемах двустороннего сотрудничества президент России практически и не остановился. Что же касается проблем евразийского сотрудничества, то, возможно, весь корень интеграционной проблемы для республики кроется в том, что, в отличие от остальных стран ЕАЭС, где проблематикой экономической интеграции занимаются профильные министерства экономики, в Беларуси этим занимается внешнеполитическое ведомство господина Макея.
Далее. Если договоренности будут выполняться, то Москва готова отказаться от поставок белорусского топлива в Россию в объеме 1 млн тонн, как это было оговорено предыдущими документами, и отправлять их на экспорт в западном направлении. Тем самым республике, исходя из ее очень тяжелого экономического положения, дается возможность заработать еще около 250 мл. долларов вместо 150, если бы эти поставки шли бы в Россию. Для России потеря 150 млн долларов, в отличие от республики, принципиального значения не имеет.
Далее. По итогам переговоров обнаружился пункт, о котором общественность не знала до встречи в Санкт-Петербурге. Оказалось, республика не может оплатить имеющийся перед Россией долг в 700 млн долларов, который она должна выплатить в текущем году, и просит его реструктуризовать. Москва пошла и на этот шаг в отношении союзника и братского белорусского народа. Что касается транша из Фонда ЕАЭС, то если он будет выделен, то он пойдет фактически на оплату долга республики перед самим Фондом практически в аналогичной сумме.
Далее. Оказалось, что официальный Минск согласился и с теми временными параметрами по созданию единых рынков электроэнергии и газа, которые ранее неоднократно заявлялись Москвой: 2019 год — по электроэнергии, 2024 — по газу. Вопрос: а что это целый год было и почему не платились деньги? Может, их просто не было? И подтверждение этого, возможно, также последовало по итогам переговоров — оказалось, что, кроме долга перед Москвой по газу, у республики есть еще и долг по кредитам.
Беларусь: союзник или привилегированный торговый партнер?
Итоги удавшихся переговоров наводят на грустные размышления. Все, что мы видим, — это как бы экономические уступки Москвы и требования к партнеру соблюдать имеющиеся соглашения — нефтегазовые и другие. Эти как бы «победы» официальный Минск заносит себе в актив и демонстрирует элитам и населению. Но на самом деле, к сожалению, это абсолютно тактический уровень взаимодействия союзников. В нем нет ни грана стратегии. Все, что Москва видит, — это то, что Беларусь ведет себя как один из российских дотационных регионов, которому надо то тут 150 млн долларов дыру закрыть, то здесь миллиард подбросить до получки из бюджета, то там, и так далее.
Вот очень расхожий пример того, как рассуждают в Минске:
«Где Беларусь возьмет деньги на то, чтобы рассчитаться с «Газпромом»? Экономист, заместитель директора по научной работе Центра системного анализа и стратегических исследований Академии наук Беларуси Георгий Гриц напоминает, что на такой «критический» случай есть золотовалютный резерв. «Объемы золотовалютных резервов достаточны. Они сегодня составляют около 5 миллиардов, поэтому проблем не будет. Другое дело, что уменьшение на 20% ЗВР по этому платежу создает дополнительные риски по уплате других долгов. Но какой-то летальности или приближения к дефолту, наверное, эти наши обязательства не несут».
Директору Центра белорусской Академии наук кажется, что он сказал очень умные вещи. Однако как на эту логику смотрят из Москвы? Во-первых, оказывается, ЗВР республики составляют всего 5 млрд долларов, что в 2,5 раза меньше, чем долги республики внешним кредиторам. Во-вторых, любой эксперт и политик в России даже не подумает сказать о том, что если бы вдруг России надо было кому-то заплатить 20% своих ЗВР, то это не составит никакой проблемы. Если бы такая гипотетическая ситуация вдруг возникла, то речь бы шла минимум об отставке правительства. А в Беларуси, имеющей всего 5 млрд долларов ЗВР, оказывается, нет проблем — туда кинуть 750−800 млн долларов, сюда кинуть…
В связи с этим возникает еще один вопрос: получается, что если бы Россия не пошла на реструктуризацию белорусского долга, то вкупе с 720 млн долларов платежа за газ ЗВР республики снизились бы на 1,5 млрд долларов? То есть должник указывает кредитору, как ему себя стоит вести? Владимир Владимирович — очень вежливый человек, из Санкт-Петербурга…
К сожалению, многие в Минске не понимают, что такого рода потребительское отношение к союзнику закономерно приводит многих экспертов, да и политиков в Москве к некоторым выводам. Например. Зачем России такое одностороннее партнерство, где финансово-экономические выгоды получает только одна сторона? Про несанкционку и растворители-разбавители я даже упоминать не буду. Как строить отношения с якобы независимой в политическом плане республикой, которая в экономическом плане ведет себя как дотационный субъект Российской Федерации?
Так, по итогам встречи лидеров двух стран российские эксперты отмечают: «Белоруссия согласилась погасить свой «газовый долг» перед Россией — тот самый, который упорно отказывалась даже признавать. Однако за финансовым спором скрывается куда более сложный процесс: Кремль переводит Минск — последним из всех российских соседей — с принципа «братских народов» на принцип строго взаимовыгодного сотрудничества.
Заявленная позиция опрошенного большинства о том, что Лукашенко руководствуется не российскими, а белорусскими (как он их понимает) интересами (опрос ВЦИОМ — ИА REGNUM ), предоставляет Кремлю общественный карт-бланш для отказа от принципа «братских народов». Под которым на самом деле имело место выкачивание ресурсов из России в обмен на нечто обтекаемое под названием «лояльность». Белоруссия остается единственной постсоветской страной, где этот принцип до недавнего времени еще активно работал.
Всех остальных соседей Россия уже перевела на принцип строго взаимовыгодного сотрудничества, где за любые льготы, преференции и скидки Россия тоже должна получить нечто ценное для нее. Ныне эту непростую трансформацию Кремль проводит и в отношениях с Минском, чем во многом и объясняется нынешний столь болезненный этап в отношениях между странами. Похоже, белорусский лидер начал осознавать и принимать новые принципы двухсторонних отношений в российской внешней политике».
Если в рамках политического заигрывания с Западом власти назначили в парламент двух якобы оппозиционных прозападных депутатов — и оппозиция и «цивилизованный» Запад этот «кусочек» молча скушали и даже не поперхнулись, то почему в парламенте республики, несмотря на все многомиллиардные дотации со стороны России, которые даже согласно оценкам МВФ за десять лет составили около 100 млрд долларов, нет назначенных пророссийских депутатов? Почему в республике нет ни одной пророссийской партии или крупных общественных организаций? Почему белорусские власти зачищают именно это направление внутренней политики и где здесь союзничество?
Получается странная картина. Белорусские власти ведут себя в экономическом плане как один из российских регионов, а политически якобы как независимое государство. При этом когда в России обращают внимание белорусской стороны на это явное несоответствие, бурно и громко обижаются. Отсюда и возникает уже закономерный в России вопрос: Беларусь — это союзник или привилегированный торгово-экономический партнер? И если только партнер, судя по многим внешнеполитическим жестам и риторике белорусского МИДа, то почему тогда он привилегированный?